Мэри Стюарт - Девичий виноград = Дерево, увитое плющом
«Хорошая моя…»
Его тихая настойчивость приводила меня в ужас. Что-то очень похожее на панику нагромождалось внутри и прорвалось словами, которых я вовсе не собиралась говорить: «Сейчас ты имеешь в виду, что ты свободен! Думаешь, можно прогнать меня, когда это удобно, забыть на восемь лет, а потом, когда я вернулась, просто спокойно ожидать, что продолжишь с того же самого места? Ты выбираешь себе женщин в подходящее для себя время, так? Для тебя это не закончилось… Да уж понятно! Теперь, когда ты дома навсегда, а твоя жена умерла, несомненно, тебе очень удобно, чтобы я была поблизости! Так вот, это мне неудобно! Насколько просто я должна выражаться? Я пыталась сформулировать это по-доброму, но ты не воспринимаешь. Все закончилось. За-кон-чи-лось. Поэтому, не мог бы ты, пожалуйста, по-жа-луй-ста, уйти и оставить меня в покое?»
Даже при неопределенном освещении я увидела, как изменилось его лицо, и остановилась, почти испуганная. И тут мои мысли успокоились. Это опасно, нельзя этого забывать. Что бы ни случилось, что бы я ему ни сказала, попытаюсь я или нет продолжать маскарад, все равно опасно. Почему не рискнуть и не довести все до конца? Один раз умираем. Форрест прошел через это много лет назад, ему нельзя позволить начать все сначала, ни за что. И есть только один способ это предотвратить. Кон, в конце концов, сделал ясным, как разыгрывать мои карты. Но как приступить… Я молча смотрела на него.
Он перехватил инициативу, заговорил так в лад с моими мыслями, будто подслушал их. «Если бы это не было абсурдом, — сказал он очень медленно, — если бы это не звучало безумно, как черная магия… Я бы сказал, что ты не Аннабел. Даже за восемь лет человек не может так измениться».
Я вздохнула, закашлялась и сказала, возможно, слишком громко: «Ну и очень глупо. Кем еще я могу быть?»
«Это, — сказал он еще медленнее, — как раз меня и интересует».
Полагаю это утверждение разбило все остатки моих линий обороны. Я просто стояла, глазела на Адама и чувствовала, что меня несет судьба. Темные Боги влюбленных сначала помогали мне, а теперь бросили, да еще со смехом. Я не пыталась говорить, просто смотрела на Адама Форреста и наблюдала, как меняется его лицо.
Он быстро шагнул вперед и остановился передо мной. Я не шевелилась. Он сказал: «Должно быть, я схожу с ума. Это невозможно. Нет». Он протянул руки и осторожно повернул меня лицом к луне. Я опустила глаза и крепко сжала губы, чтобы они не дрожали. Долгая пауза. Потом он убрал руки и резко отвернулся. Отошел на несколько шагов. Я подумала, что он сейчас уйдет и оставит меня, панически подумала, куда он, интересно, пойдет, но он неожиданно остановился. Несколько секунд стоял ко мне спиной, глядя в землю. Потом повернулся так, что каблуки зарылись в траву. Лицо спокойно. «Это правда?»
Я задумалась, не зная, что ответить. Секунды растянулись на года, и я поняла, что мои сомнения уже послужили ответом. Молча кивнула.
«Вы не Аннабел Винслоу?»
Я откашлялась и умудрилась сказать спокойно, даже почти с облегчением: «Нет, я не Аннабел Винслоу».
«Вы… не… Аннабел». Он сказал это еще раз, резкость вопроса перешла в удивление.
На этот раз я ничего не сказала. Иррациональное чувство облегчения, будто я избежала опасности, не оставляло меня. Лунный свет, декорации из очень тихих, будто нарисованных, разрушенного дома и деревьев. Маленькие солнечные часы подползают своей тенью к нашим. Ощущение полной нереальности происходящего. Мы не были людьми, которые днем едят, работают и разговаривают. Существа из мира фантазии, создания освещенной луной сцены, живущие только страстями, способные обсуждать любовь, смерть и боль только в возвышенных стихах. Это мир заколдованного черного паруса, волшебной чаши, ласточки с золотым волоском в клюве. Мы населяем ночной сад, смерть и любовь напоминают нам о поэзии, а не о страхе, ссорах, угрюмых железнодорожных платформах, оставленных без ответа телефонных звонках, неотосланных письмах, годах жуткого одиночества…
Лунный свет освещал солнечные часы не бледнее солнца. Время существовало.
Я все еще стояла лицом к свету. Адам снова подошел ко мне и рассматривал мое лицо. «Вы выглядите как она, двигаетесь так же. Но голос другой… и что-то еще… Не спрашивайте что. Но это… необыкновенно. Это не поддается разуму».
Я сказала спокойно: «Но это правда».
Он коротко и совсем невесело засмеялся. «Вы истратили сегодня массу времени, чтобы сообщать мне различные правды. По крайней мере, эту принять легче. — Он отшатнулся. — Кто вы?»
«Это важно?»
«Возможно, нет. Но очень важно, почему вы здесь и почему вы это делаете, что бы вы ни делали. По крайней мере, не похоже, чтобы вы застраховались от возможных потерь. Можете с таким же успехом рассказать остальное, я имею право знать».
«Имеете?»
«Конечно. Вы очень много знаете о моих делах, иначе не пришли бы сегодня встретиться со мной. Кто вам рассказал? Аннабел?»
«Аннабел?» — переспросила я тупо.
«А кто еще мог? — Он повернулся лицом к циферблату солнечных часов, водил по нему пальцем, говорил очень резко. — Скажите, пожалуйста. Где вы ее встретили, что случилось, что она сказала. Что вы знаете о ней».
«Все не так! Ничего подобного не случалось! Никогда я не встречала Аннабел! Мне рассказала Юлия!»
«Юлия?»
«Да. Да не волнуйтесь, она на самом деле ничего и не знала про вас с Аннабел. Видела, что вы встречались и говорили в лесу и знала про почтовый ящик в девичьем винограде. Однажды видела, как Аннабел положила туда письмо, а другое вытащила. Она… считала, что это совершенно естественный и романтический способ для любовной истории. И никогда никому не говорила».
«Понимаю. И что она рассказала конкретно?»
“Только это, про встречи и девичий виноград. Она хотела, чтобы я знала, что она знала. Она… Она думала, что я захочу встретиться с вами сразу».
«Гм, — он опять повернулся к циферблату и, казалось, очень увлекся выковыриванием мха из щелей. — Повезло вам, да? Что она знала и сказала? Иначе вы бы немного удивились при нашей первой встрече. — Он вытащил очередной кусочек мха и исследовал открывшуюся бронзовую поверхность очень внимательно. — Вы уверены, что это все, что вам сказала Юлия? Я не предполагаю, что она нарочно шпионила, но она была тогда только ребенком и вряд ли могла осознать, что происходит. Но не хочется думать, что кто угодно, тем более ребенок…»
«Честно, это все».
«Да, вы отлично сыграли роль. — Голос приобрел металлический оттенок, будто он набирал сил от бронзы, которую гладил. — Трудно поверить, что вы знали так мало. Может, Коннор Винслоу как-то выяснил…»
