Нора Робертс - Рожденные смертью
Проверка при выходе из отделения оказалась такой же строгой, как и при входе. Их сканировали, чтобы убедиться, что они не прихватили что-нибудь с собой на сувениры, а главное, не стащили фотографию кого-нибудь из клиентов, которым клиника гарантировала полную конфиденциальность.
Когда сканирование закончилось, Ева увидела, как Айкон пробежал мимо и набрал код, как ей показалось, частного лифта, закамуфлированного в стене розового камня.
– Спешит, – заметила Ева. – Видно, кому-то понадобился срочный отсос подкожного жира.
– Ладно, – сказала Пибоди, проходя через рамку металлодетектора, – вернемся к нашей теме. Я хочу сказать: если бы вы могли что-нибудь изменить в своем лице, что бы вы выбрали?
– С какой стати мне что-то менять? Я на свое лицо вообще по большей части не смотрю.
– А мне хотелось бы больше губ.
– Двух тебе мало?
– Да нет! О господи, Даллас, ну вы что, не понимаете? Я хочу сказать, более полные, сексуальные губы. – Пибоди вытянула их трубочкой, пока они входили в лифт. – Ну и, может быть, нос потоньше. – Она провела по носу большим и указательным пальцами, словно измеряя толщину. – Как вы думаете, у меня большой нос?
– Да, особенно когда ты суешь его в мои дела.
– А вы на ее нос посмотрите. – Пибоди постучала пальцем по одному из развешанных на стенках лифта плакатов с изображением смоделированных для пассажиров безупречных лиц и тел. – Вот такой нос мне бы не помешал. Он точеный. У вас, кстати, тоже точеный.
– Это всего лишь нос. Он просто торчит у тебя на лице и позволяет тебе забирать воздух через пару удобных отверстий.
– Да, вам легко рассуждать, мисс Точеный Нос.
– Верно, мне легко рассуждать. И вообще, я начинаю думать, что ты права. Тебе нужны губы попышнее. – Ева сжала руку в кулак. – Сейчас я тебе это устрою.
Пибоди лишь усмехнулась и вновь принялась разглядывать плакаты.
– Это место кажется дворцом физического совершенства. Пожалуй, я сюда еще вернусь в свободное время: они устраивают бесплатные сеансы с компьютерным моделированием. Можно увидеть, как изменится, например, мое лицо, если у меня будут полные губы и тонкий нос. И еще я посоветуюсь с Триной, не нарастить ли мне волосы.
– Ну почему, почему, почему все хотят что-то сделать со своими волосами? Волосы покрывают твою черепушку, чтоб тебе не было холодно и дождем не заливало.
– Да вы просто боитесь, что Трина вас отловит и устроит вам процедуру, когда я с ней поговорю.
– И ничего я не боюсь.
Она не просто боялась, она была в ужасе.
Странно было слышать собственное имя, вызываемое по громкой связи в этом заведении. Ева нахмурилась и подошла к переговорному устройству лифта.
– Я Даллас.
– Лейтенант, доктор Айкон просит вас немедленно подняться на сорок пятый этаж. Это срочно.
– Конечно. – Ева взглянула на Пибоди, пожала плечами. – Возвращаемся на сорок пятый, – бросила она в устройство. Лифт замедлил ход, переменил направление и начал подниматься. – Что-то произошло. Может, одна из жаждущих красоты любой ценой отдала концы прямо на столе?
– Люди редко умирают на столе у пластических хирургов. – Пибоди вновь задумчиво провела пальцем по носу. – Почти никогда.
– Ну почему же? Все мы могли бы восхищаться твоим тонким носом, пока тебя отпевают. «Чертовски жаль бедную Пибоди, – говорили бы мы, смахивая слезы, – но зато она получила первоклассный нос, и он волшебно смотрится на ее мертвом лице».
– Прекратите! – Пибоди ссутулила плечи и обхватила себя руками. – И потом, вы бы не смахивали слезы. Вы бы плакали в три ручья. Вы ослепли бы от слез и даже не смогли бы разглядеть мой нос.
– Значит, тем более глупо было бы ради него умирать. – Довольная тем, что она выиграла этот раунд, Ева вышла из лифта.
– Лейтенант Даллас! Детектив Пибоди! – Женщина с… гм… точеным носом и кожей аппетитного цвета карамели бросилась к ним навстречу. У нее были черные, как оникс, глаза, и в этот момент из них потоком текли слезы. – Доктор Айкон! Доктор Айкон! Это ужасно!
– Что с ним?
– Он мертв. Мертв! Идемте скорее, прошу вас!
– Господи, да мы же с ним расстались пять минут назад! – Пибоди догнала Еву и пошла с ней в ногу.
Им пришлось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за женщиной, мчавшейся, как спринтер, по роскошному и безмолвному офисному помещению. Сквозь стеклянные внешние стены было видно, что на улице все еще свирепствует непогода, но здесь было тепло. Приятный приглушенный свет заливал островки пышной тропической зелени, изящные статуи и картины с изображением обнаженных женских тел.
– Может, притормозите немного? – предложила Ева. – Расскажите нам, что случилось.
– Не могу. Я не знаю.
Как этой женщине удавалось балансировать – не говоря уж о том, чтобы бежать, – на таких здоровенных каблучищах, у Евы в голове не укладывалось, но она с разбегу промчалась через двойные двери зеленого стекла в другую приемную.
Айкон, бледный, как смерть, но вполне живой, вышел из открытой двери им навстречу.
– Счастлива убедиться, что слухи о вашей смерти оказались преувеличенными, – начала Ева.
– Это не я, я не… Это мой отец. Кто-то убил моего отца.
Сопровождавшая их женщина опять шумно разрыдалась.
– Пия, я прошу вас сесть. – Айкон положил руку на ее трясущееся плечо. – Вы должны сесть и успокоиться. Вы мне нужны. Без вас мне с этим не справиться.
– Да. Да, конечно. О, доктор Уилл!
– Где он? – спросила Ева.
– Здесь. За своим столом, вот здесь. Вы можете…
Голос изменил Айкону, он покачал головой и указал дорогу жестом.
Кабинет был просторен, но при этом создавал впечатление интимности и домашнего уюта. Теплые тона, удобные кресла… Панорамой города можно было любоваться сквозь узкие окна, защищенные светло-золотистыми экранами. В нишах стояли статуи, на стенах висели семейные фотографии.
Ева увидела кушетку, обитую кожей цвета сливочного масла, поднос с кофейником и чашками на низеньком столике. Похоже было, что к ним никто не притрагивался.
Письменный стол был настоящего старинного дерева и отличался мужественными скупыми линиями. На нем стоял компактный, не бросающийся в глаза компьютер, соединенный с блоком связи.
За столом в кресле с высокой спинкой, обитом такой же кожей цвета сливочного масла, что и кушетка, сидел Уилфрид Б. Айкон.
Густая белоснежная шевелюра венчала сильное лицо с квадратной челюстью. Он был в темно-синем костюме и белой рубашке в тонкую красную полоску. Серебристая рукоятка торчала из пиджака, вокруг нее расплылось небольшое красное пятно треугольной формы, подчеркивающее нагрудный карман.
Крови было совсем немного, и Ева поняла, что удар попал точно в сердце.
2
– Пибоди! Я пойду возьму рабочие наборы и доложу о случившемся.
– Кто его нашел? – спросила Ева у Айкона.
– Пия. Его секретарша. – Выглядел он, подумала Ева, как человек, получивший удар в живот пневматическим молотом. – Она… она немедленно связалась со мной, и я бегом кинулся сюда.
– Она прикасалась к телу? А вы?
– Я не знаю. То есть, я хочу сказать, не знаю, прикасалась ли она к нему. Я… я – да. Я хотел… Я должен был проверить, нельзя ли что-нибудь сделать.
– Доктор Айкон, я вынуждена просить вас сесть вон там. Сочувствую вашей утрате, но сейчас мне необходима информация. Мне нужно знать, кто видел вашего отца последним, кто был с ним в этой комнате. Мне нужно знать, когда у него была назначена последняя встреча.
– Да-да. Пия проверит по его расписанию.
– Мне нет нужды проверять. – Пия справилась со слезами, но ее голос все еще звучал глухо. – Долорес Ночо-Кордовец. Ей было назначено на одиннадцать тридцать. Я… я сама ввела ее сюда.
– Сколько она здесь пробыла?
– Вот этого я точно не знаю. В полдень я ушла на обед, как всегда. Она сама настояла, чтобы ей назначили на одиннадцать тридцать, и доктор Айкон сказал мне, что я могу идти на обед как обычно: он сам ее проводит.
– Она должна была пройти через охрану.
– Да. – Пия поднялась на ноги. – Я могу узнать, когда она ушла. Сейчас проверю по записям. О, доктор Уилл, мне так жаль!
– Я знаю. Знаю.
– Вы знаете эту пациентку, доктор Айкон?
– Нет. – Он потер глаза пальцами. – Нет, я ее не знаю. У моего отца было не так уж много пациентов. Он практически ушел на покой и только консультировал и ассистировал, если попадался интересный случай. Он по-прежнему является… являлся председателем совета директоров этой клиники и членом правления нескольких других. Но последние четыре года он почти не оперировал.
– Кто мог желать ему зла?
– Никто. – Айкон повернулся к Еве. Его глаза были полны слез, голос дрожал, но он все-таки держался. – Абсолютно никто. Моего отца все любили. Пациенты на протяжении пятидесяти лет его обожали. Они его на руках носили. Он был весьма уважаемым членом медицинского и научного сообщества. Он менял жизнь людей к лучшему, лейтенант. Он не только спасал их, он их совершенствовал.
