Карен Робардс - Призраки озера
Как же ей их не хватало!
– Это вечеринка. Поспешим, мы пропускаем самое интересное. – Она попыталась внести веселые нотки в свои слова и с облегчением заметила на губах дочери ответную улыбку. Взявшись за руки, они с новой энергией зашагали вперед, в такт заразительным музыкальным ритмам, которые с каждым шагом становились все громче.
– Фу-у! – выдохнула Сара, словно прочитав мысли Оливии, едва они поднялись на верхнюю ступеньку лестницы, прорубленной в утесе. Оказавшись на ровной площадке, они замерли, зачарованные открывшейся перед ними картиной.
Высоченные пылающие факелы, расставленные по периметру пятиакровой лужайки, создавали живописный и, как помнила Оливия, очень эффективный противомоскитный барьер. Клубы тумана, сплетаясь в причудливые образы, казалось, танцевали вместе с гостями. Газон мягким, сочным изумрудно-бархатным ковром бесконечно простирался в полумраке. Факельное ограждение начиналось всего в нескольких ярдах от того места, где стояли Оливия с дочерью, и создавалось ощущение, будто они – зрители, с любопытством наблюдающие сквозь призрачный занавес за происходящим на сцене праздничным действом. За факельным ограждением сияли, мерцая, сотни лампочек-огоньков. Словно рождественские гирлянды, они украшали стволы и ветки цветущих кизила и боярышника, которые росли на лужайке, и каждое деревце сверкало огнями, словно елка. Гирлянды огней украшали и аккуратно подстриженные кустики самшита, которые росли вдоль каменной тропы, ведущей к беседке и далее, к различным строениям и самому Большому дому. Они украшали древние магнолии рядом с домом, сверкающим кольцом охватывали розовый сад с расположенным в центре бронзовым фонтаном в виде журавля и серебряным дождем ниспадали с карниза беседки. Помимо этого, сиял огнями, освещенный изнутри как бы волшебной лампой, и сам Большой дом – внушительное строение в стиле Возрождения из белого кирпича с фронтоном из двух десятков устремленных ввысь колонн, поддерживающих двойную галерею. Высокие прямоугольные окна мягко светились на синем занавесе полуночи. И хотя на лужайке еще танцевали припозднившиеся гости, по медленно движущейся вдоль главной аллеи к шоссе веренице габаритных огней было ясно, что вечеринка подходит к концу.
Когда-то, думала Оливия, в такие ночи на такие вечеринки она надевана короткое красное платье, танцевала, смеялась, съедала несметное количество боудина с острым соусом и влюблялась…
Пряный запах приправленного специями риса и свиных сарделек – боудина – витал в воздухе, пробуждая воспоминания и дразня аппетит.
«Если бы только можно было вернуться назад и начать сначала, – подумала Оливия. – Я все сделала бы по-другому».
Резкий хлопок по левому запястью вернул ее в реальность.
– Комар, – со знанием дела заметила Сара.
– А-а! – Оливия взглянула на дочь, подумав в тот же момент, что даже если бы могла прожить жизнь по-другому, то не пошла бы на это. Ведь это означало бы, что тогда у нее не было бы Сары, а Сара для нее дороже всего, чем она поступилась, от чего отказалась ради дочери. – Спасибо, – улыбнулась она девочке, настолько похожей на мать, что казалась Оливией в миниатюре, и крепче сжала маленькую ручку. – Готова присоединиться к празднику?
– А нам обязательно на нем быть?
Обычно Сара слегка пасовала перед каждой новой ситуацией, как и при встречах с незнакомыми людьми. «И дело тут не в застенчивости, – подумала Оливия. – Скорее это инстинкт самосохранения. Осторожность плюс замкнутость».
– Да. – произнесла она с большей убежденностью, чем чувствовала на самом деле, и потянула за собой девочку сквозь пылающее кольцо ограждения.
Едва они ступили на вымощенную камнем дорожку, ведущую к беседке, как оркестр мощным аккордом закончил мелодию. Бросив взгляд на приглашенных, Оливия подумала, что их сарафаны – пусть дешевые, слегка помятые от долгого путешествия и влажные от духоты – в этом пестром сообществе никого не удивят. Гости были одеты кто во что горазд – от вечерних туалетов до разноцветных шорт и маек. Да какая разница, как они одеты, тут же мысленно оборвала себя Оливия. Они же не на вечеринку приехали. Ее слегка удивило собственное беспокойство по поводу уместности ярко-розового хлопчатобумажного сарафана на этой вечеринке. Похоже, что та модница, какой она была когда-то, еще жива где-то внутри. В последние годы Оливию куда больше беспокоила цена новой вещи, чем ее соответствие последней моде. Сэкономить на чем-нибудь столько, чтобы иметь возможность часто делать обновки, не получалось, а те крохи, которые ей все-таки удавалось отложить, как правило, уходили на Сару.
Сара, малышка, ее любимица и ее судьба… Она заслуживает куда большего, чем может предложить ей ее неудачница мать.
Оливия облегченно вздохнула, поймав на себе пару-тройку обращенных к ним неузнающих взглядов. Скорее всего, среди приглашенных должно быть много ее знакомых, но то ли за давностью лет, то ли из-за неяркого света, то ли от волнения она никого не могла вспомнить по именам. Да и ее, похоже, тоже никто не узнал.
Многие из гостей уже направлялись к парковке у Большого дома, и движение в сторону шоссе становилось все оживленнее. Переведя взгляд от слепящих автомобильных фар в сторону беседки. Оливия увидела знакомую фигуру деда, или, точнее, сводного деда, и почувствовала, как одновременно радостно и тревожно дрогнуло ее сердце. Она замедлила шаг, вглядываясь в знакомый облик. Даже в свои восемьдесят семь – а ему должно быть именно столько сейчас – он был выше человека, с которым беседовал, хотя и показался ей похудевшим и немного ссутулившимся по сравнению с тем, каким она его помнила. Да и возраст, несомненно, давал о себе знать.
«Да, меня слишком долго не было», – подумала Оливия, и сердце снова кольнуло. Она любила его всегда. Не важно, любил ли он ее – а Оливия сомневалась, что любил, – какое счастье, что она снова, вернувшись, видит его!
Она почувствовала прилив острой радости – у нее снова появился шанс объясниться с ним. со всеми ними. Что ни говори, а Арчеры – это ее единственная настоящая семья.
– Это мой дед, – сказала она Саре, легким кивком головы указав на старого человека, в тени которого – огромной, словно гора, – прошла ее юность. Все, включая внуков, называли его Большой Джон. Именно Большой Джон, а не папа и не дедушка. Когда-то он был ростом шесть футов пять дюймов и весил двести пятьдесят фунтов, отсюда и приобретенное прозвище. Как глава рода, Большой Джон Арчер владел здесь всем: и плантацией Ла-Анжель, на которой они сейчас находились, и практически самим городом, где главным работодателем была фирма «Арчер Боутуоркс», и Арчеры с незапамятных времен и по сей день обеспечивали деньгами практически все, от новой пожарной машины до библиотеки.
