Элейн Каннингем - Алиса
— Мы и в самом деле побывали в аду, — вздохнула Алиса, горько усмехаясь.
— А я так нервничал, Кэмбер, что даже не стал ложиться спать, — признался Маллиген. — Я ведь — мелкая сошка, и потеря лодки с таким мотором подкосила бы меня. Так что я безмерно счастлив получить её обратно.
Тут и я вскарабкался на причал и у Маллигена отвалилась челюсть.
— В чем это ты, черт побери, так извозился?
— В крови, — просто ответил я.
— Господи, ты так истек кровью?
— Это не моя кровь, мистер Маллиген.
— Это верно — в противном случае, ты навряд ли смог бы передвигаться без посторонней помощи. Ну, пошли в дом — внутри нас ждет горячий кофейник. Там все и расскажете.
Мы зашли в его лачугу. Маллиген разложил на письменном столе надувные подушки, соорудив из них постель для Полли, которая спала без задних ног. Затем разлил по чашкам горячий и крепкий черный кофе, на который мы с Алисой с благодарностью накинулись.
— Да, Кэмбер, — произнес Маллиген. — Выглядишь ты, как мясник с бойни. С ног до головы в крови, волосы все слиплись и торчат. Настоящий берсерк после сечи. В какой мясорубке ты побывал?
— Я получил назад своего ребенка, — сказал я, тщательно взвешивая слова.
— Да, это я уже понял. Так что, расскажешь мне, что там случилось?
— Если мы вам это расскажем, мистер Маллиген, — то наша судьба окажется в ваших руках, — сказала Алиса.
Маллиген вытянул перед собой здоровенные заскорузлые ручищи с распухшими в суставах искривленными пальцами и синеватыми прожилками навек въевшегося масла.
— Не руки, а страх Божий, — вздохнул он. — Костяшки ещё в молодости расколотил, на ринге. Я ведь семь лет провел в профессионалах. Особых высот не достиг, но физиономии многих тяжеловесов до сих пор носят мои отметины. Ладно, чего сейчас вспоминать? А клоню я к тому, что руки мои хотя и безобразные, но честные. А дальше — вам решать.
— Хорошие у вас руки, — кивнула Алиса.
— Только, вот что, миссис Кэмбер. Если вы собираетесь обращаться к фараонам, то мне лучше ничего не рассказывайте. Ясно?
— Мы не пойдем к фараонам, — твердо пообещал я.
Тогда Алиса ему все рассказала. Коротко, но понятно и последовательно. Дойдя до кровавой схватки на палубе яхты, она даже несколько приукрасила мою роль. Не думаю, чтобы она решила приврать или преувеличить — мне кажется, что Алиса и в самом деле так все восприняла. Как бы то ни было, во взгляде Маллигена я впервые прочитал какое-то уважение. Мне стало от него немного не по себе, но на душе странным образом полегчало.
Когда Алиса закончила рассказ, Маллиген некоторое время сидел и молчал. Затем закурил сигару. Наконец, он задумчиво произнес:
— Черт побери, скверное это дело — быть соучастником убийства.
— Мы вовсе не соучастники, — вспыхнула Алиса.
— Любой человек, который присутствовал при том, как убивают другого, либо в той или иной мере знал об этом — становится соучастником убийства. Он, — указал Маллиген на меня, — вы и даже я — все мы теперь соучастники. Лодку ведь предоставил вам я. И как, черт побери, вы сумеете доказать, что этот Шлакман умер именно от потери крови?
— Мы это знаем.
— А доказать сможете?
— Вскрытие покажет, что мы правы, — убежденно произнесла Алиса.
— Возможно, покажет, или же — нет. А вдруг это Кэмбер продырявил ему башку своим кастетом? Да и Монтес — он ведь не какой-нибудь налетчик. Он дипломат.
— Да, я уже тоже об этом подумала, — хмуро сказала Алиса.
— В общем, история скверная.
— Да, мы согласны. Но вы-то нам верите?
— Я вам верю, миссис Кэмбер. Но — насколько мы чисты? Не смогут ли полицейские доказать, что это — ваших рук дело? И — что лодку вы взяли здесь?
— Если это случится, — сказала Алиса, — то мы поклянемся, что украли у вас лодку. Вы здесь ни при чем.
Маллиген хмуро покачал головой.
— Нет, миссис Кэмбер, боюсь, что так дело не пойдет. Я понимаю вас, вы — славная женщина, но обманом мы ничего не добьемся. Либо мы чисты, либо нет. Если жена Монтеса не проболтается, да и впредь будет держать язык за зубами, то опасность грозит нам только с одной стороны — в том случае, если полицейские найдут на яхте отпечатки ваших пальцев.
— Не найдут, — уверенно сказал я. — Я тщательно вытер все, к чему мы прикасались.
Они оба уставились на меня; на лице Алисы было выражение, которого я никогда прежде не видел. Не стану вдаваться в объяснения. Скажу лишь, что я сразу воспарял духом.
— Что ж, — согласился Маллиген. — Это меняет дело. По мне, должно быть, плачет психушка, но я пойду с вами до конца. Сейчас мы с тобой уберем лодку в ангар, Кэмбер, и вылижем её так, чтобы комар нам носа не подточил. Я отвезу вас домой, а потом избавлюсь от машины Шлакмана.
— Каким образом?
— Это уж мое дело.
— А потом — что?
— Поживем — увидим, — усмехнулся Маллиген.
Около часа мы мыли лодку, потом сушили её, а в конце — вымазали грязью, которая должна была накопиться на ней за зиму. Мотор Маллиген разобрал, промыл и заново смазал. К тому времени, когда мы закончили возиться с лодкой, я так устал, что буквально падал с ног. По дороге домой я заснул прямо в машине. Алиса разбудила меня, когда автомобиль остановился напротив нашего дома.
Трудно описать, какие чувства охватили меня, когда я увидел наш дом. Брезжил серый рассвет. Мне вдруг показалось, что я отсутствовал долгие месяцы. На глаза навернулись предательские слезы. Потом мне почему-то показалось, что я вообще никуда не уезжал, а все случившееся — не более, чем сон. И эти мысли одолевали меня столь настойчиво, что мне пришлось буквально силой уверять себя, что это не так.
Алиса отнесла Полли в дом. Маллиген взял меня под локоть.
— Кэмбер…
Я уже знал, что он скажет.
— Прощай, Кэмбер.
Мы крепко пожали друг другу руки.
— Понимаешь, Кэмбер… Словом — не приезжай на мою лодочную станцию. Никогда. Ни ты, ни — твоя жена.
Чуть помолчав, я кивнул.
— Знаешь — почему?
— Знаю, — сказал я. — Видимо, иначе нельзя.
— Иначе нельзя, Кэмбер. Мы с тобой должны навсегда забыть о существовании друг друга. Никто и никогда не должен докопаться до того, что мы знакомы. Если бы не я, ты бы вовек не попал на эту реку. А, коль скоро я тут ни при чем, и тебя там быть не могло. Понял?
Я кивнул.
— Что бы ни случилось, Кэмбер, стой на своем. Ты меня не знаешь. Мы никогда не встречались. Ты никогда не сидел в моей лодке. Как только мы сами в это поверим, все будет в порядке.
— Нас никогда не расколют, — сказал я.
— Никогда это слишком долго. Главное — сейчас.
— Занятно, — покачал головой я. — Ведь я никогда не был знаком с таким человеком, как вы, мистер Маллиген. Вы — единственный во всем мире, про кого я мог бы сказать: «вот — мой друг».
