Энн Стюарт - Надменный любовник
— Ты не знаешь, как общество…
— Знаю, черт возьми! — Она не ожидала от себя ругательства. — Я понимаю, нас не поддержат, постараются заставить расстаться. Но мне это не важно. Я люблю тебя, Роберт Бреннан! Я хочу быть с тобой.
— Милая, — нежно произнес он, — как ты можешь любить меня? Ты меня почти не знаешь. Возвращайся к сестре. Она позаботится о тебе. Я не для тебя. Когда ты подрастешь и поумнеешь, ты поймешь это и будешь мне благодарна.
Флер молча смотрела на него. Ее губы еще горели от его поцелуев. Она хотела, чтобы он целовал и целовал ее. Она чувствовала его сильные руки на своей талии.
Но он больше не поцелует ее. Флер поднялась на ноги, смахнув сухие травинки с юбки, не опираясь на руку, протянутую им, чтобы помочь ей встать.
— А когда вы подрастете и станете умнее, Роберт Бреннан, вы пожалеете, что у вас не хватило храбрости, чтобы бороться за то, чего вы хотели.
Она вышла из сарая, держа спину прямо, с достоинством герцогини.
Глава 14
Вечерело. На поместье опускался серый туман. Ветер растрепал строгую прическу Джессамин, и .волосы падали ей на лицо. Не следовало стоять тут на ветру под дождем, надо бы вернуться в теплые комнаты Блэйнов. Но вечер был изумительно спокойным по сравнению с шумным праздником в особняке. Наиболее отважные парочки решили проехаться верхом, должны были вернуться совсем поздно.
Некоторые предпочли тихий вечер за вистом. Фредди Арбатнот объявил, что граф Глэншил слег с приступом желудочных колик и спит у себя в комате. Флер тоже лежала в кровати — бледная, с распухшими от слез глазами. Несмотря на бледность, на ее щеках и подбородке играл лихорадочный румянец, словно их касалось грубое мужское лицо.
Флер была не в силах отвечать на вопросы сестры, она лишь всхлипывала, уткнувшись в подушку. Это расстроило и озадачило Джессамин. Ее сестричка не принадлежала к числу тех, кто часто проливает слезы. Она сострадала бездомным зверям и потерянным детям, но сейчас было что-то другое: отчаяние, которое слышалось в ее рыданиях, потрясло Джессамин до глубины души.
Единственное, что пришло ей на ум, — обвинить Глэншила. На это не было веских оснований, но она уже давно пришла к выводу, что граф Глэншил является причиной всех ее несчастий. И если даже ему самолично не удалось воспользоваться недосмотром старшей сестры, чьей обязанностью было присматривать за Флер, и навредить девушке, то он, несомненно, имел к этому отношение.
Флер не хотела отвечать на расспросы сестры. Алистэйр Маккалпин тем временем удалился в этот вечер к себе в комнату под весьма подозрительным предлогом. После долгих колебаний Джессамин решила проверить, насколько граф действительно болен.
Проникнуть в его казавшуюся неприступной комнату было нетрудно. Она продумала каждый шаг и была уверена, что никто не видел и не слышал, как она прокралась по темному коридору и постучалась в его комнату. Никто не отвечал. Она постучала снова, на этот раз уже громче, а затем приложила ухо к двери. Из комнаты не доносилось ни звука. Джессамин протянула руку, чтобы открыть дверь, как вдруг звук громкого голоса заставил ее с визгом отскочить.
— Его светлость неважно себя чувствует, мисс.
Это был его лакей, Малкин. Он был похож на мертвеца. Лакей уставился на девушку с такой злостью, что Джессамин опешила.
— Я так и думала, — бодро заявила она. — Я просто проходила мимо и решила узнать, как он. Может быть, ему что-нибудь нужно.
— Я передам ему, что вы беспокоились, мисс, — неискренне протянул он. — Можете не сомневаться, я вполне справляюсь со своей работой. Хозяину сейчас нужны тишина и покой. Не думаю, что он сегодня выйдет.
— Он серьезно болен? — поинтересовалась Джессамин. — Что с ним? У меня есть кое-какие травы, и я могла бы приготовить ему отвар.
— У него кровотечение.
— Как это неприятно, — слабым голосом произнесла она.
— Очень.
Никто из них не двигался. Джессамин хотелось проверить, кто из них упрямее. Очень скоро она поняла, что для высокомерного лакея она была не заслуживающей внимания помехой.
— Передайте, что я желаю его светлости скорейшего выздоровления, — сказала Джессамин, вежливо улыбаясь и покидая поле боя.
— Непременно, мисс.
Он не сделал этого. Джессамин, завернув за угол, остановилась, прислонясь к стене. Она не услышала звуков открывающейся двери и слабого от болезни голоса Глэншила, а когда наконец отважилась выглянуть, то обнаружила, что лакей уходит, не потрудившись даже проведать своего тяжелобольного хозяина. Джессамин поняла, что Алистэйра Маккалпина не было в комнате.
Однако проверить это она не могла. Его сторожевой пес не ушел далеко, и если она еще раз попытается проникнуть в спальню, следующая их встреча будет уже не такой мирной.
В своей же собственной спальне к Джессамин были ненамного гостеприимнее, в элегантных залах особняка она тоже не могла найти себе места. Ей не нужно было заглядывать в карты, чтобы понять, что затевается что-то опасное и темное.
И в этом, несомненно, участвует Алистэйр Маккалпин.
В музыкальном зале, который так не вписывался в общую картину этого совсем не музыкального дома, по-прежнему никого не было. По темным крышам дома барабанил дождь. Джессамин прихватила в коридоре небольшую свечу, которая тускло освещала маленький зал. На стеклянной двери все еще красовалась дыра — как бы в подтверждение того, что за все это время никто не нарушил покоя здешнего места.
Джессамин отвернулась. Царапина на спине — просто безделица, она скоро пройдет, а вот воспоминание о Глэншиле пылало в ее душе раскаленным клеймом. Он смущал ее и представлял собой угрозу всему, что было для нее дорого.
Джессамин очистила от пыли верхнюю часть клавесина и положила на цветную крышку свою сумочку. Как только она взяла в руки теплые карты, ею овладело дурное предчувствие. Слишком уж хорошо она знала свои карты — у них не было от нее секретов. Ей очень хотелось погадать, чтобы узнать о нем правду, — с тех самых пор, когда она впервые увидела графа Глэншила, и сейчас желание это было настолько сильным, что она не могла больше противиться ему. Казалось, карты дадут ответ на вопросы, которые ее так мучают.
Джессамин расслабилась, пытаясь выкинуть из головы все, что могло ее сейчас отвлечь, и перемешала потрепанные картонные картинки. Перед ней вспыхивали и гасли, проносясь, цвета и символы. Девушка закрыла глаза, представляя себе его. Узкое, умное, чертовски привлекательное лицо. Губы, которые могли кривиться в усмешке и так восхитительно целовать. Губы, которые касались ее, настаивали…
Не открывая глаз, она выложила перед собой карты, их тепло покалывало ей пальцы. Затем стала долго и напряженно вглядываться в них.
