Владимир Романовский - Вас любит Президент
– Доброе утро, – сказала она, садясь на постели. Она взглянула на часы. – Ах ты, черт … Это правильное время?
Стрелки стенных часов не двинулись ни разу за последние два года, но это, решил Роджер, несущественно.
Она потянулась за чулками на полу, а затем за лифчиком, тоже на полу. Теперь Роджер вспомнил. Бар. Алкоголь. Еда, какую обычно подают в баре. Изжога. Разговор. Две женщины. Я – репортер. Ах, правда? Из какой газеты? Из «Крониклера». Ну да?
Но как же ее зовут? Не помню. Не важно.
Журналист Игнорирует Несущественные Детали.
Она окинула обстановку неприязненным взглядом
– Ты ужасный неряха, – сказала она с фальшивой нежностью в голосе. – Может, тебе нанять кого-нибудь, чтобы время от времени квартиру убирали?
Журналист Слишком Равнодушен К Объекту, Чтобы Раздражаться.
Он закурил.
– Ты всегда куришь, как только проснулся? – спросила она строгим голосом по пути в ванную.
Он решил удостоить ее ответом.
– Только когда мне скучно.
Он пожалел, что сказал ей это.
– Извини, как?
– Личная шутка, – объяснил он.
– Ага. Ну, ничего. – Она скрылась в ванной. – Чистое полотенце есть? – крикнула она оттуда.
– Нет.
– Что?
– Нет! – крикнул он.
Это была неправда, но его заинтересовало, как она среагирует. Она никак не среагировала, а просто включила душ.
Он сделал себе еще кофе.
– Дай мне мою сумку! – сказала она из ванной.
Он проигнорировал просьбу. Думая о чем-то другом, он потянулся к телефону.
– Да, босс! – ответил знакомый голос.
– Слушай, Чак, – сказал Роджер. – Скинь все, что тебе нужно, в сумку и встречай меня у входа через пять минут. Это срочно.
– Никаких проблем, босс, – сказал Чак.
– Эй, – сказала Русая Загадка, стоя перед ним и роняя вокруг себя водяные капли. – Ты слышал? Я просила тебя дать мне мою сумку.
Он посмотрел на нее пустыми глазами. Не было никакого Чака, не было машины, не было главной статьи столетия, и никто кроме таксистов не называл его «босс». Такая картинка, плод воображения. Раньше она, картинка, была намного сложнее и включала встречи с высокопоставленными особами, интриги, заговоры, убийства, насилие, и Премию Пулицера за блистательный журнализм. Репортер Награжден В Соответствии С Заслугами. Со временем упростилась.
Ничего сенсационного никогда не происходит до полудня. А если и происходит, то об этом никогда не пишут в тот же день собственно в газетах. Зачем от журналистов на зарплате требуют, чтобы они появлялись в конторе в девять утра – загадка. Вещи, о которых следует писать репортажи, происходят, если подумать, после пяти вечера, то есть, после того, как большинство репортеров ушло домой.
Роджеру хотелось, чтобы сенсационные вещи происходили постоянно.
Детство и отрочество Роджера прошли в обстановке, возбуждающей зависть и ненависть большинства населения мира. Отец его, не будучи членом влиятельного класса от рождения, был, тем не менее, несказанно богат. Сын мог выбрать любую карьеру, но даже в раннем детстве Роджер мечтал сделаться именно репортером. Около года назад, Арнольд Хемсли Вудз, отец Роджера, переговорил с одним своим знакомым, имеющим контрольные капиталовложения в нескольких газетах. Вскоре после этого Роджеру дали первое задание. Радость получилась недолговременной.
Никаких опасностей и переделок, никакого риска. Вообще. Что касается войн – они вообще не заслуживали присутствия репортеров, в основном, и репортаж можно было вести не покидая конторы, по крайней мере в той газете, в которой работал Роджер. Голливудские знаменитости и скандальные строители, вроде Трампа и Тишмана, являлись единственными возможными объектами скандальных хроник. Репортажи о правительственной коррупции ограничивались бессмысленной, не очень логичной руганью по адресу Президента и его скучных коллег. Пойманные преступники, которым грозило длительное заключение, во время интервью не говорили ничего интересного помимо корявых банальностей, а преступники менее значительные затруднялись сформулировать свое возмущение обществом осмысленными фразами, годными для печати. Прохожие на улицах высказывали мнения о текущих событиях, целиком совпадающие с теми, которые уже публиковались в прессе и передавались по телевизору. Роджер продолжал на что-то надеяться, без особых причин. Однажды, надеялся Роджер, в какой-нибудь славный, многообещающий, блаженный день он найдет, исследует, и предоставит вниманию публики настоящее сенсационное событие.
Русая Загадка вышла из ванной полностью одетая (во вчерашнюю одежду, понял Роджер – значит, она не живет здесь со мной, и у нее нет здесь запасных вещей). Ее резкие, запоминающиеся черты украшал слой косметики. Неприятно запоминающиеся, подумал Роджер.
– Я так опаздываю! – сказала она. – Извини, что я так спешу. Телефон?
– Я завтра уезжаю в Африку, – сказал Роджер, делая серьезное лицо. – Позвони мне недели через три.
– В Африку! – сказала она. – Как я тебе завидую!
– Обычное задание.
– И все таки – номер?
В руке она держала свой телефон, готовая вводить диктуемые цифры.
Роджер продиктовал цифры, одну неправильно.
– Черт, даже не верится, что я так опаздываю, – сказала она, снова посмотрев на неработающие часы. То, что стрелки с тех пор, как она на них до этого смотрела, нисколько не сдвинулись, не произвело на нее никакого впечатления. Телефон ее показывал правильное время, но она не придала этому значения. Она поцеловала Роджера в губы, и попыталась поцеловать еще раз – уже французским способом, но он не ответил на поцелуй – и исчезла.
Он так и не узнал, как ее зовут. Надо бы узнать. Впрочем, зачем? Да и вообще она не слишком привлекательна. Намерений встретиться с ней еще раз у него не было. За исключением возможности (сомнительно, впрочем) оригинального поведения с ее стороны, кое поведение заставило бы его на ней жениться и иметь с ней детей (постоянное преследование, самопожертвование, объяснения в любви и преданности, билеты в оперу или в цирк) – они ничего не могли друг другу предложить.
Роджер Вудз был прирожденным журналистом, и умел чувствовать сенсацию за тысячу миль. Репортерские инстинкты никогда его не подводили, всегда указывая ему нужное место и время. Несмотря на это ему приходилось по большей части торчать в конторе за письменным столом, в то время как другие, менее компетентные, посылались в места, откуда дул ветер сенсационности (кроме войн, которые, как уж было сказано, освещались прямо из конторы). Стиль письма Роджер имел оригинальный. Вопреки старой традиции, берущей начало в телеграфной несуразице Гражданской Войны, Роджер писал интригующие вступления, в которых не упоминались никакие конкретные факты, и таким образом интерес читателя возрастал по мере чтения. Репортажи Роджера всегда редактировались, переделывались под общепринятый формат. Чаще всего для этой цели редактор просто менял местами первый и последний параграфы.
