Нора Робертс - Одержимость смертью
— Где они?
— Не знаю. Спроси у Соммерсета.
— И не надейся, что я этого не сделаю. — Он перевернул бургер и передал лопатку Деннису. — Займись едой. Я должен урвать свою порцию, пока эти стервятники ничего не почуяли.
Когда Фини отошел, взгляд Денниса стал ещё мечтательнее.
— С воздушным кремом?
— Наверное.
— Ммм. — Деннис протянул ей лопатку. — Ты не против? — спросил он, по-отечески поглаживая её по голове. — У меня слабость к пирожным с воздушным кремом.
— Эй… — Но он был уже далеко.
Ева посмотрела на скворчащие котлеты и запеченые овощи. Конечно, это не так ужасно, как сюсюкающий ребенок у тебя на руках, но все же… Как, черт побери, можно узнать, что еда готова? Будет какой-то звуковой сигнал? Должна ли она постоянно смотреть за ними или они приготовятся сами?
Все в гриле шипело и дымилось, а еще там было множество циферблатов и датчиков. Когда из любопытства Ева подняла еще одну блестящую крышку, то увидела толстые сосиски — наверняка из настоящей свинины — которые были похожи на горячие, возбужденные члены.
Она снова закрыла крышку и с облегчением вздохнула, увидев, что к ней подошел Рорк.
— Они всё подчистили, соблазненные слухами о пирожных и пироге. Твоя работа?
Ева протянула ему лопатку.
— Я могу сделать что-то такое, что заставит Луизу вспомнить о своей работе.
Рорк посмотрел на шипящий жир и дым тем взглядом, который Ева часто замечала, когда он работал с каким-нибудь сложным компьютерным кодом. В такие моменты она видела, как его глаза вспыхивают вызовом.
— В целом, у тебя неплохо получается справляться с грилем. — Рорк протянул ей лопатку. — Я могу тебя научить.
— Нет уж, спасибо. У меня неплохо получается есть, и это я уже продемонстрировала.
Он снял бургеры с гриля и переложил их на поднос, а затем, воспользовавшись неким подобием щипцов, поместил туда же и кебабы.
— Если бы я знала, что они уже готовы, то сама бы сделала это.
— У тебя другие таланты. — Он наклонился и, держа поднос с едой между ними, поцеловал её.
«Какой хороший день», — подумала Ева, — «Приятные ароматы, голоса, жаркое летнее солнце». Ева улыбнулась и заметила Лопеса, идущего в их сторону. «Он двигается как бывший боксер», — мысленно заметила Ева, — «легкое тело на крепких ногах».
— Готов к следующей порции, Чали? — спросил Рорк.
— Нет, мне вполне хватило первой. Я хотел поблагодарить вас обоих за приглашение. У вас прекрасный дом и хорошие друзья.
— Уже уходишь?
— Боюсь, что мне уже пора. У меня сегодня вечерняя служба у баптистов. Меня попросили провести её, поэтому мне пора возвращаться в церковь Святого Кристобаля и готовиться к службе. Но лучшего способа провести день я даже и представить себе не мог.
— Я отвезу тебя, — сказала Ева.
— Очень любезно с твоей стороны. — Он посмотрел на неё — мягкий взгляд карих глаз, в котором, как ей всегда казалось, сквозила грусть. — Но мне не хочется отвлекать тебя от гостей.
— Без проблем. Сейчас они заняты только едой, да и скоро подадут десерт.
Он продолжал изучающе смотреть на неё, и, когда он кивнул, Ева поняла — Лопес что-то увидел.
— Буду очень признателен.
— Подержишь? — Рорк протянул Еве поднос. — Отнеси его на стол, а я пойду к Соммерсету и скажу, чтобы он упаковал десерт для Чали.
— Ты сделаешь из меня героя всего пасторского дома. Пойду попрощаюсь с гостями.
— Спасибо, — произнесла Ева, когда Лопес вернулся к гостям. — Я хотела поговорить с ним кое о чем. Это не займет много времени.
— Хорошо. Я подгоню твою машину.
Ева не знала, как начать разговор, она даже не понимала, почему чувствовала потребность сделать это. Но он всё сделал сам — наверное, именно этим и занимаются такие люди, как отец Лопес.
— Ты хочешь спросить меня о Ли, — начал он, когда они выехали за ворота.
— Да, меня интересует один момент. Я почти всегда вижу Морриса за работой в морге, но мне кажется, что на самом деле он словно находится в другом месте. Я знаю, что он держится, но…
— Тяжело видеть, как твой друг скорбит. Я не могу рассказать тебе всего, потому как некоторые вещи были сказаны мне по секрету. Он сильный и верующий человек, который — как и ты — живет со смертью.
— Это помогает, я имею в виду работу. Я вижу это, — произнесла Ева, — и он тоже так говорит.
— Да, он стремится помогать тем, чьи жизни были оборваны, как это произошло с его Амариллис. Это помогает ему держаться. Ему не хватает её и того будущего, которое у них могло быть. Но я могу сказать, что его злость почти прошла. Это хорошее начало.
— Я не знаю, как люди справляются со злостью. И я не знаю, хотела ли бы я сделать это, окажись я на его месте.
— Ты дала ему справедливость — земное возмездие. Ему нужно принять это и поверить, что Амариллис в руках Бога. Или, если не в это, то хотя бы в то, что она тоже перешла на следующую ступень.
— Если там и правда так хорошо, то почему же никто из нас туда не торопится? Почему смерть кажется такой бессмысленной и причиняет столько боли? Все эти люди просто живут, пока кто-то не решает убить их. Мы должны быть вне себя от злости. И мертвые тоже. Может так оно и есть, потому как мертвые иногда не отпускают нас.
— Убийство нарушает Божий и человеческий законы и заслуживает, нет, даже требует наказания.
— Значит, я сажаю их в камеры, а потом они попадают в ад? Может, и так. Я не знаю. Но как насчет убитых? Некоторые из них ни в чем не виноваты, они просто жили. А другие? Другие настолько же или почти настолько же отвратительны, как и те, кто их прикончил. И в этом случае я должна относиться к ним ко всем одинаково, делать свою работу и закрывать дела. Я могу это делать. Я должна так поступать. Но что, если иногда я задаюсь вопросом, достаточно ли этого тем невинным и тем, кто был с ними близок, как, например, Моррис?
— У тебя тяжелая работа, — пробормотал Лопес.
— Даже еще хуже.
— Если бы тебя волновало только расследование, если бы все дело было в этом, ты бы не предложила своему другу встретиться со мной. И мы бы с тобой сейчас не разговаривали. И ты не стала бы, просто не смогла бы с такой отдачей заниматься работой, для которой, как мне кажется, ты было рождена.
— Иногда мне хочется понять или почувствовать…. Нет, мне хочется знать, что того, что я делаю, достаточно.
Лопес повернулся к Еве и мягко коснулся её руки.
— Мы занимаемся разными вещами, но некоторые вопросы, которые мы задаем, очень схожи.
Ева посмотрела на него. Затем она уловила движение в боковом окне. На мгновение ей показалось, что улицы и тротуары опустели. Словно на них не осталось никого, кроме старухи, которая, шатаясь, подняла окровавленную руку к груди за мгновение до того, как, оступившись на бордюре, она упала на дорогу.