Мария Эрнестам - Коктейль со Смертью
Я автоматически произносила слова, а Эрика под потолком иронизировала: я так часто использовала эти стандартные фразы, что даже Катрин наверняка их уже сто раз слышала. Лучше было сказать, что я чертовски довольна своей работой, потому что могу пить вино прямо на рабочем месте. Но меня страшно раздражает вопрос: «А есть ли у тебя сейчас заказы?» Как будто если офис у тебя дома, ты целыми днями валяешься на диване и бездельничаешь.
Когда Эрика под потолком была в таком настроении, она провоцировала меня на всякие выходки. «Встань и крикни: "Член"!» — подначивала она, и только силой воли я удерживалась от того, чтобы не последовать этому скверному совету. «Скажи Катрин, что она патологически не понимает шуток, или поцелуй ее взасос… Поставь подножку официанту, чтобы он уронил поднос с бокалами». Эрика была неистощима на подобные безумства, так что временами мне казалось, что я теряю рассудок.
Но Тому удавалось вытаскивать меня из этой трясины. Его смех обращал мои черные страхи в тени, которые можно было рассеять или спрятать в ящик с надписью «Стресс». Том был скалой, на которую я могла опереться, безопасной гаванью, чтобы скрыться от бушующих волн и непогоды, причем гаванью прекрасной — с синими ракушками и морскими звездами. Только я почему-то забыла, что об острые ракушки легко поранить ноги.
Мы сидели в одном из моих любимых ресторанов, когда это случилось. Был вечер вторника — мы с самой первой встречи договорились не откладывать удовольствия на пятницу или выходные. Том последнее время казался мрачным. Или, скорее, молчаливым. Раньше, приходя с работы и устраиваясь на диванных подушках с чаем или пивом, он был гораздо разговорчивее. «Иди сюда, Эрика, поболтаем!» — кричал он, и я выбиралась из кабинета, как крот из норы на яркое солнце. Мы вспоминали прошедший день. И если он оказывался удачным, так приятно было сидеть на диване и обсуждать его с любимым человеком. Том для меня был как солнце, и я грелась в его лучах. «Какая ты замечательная! Какая ты замечательная!»
Но в последние недели солнце совсем не показывалось из-за туч. Мы заказали напитки — каждый свой. Мартини для Тома. Кайпиринью для меня. Я обожаю этот коктейль за его необыкновенный цвет морских водорослей и вкус — необычное сочетание кислого лайма и коричневого тростникового сахара. Конечно, бразильского тростникового спирта в местных винных магазинах не бывает и ингредиенты для коктейля, вероятно, покупают в дьюти-фри в аэропортах.
Ужин был не таким приятным, как всегда. Обычно за едой мы обсуждали финансовые дела, отпуск или другие важные вещи. Иногда за кофе я вспоминала о своей пустоте, и каждый раз после беседы с Томом мне становилось легче. Он, в свою очередь, рассказывал о проблемах на работе, о том, что производители дешевых лекарств становятся серьезными конкурентами, об опасности лишиться патента, о бракованной продукции и прочем.
В тот вечер все было иначе. Я спросила Тома про статьи о лекарствах для психически больных, о визите его друга детства, о сломанной раковине в кухне, но он почти не реагировал на мои попытки завести разговор. Более того, отвечал грубо, в несвойственной ему манере — мы всегда избегали конфликтов, предпочитая обсуждать все разногласия. Теперь, почувствовав, что ссора неизбежна, я попыталась понять, почему. Небо обрушилась на меня, когда мы пили кофе — двойной эспрессо, заказанный второй раз.
— Эрика! — Том посмотрел на меня. — Нам нужно на время расстаться.
Меня словно окатили ледяной водой. Расстаться?! Как это?
— Что ты имеешь в виду? — Я ощутила непроизвольную дрожь. Пришлось сдвинуть колени, чтобы унять ее.
Том взъерошил волосы. У него были чудесная шевелюра — густая, темная, слегка вьющаяся. Он опустил голову, потом снова поднял глаза. Я заметила, что они подозрительно блестят, но голос Тома звучал твердо, как на деловых переговорах:
— Эрика, неужели ты не видишь, что мы погрязли в рутине? Что ничего не происходит? Мы стали как те супруги, про которых трудно сказать, сколько им лет — двадцать, тридцать или семьдесят. Я не хочу этого. Не хочу скучной, предсказуемой жизни.
Он замолчал, уставившись в окно. Был на редкость теплый и красивый вечер. Том снова повернулся ко мне:
— Помнишь, как я показывал слайды про наш проект по ликвидации безграмотности в Колумбии?
Помнишь? У нас были Беттан и Янне, Харри, Мартин и другие. Я рассказывал, чем занимался несколько месяцев после того как достиг совершеннолетия, — наверное, о самом важном периоде моей жизни. А что делали вы? Зевали и думали, что это чертовски скучно. Вас позабавил только мой юношеский жирок.
Я очень хорошо, даже слишком хорошо помню ту вечеринку со слайдами. Мы пригласили несколько общих друзей, в основном, приятелей Тома, на вечеринку в стиле латино. Ели начос, пили текилу и кайпиринью и развлекались вовсю, когда Том вдруг достал диапроектор и предложил посмотреть слайды.
Все знают, что показывать фотографии, не имеющие отношения к гостям, — самый верный способ испортить любую вечеринку. Вынужденные сидеть на своих местах в полумраке, гости спешат распрощаться, как только загорается свет. Я робко попыталась отклонить предложение, но мой друг настаивал, и вскоре мы все сидели и глядели на Тома в шортах на фоне джунглей.
Он участвовал в каком-то государственном проекте, в ходе которого студентов университета посылали в глушь учить местных жителей читать и считать. Оставаясь по несколько недель в каждой деревне, студенты действительно старались чему-то обучить аборигенов. Большинство детей и даже несколько женщин научились неплохо читать. Как обстояло дело с мужчинами, я, признаться, не помню. Но ведь им тоже давали уроки…
Вскоре всем надоело смотреть на приключения Тома в джунглях, и мы начали посмеиваться. Возможно, нас действительно рассмешил голый живот Тома. К тому же Харри начал щекотать меня и спрашивать детским голоском, не научу ли я его читать. Беттан покатилась со смеху, увидев индианку, которая выразила нежелание учиться, показав всем зад. Том же продолжал с жаром рассказывать об успехах проекта и о его пользе.
— Я почти не спал той ночью. Лежал и ворочался, — продолжал Том. — На рассвете я встал, сделал себе чашку кофе и вышел на балкон. И как ты думаешь, что пришло мне в голову, Эрика? Я вдруг понял, что никто не знает, какой я на самом деле. Этот проект много значил для меня. Я горжусь им гораздо больше, чем другими своими достижениями. А у тебя и у наших друзей он вызывает только смех.
Я молчала. Бог мой, но это же была вечеринка! Конечно, я считаю, что очень важно бороться с безграмотностью в странах третьего мира, и если бы мы обсуждали эту тему наедине с Томом, я слушала бы его с большим интересом. Но не тогда, не на вечеринке в стиле латино. Черт, к тому же все мы были изрядно пьяны.
