Энн Максвелл - Тень и шелк
Но чувство оказалось стойким. Он должен защитить эту женщину.
Наконец, пожав плечами, Шон смирился с внезапным чувством, как научился мириться со множеством неприятностей.
«Не спорь с кармой, — сухо напомнил он себе. — Все равно проспоришь».
Но прежде всего он должен защищать интересы монахов Лазурного храма. Они обратились в «Рисклимитед» и лично к нему, Шону, с просьбой вернуть священный фрагмент шелка.
Вот его основная цель и задача. В этом не может быть сомнений.
Когда звук шагов стал стихать, Шон испытал разочарование и облегчение одновременно.
Разочарование — оттого, что реликвия так и не появилась.
А облегчение — оттого, что Дэни пока не грозила опасность.
Он не мог допустить, чтобы Дэни пострадала или даже испугалась, если этого можно избежать.
Впрочем, умеренная доза испуга пойдет ей только на пользу, с досадой подумал Шон. Она и понятия не имеет о собственной беспомощности. Стоило подкупить прислугу в отеле, и у него появились все сведения о ней, кроме разве что номера свидетельства о рождении.
А если бы Дэни захватила свидетельство с собой, Шон нашел бы его, когда обыскивал ее номер. Она не удосужилась спрятать документы или запастись чужими, отправляясь покупать шелк.
Слишком доверчива, решил Шон. Невинная жертва в игре хищников.
Попросту дура, мрачно подытожил он.
Даже сейчас он не верил своим глазам, вспоминая, как Дэни стояла посреди открытого рынка у храма, договариваясь с Фаном. А потом бродила по Лхасе, совершая законные и незаконные обмены валюты и складывая ее в карман.
Большую часть дня Шон провел, наблюдая за ее более чем предсказуемыми передвижениями. Его удивило только одно: агенты китайской полиции не арестовали ее и не увезли в Пекин.
Но не менее странно выглядело преследование русского, с беспокойством вспомнил Шон, подсчитывая шансы. По крайней мере он мог поручиться, что тот белобрысый был русским.
Бледный иностранец с виду напоминал упрямого, набычившегося эстонца или украинца. Шон немало повидал их в Афганистане, в войсках спецназа — особых подразделениях, которые рыскали по Афганистану, как волчьи стаи, незадолго до распада советской империи.
Шон хорошо знал, как выглядят спецназовцы. В то время он несколько месяцев прожил среди оборванных моджахедов, обучая их выводить из строя новейшие советские танки с помощью древнего порохового оружия.
Мысленно чертыхнувшись, он еще раз взвесил степень наивности Дэни. Только слепая невинность могла не заметить преследования громоздкого русского.
Впрочем, нехотя признался Шон, Дэни проявила сообразительность, воспользовавшись старым трюком со служебным входом «Холидей инн». Нет, она не глупа.
И все-таки она дилетантка в игре, где то и дело гибнут профессионалы.
Возможно, ее ослепила алчность, напомнил себе Шон. Этим и объяснялся сумасшедший риск, на который она пошла, словно не замечая его.
Но мысль о Дэни, как о жадной перекупщице антиквариата сомнительного происхождения, показалась ему отвратительной. Это никак не вязалось с тем, что Шон обнаружил в комнате Дэни. Там не оказалось ни единого предмета роскоши, на приобретение которых часто толкает алчность. Даже одежда Дэни была просто удобной, легко стирающейся в любых условиях и далеко не новой.
Как и ее белье.
Если бы ему удалось отыскать в комнате Дэни несколько соблазнительных кружевных вещиц, пренебречь ею было бы гораздо проще. Белье из страны фантазий. Женщина оттуда же, не вызывающая ни малейшего интереса у Шона Кроу.
Но почему-то вид ее простого, поношенного и сокрушительно чистого белья вызвал у Шона мгновенную вспышку интереса.
Впервые за почти три года обет безбрачия, данный по собственному почину, стал для него скорее помехой, чем освобождением.
Снизу вновь донеслись шаги. Они затихли там, где, по мнению Шона, стояла Дэни. Послышались голоса.
Ее голос и мужской.
Фан? Шон прислушался.
Прислушиваться и строить догадки — единственное, что ему оставалось. Он лежал слишком далеко от края крыши, чтобы видеть и слышать происходящее. Стоит ему сдвинуться с места, крыса пискнет и убежит.
Дэни этого не заметит в отличие от Фана — если к ней и вправду подошел он.
Крыса и Шон уставились друг на друга в синеющих сумерках. Животное затаилось так близко, что Шон видел, как блоха медленно ползет по голому носу хвостатой твари, нацелившись на уголок глаза.
Крыса не обращала внимания на кусачее насекомое. Раздираемая страхом, желанием сбежать и голодом, она ждала.
Поджав губы, Шон выпустил ровную струю воздуха в сторону грызуна.
Крыса отпрянула, развернулась и молча засеменила к своему логову у конька низкой крыши.
Шон вновь принялся по дюйму подползать к краю крыши, ощупывая каждую черепицу перед собой, прежде чем коснуться ее. Он направил свою энергию внутрь, прогнал все посторонние мысли и не боялся ничего — разве что случайно выдать свое присутствие.
Еще девять дюймов, затем шесть.
Безмолвный, как сама ночь, Шон спускался по крыше, пока ее край не оказался на расстоянии дюйма от кончиков растопыренных пальцев.
Теперь он явственно различал голоса.
— Я слышала, как вы подкрадывались сюда минуту назад, — укоризненно произнесла Дэни.
— Да, мисс Уоррен.
— Я же говорила, что приду одна.
— Так и есть. Но мне было необходимо убедиться.
Шон снова передвинулся вперед. Одним глазом он видел макушку Дэни — темные густые волосы. Должно быть, она только что вернулась из археологической экспедиции: волосы выглядели так, словно недавно были подстрижены тупыми ножницами или подрезаны охотничьим ножом.
Двигаясь медленно, как меняется тень в лунном свете, Шон преодолел последний отрезок пути и наконец смог увидеть лицо Дэни. Гладкая и чистая кожа, выразительные черты. Изменчивые ореховые глаза Дэни теперь были темны, как ночь.
Шон в любое время нашел бы ее привлекательной, но сейчас ее пристальный взгляд, устремленный на выходящего из тени Фана, был просто неотразимым.
В этой женщине чувствуется неподдельная сила, понял Шон. Чертовски досадно, что она слишком наивна и своими руками роет себе яму.
Правда, она не настолько наивна, чтобы выйти на свет — по крайней мере пока.
— Не бойтесь, мисс Уоррен. Это всего лишь я, Фан.
Широкая ухмылка Фана обнажила три пожелтевших, гнилых передних зуба — свидетельство длительной привычки держать сигарету в одном и том же углу рта.
Ухмылка Фана не успокоила Дэни — скорее напомнила ей фонари из тыкв и истории о призраках и кладбищах.
Дэни удивляло, что этот азиат со щербатой улыбкой превосходно говорит по-английски. Даже трудные согласные он произносил чисто, лишь чуть растягивая.
