Елена Арсеньева - Прекрасна и очень опасна
О, если бы она и в самом деле спросила… Он бы схватил ее и так держал, что она при всем желании не вырвалась бы!
И вдруг его словно ожгло: а что, если на этом все кончается? Если она сочла, что ее план вполне исполнен? Если ей больше не нужна помощь «кобры»? Что, если она больше не позвонит? И он ей больше не нужен?
Какой же он был дурак, что не узнал раньше, где живет Лида! Конечно, можно рискнуть и прямо сейчас. Но тут есть опасность. Если она и впрямь решила сегодня покончить со всеми делами, то будет таиться от него так, что слежка может и не увенчаться успехом. Черт… как бы это половчее выведать, каковы ее планы?!
Вдруг резко запахло хвоей. Мимо протопал мужичок, согнутый в три погибели. На плече его лежала преизрядная елка. И тут Ярослава осенило!
– Кстати, а вы в курсе, что сегодня уже 29 декабря? – спросил он с самым равнодушным видом. – Вы что-нибудь намерены предпринимать на праздники? А то я собирался съездить в деревню к друзьям…
– Ну так и поезжайте, – равнодушно пожала плечами Лида. – Пожалуй, стоит пока подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Сейчас я приду домой и позвоню Виталию. Думаю, теперь он вполне может напомнить о себе своей старинной подруге. Я уверена, что она очень обрадуется его звонку. Особенно перед Новым годом, когда придется срочно решать, что ей делать… А у него как раз дежурство 31-го. Ну а потом, когда она сходит к Виталию, я решу, как будем действовать дальше. И позвоню вам.
Ярослав кивнул. Наверное, надо было что-то сказать, но он не мог из себя выдавить ни звука: боялся, что в голосе прорвется мальчишеская, ошалелая радость – она не исчезнет! Она вернется! Она еще позволит ему смотреть на себя, слушать свой голос, украдкой вдыхать аромат духов… увы, изрядно отравленный теперь полынным ароматом, которым Лида невольно пропиталась, отравляя жизнь Майе. То эти капсулы, распыленные в кабинете директрисы клуба. То два кубика экстракта полыни, впрыснутые в замочную скважину ее двери с помощью того самого шприца, которому предстояло лежать затоптанным в сугробе… Еще один такой шприц был выброшен в урну на многолюдной Покровке, где Ярославу удалось подойти к Майе сзади почти вплотную и обрызгать эссенцией ее песцовую шубку. Бедняжка зашлась таким кашлем, что даже не заметила диверсанта!
Лида, наблюдавшая за этой сценой с другой стороны улицы, была убеждена, что Майя не заподозрила ничего неладного, ей и в толк не взять, почему ее теперь на всех улицах будет преследовать ненавистный полынный аромат. А с сегодняшнего вечера начнутся ароматические глюки в кабинете из-за двух распыленных там капсул и в собственной квартире… И вот теперь в игру вступит Виталий Привалов, доведенный Ярославом до нужной кондиции…
Хоть бы Майя оказалась крепким орешком! Хоть бы не сдалась! Хоть бы услуги «кобры» еще понадобились Лиде!
И вдруг у Ярослава стало легче на душе. Никуда от него не денется Лида. Как бы она ни конспирировалась, как бы ни скрывала свой домашний адрес, есть такая штука – «адресное бюро» называется. Кстати, находится оно в двух шагах от «Красной волчицы» И уж там-то любой и каждый может узнать домашний адрес гражданки Погодиной Лидии Николаевны, примерно тридцати лет или чуть больше.
Ну, насчет любого и каждого неведомо, а гражданин Башилов Ярослав Максимович проделает это всенепременно. Причем завтра же!
А уж зная адрес, он и телефон выяснит в справочной службе!
Ярослав простился с Лидой так небрежно, как если бы только и мечтал сейчас оказаться от нее минимум за десять верст. И с легким сердцем поехал к себе на Звездинку.
25 апреля 2002 года
– Здравствуйте! – крикнул, открыв Лиде дверь, высокий худой человек с веселым лицом. – Это вы от Кларочки? Это вы, значит, молодая начинающая кропательница литературных произведений?
Лида запнулась на пороге, но тотчас же сообразила, что загадочная «кропательница» – это то же, что писательница. От слова «кропать» – писать, сочинять. Растерянно кивнула. Это, что ли, известный адвокат? Она почему-то не очень поверила описанию Кларочки и ожидала увидеть вальяжного еврея с брезгливым выражением лица. А этот – какой-то немолодой мальчишка с быстрыми карими глазами. Даже глубокие залысины выглядят как супермодная прическа. Дорогие джинсы, такая же рубашка – и при этом растоптанные домашние тапки с дыркой на правой ноге, откуда торчит палец в шерстяном носке.
А музыка как гремит! Лида поежилась.
– Проходите, барышня! – прокричал хозяин. – Позвольте!
И он с легкостью необыкновенной вытряхнул Лиду из плаща.
– Пожалуйте в комнату!
Тут музыка была вообще оглушительной! Лида не без испуга смотрела на проигрыватель с огромными колонками – это был главный предмет обстановки. Рядом с ним диван и два кресла казались чем-то необязательным.
– Хорошо, что вы пришли! – прокричал хозяин. – А я тут лежу – больной в дрезину. Слушаю вот музычку. Вам нравится?
Лида только похлопала глазами, не зная, что сказать. Она ничего не слышала, не воспринимала – только грохот. Господи, как бы ему сказать, не обидев, чтобы сделал потише? Интересно, как они будут разговаривать?
Хозяин, глянув на ее ошеломленное лицо, хитро усмехнулся и легким движением скользнул к проигрывателю. В то же мгновение грохот стих, и Лида услышала в самом деле великолепную музыку.
– Это Гершвин, «Голубая рапсодия», – голос хозяина показался неожиданно громким. – Лучшее исполнение, по-моему, играет симфонический оркестр штата Юта, США. Дирижер Морис Абраминэль. Абраминэль, фу-ты ну-ты, ножки гнуты… Факт, что Абрамович! – И хозяин заржал – вот именно что не засмеялся, а громко, чрезвычайно весело заржал.
– Любите симфоническую классику? – спрашивал он, разглядывая Лиду. – Или что вы предпочитаете? Элвиса? Может, вам по душе четыре гарних хлопчика з Ливерпуля? А впрочем, они теперь тоже крутая классика. А вас не напрягает, что я слушаю «Голубую рапсодию»? Имейте в виду, это ничего не значит! Слово blu может быть переведено как «голубая» или «печальная». Так что, если хотите, назовем ее «Грустной рапсодией».
– Да я очень спокойно отношусь к слову «голубой», – сказала Лида. – Я долгое время жила во Франции, а там все национальные сборные имеют голубую форму. И комментаторы, и газеты, и радио, и ТВ так и заявляют: голубые, дескать, выиграли, голубые проиграли, голубые идут вперед, голубые то да се… Там на это никто не реагирует, потому что у них это слово не имеет того скабрезного значения, как у нас. Эти самые ошибки природы называются у них «пидермоны» или «пиде».
– Да, у каждого свои прибамбасы, – усмехнулся Марк Соломонович. – А вы, значит, жили во Франции? А почему вернулись?
