Юлия Шилова - Утомленные счастьем, или Моя случайная любовь
– Но мне плохо.
– Ах, плохо, – засмеялся грек. – Ничего, потерпишь, за такие деньги можно потерпеть. Сейчас я поколочу тебя железным прутиком, а ты покричи погромче. Мне нравятся женские крики. Они возбуждают даже больше, чем вид крови, – Грек сел на кровать и выразительно посмотрел на комод. – Видишь тот ящичек? Он там лежит. – Из открытого рта, как у безумного, потекли слюни. Черные глазки навыкате быстро заморгали. – На нем сохранилась кровь твоей предшественницы. Она была покрепче тебя.
Нет, только не это... Я не вынесу истязаний, я умру...
В изголовье кровати, на широкой полке, предназначенной для всяких мелочей, стояла красивая статуэтка из мрамора. Поджарая, хорошо развитая девушка в легкой коротенькой тунике, накинутой на обнаженное тело. Стройные ноги перетянуты ремешками сандалий. За спиной колчан со стрелами. В руках – лук. Лицо воительницы. Амазонка... Это судьба! Схватив статуэтку обеими руками, я размахнулась и, прикусив губу до крови, с силой опустила ее на уродливую голову своего мучителя. Получай, ублюдок! На тебе, на, на!
За первым ударом последовал второй, за вторым – третий. Движимая злостью и обидой, я не могла остановиться, хотя понимала прекрасно, что грек уже мертв. Остекленевшие черные глаза безразлично смотрели в потолок. Волосы, слипшиеся от крови, торчали в разные стороны, как иголки у старого ежа. Толстый язык вывалился из раскрытого рта. Пенис торчал по-прежнему. Наверное, это протез...
Господи, о чем это я? В доме полно прислуги. У ворот – вооруженная охрана. Теперь мне не выбраться отсюда, не выбраться никогда. Макс...
Как же ты далеко. Макс... Ладно, не время еще раскисать. Надо бы одеться для порядка. Больно-то как... Кровь, везде кровь... Трусики, бриджи, топ... Голова как кружится... Сумочка, моя сумочка... Что это в ней? Кольца? Сережки? Не нужны они мне, не возьму... Забирай обратно свое добро, садист чертов!
Высыпав содержимое сумочки на грудь мертвого грека, я собрала последние силы, на подгибающихся ногах вышла из спальни и потеряла сознание.
Карета «Скорой помощи» доставила меня в тюремный лазарет. Зарешеченное окно не оставляло ни малейшей надежды на побег. Впрочем, мечтать о побеге было бы глупо. Паспорта нет, из одежды одна рубашка с проставленным на ней крупным фиолетовым номером: 478. Я – убийца. Убийца... Слово-то какое зловещее... Ничего, надо привыкать... Греческие законы я, конечно, не знаю, но, думаю, выбор невелик. Пожизненное – раз, вышка – два. Вот и весь сказ. Я бы, наверное, предпочла второе. Зачем мне, спрашивается, жить? Макса я не увижу никогда и даже не смогу услышать по телефону его голос. Ладно уж, пусть сажают на электрический стул. Было бы словом с кем перекинуться на прощанье...
На соседней кровати под капельницей лежала молодая девушка. Курносый нос, волосы русые, как у меня. Нет, она не гречанка, это определенно. Но кто? Русская? Полячка? Она-то сюда как загремела?
Размышления мои прервала вошедшая в палату медсестра. Ну и мымра! Специально, что ли, таких в тюрьму набирают? Посмотрев на меня, «мымра» удовлетворенно кивнула и, растянув тонкие губы в жалкое подобие улыбки, сделала кому-то приглашающий жест. Так, начинается, невольно подобралась я. Следователя, наверное, прислали. А может, консул пришел?
Вместо консула, распространяя запах дорогих сигарет и хорошего одеколона, в палату вошли двое мужчин. Один из них в полицейской форме, другой – в штатском. Прежде всего мне подсунули какие-то бумаги, и я, не читая, подписала их.
Удовлетворенно хмыкнув, полицейский положил их в кожаную папку и сел на придвинутый «мымрой» стул.
– Нам удалось предположительно установить вашу фамилию, имя и отчество, – на ломаном русском языке сказал мужчина в штатском. – Хотелось бы уточнить дополнительно цель вашего визита.
Опустив глаза, я промолчала.
– Известно ли вам, кого именно вы убили? – продолжил допрос переводчик.
«Мымра» и ему предложила сесть.
– Конечно, известно, – криво ухмыльнулась я. – Сексуального извращенца.
Переводчик что-то сказал полицейскому, и тот записал это в свой блокнот.
– Какие у вас были отношения? – вновь спросил переводчик.
– Он платил мне за секс.
– Вы русская проститутка?
– Да, я русская проститутка, – спокойно ответила я.
– И сколько он вам платил?
– Тысячу долларов за ночь. Остальное перепадало моему сутенеру.
Мужчины удивленно переглянулись и быстро залопотали по-гречески. «Впечатлениями обмениваются, гады», – равнодушно подумала я и отвернулась к окну.
– А зачем вы его убили? – прозвучал следующий вопрос.
– Зачем? А что бы вы сделали на моем месте? Он накинулся на меня с кулаками, а я стала защищаться. И знаете, я получала от этого наслаждение. Ни сожаления, ни угрызений совести я не испытывала.
– Вы сделали это осознанно или в состоянии аффекта?
– Я сделала это осознанно.
– Дрянь, ты даже не представляешь, какого влиятельного человека ты убила!
Переводчик вскочил со стула и отвесил мне звонкую пощечину.
– Да пошел ты, – только и ответила я.
Больше в тот день меня не тревожили. После допроса другая уже медсестра, молодая и приятная на вид, принесла мне поесть. Вот уж не знаю, как кормят в российских тюрьмах, но здешний обед мне понравился. Большой кусок золотистого рыбного филе со слабым привкусом лимонного сока, горстка поджаренной во фритюре картошки, свежие огурчики, сладкий компот. К этому прилагалась горстка разноцветных таблеток, которые немедленно последовали в раковину – буду я пить всякую дрянь!
Девушка на соседней кровати по-прежнему лежала без движения. А может, она умерла? – испугалась я и, поспешно вскочив, схватила ее за тонкое запястье, пытаясь нащупать пульс. Нет, жива вроде... Руки холодные, исколотые, на предплечьях едва заметные синячки... Наркоманка, выходит... Повидала я таких на своем веку. Даже сама одно время пробовала дурь, но остановилась вовремя, к счастью. Жалко, девчонка молодая, красивая... Попалась скорее всего за сбыт наркоты.
Постояв немного у зарешеченного окна, я растянулась поверх суконного одеяла и, закрыв глаза, стала думать о Максе. Теперь-то он никогда не узнает, что со мной приключилось. А если бы узнал? Взорвал бы, наверное, эту тюрьму к чертовой матери. Он такой, он может... Перевернувшись на бок, я уснула.
Разбудил меня удушливый запах дыма. В палате было темно, но сквозь щели двери слабо просвечивал колеблющийся красноватый свет. Сомнений не оставалось, в коридоре что-то горело.
Но ведь в этом чаду можно задохнуться! Медсестра, охранники – где же они все?
Зажимая нос обеим руками, я выглянула в коридор. Охраны у дверей не было. Откуда-то снизу доносились громкие крики, кажется, раздавались какие-то команды. Справа, со стороны лестницы, стеной наступал огонь. До него оставалось метров пять, не больше. Шаловливые язычки пламени, совсем не страшные на вид, были еще ближе. Бежать, бежать немедленно! А как же соседка? Девчонка лежит в беспамятстве. Кто ей поможет, кто?
