Юлия Шилова - Сказки Востока, или Курорт разбитых сердец
—А там понимают по-русски?
—Я могу всё сказать на турецком. Тем более, нас спасать не надо. Мы сами себя спасли. Нас нужно отправить на родину и обеспечить нам безопасность.
—Девочки, я всё понимаю, – произнесла я устало. – Вас-то домой отправят, а меня посадят. Я же троих убила. До родины мне точно не доехать.
Глава 18
Решив, что ночью мы вряд ли что-то найдём, мы все расположились в канаве и принялись есть и выпивать. Я посмотрела на Милку, которая засовывала в рот какие-то таблетки, и не удержалась от вопроса:
—Мил, ну зачем? Ведь уже всё закончилось.
—Ещё ничего не закончилось, – трясла она головой. – Вот когда действительно всё закончится, тогда совсем завяжу. А сейчас ещё страшно.
—Дурёха, ну чего ты боишься?
—Кажется, найдут и убьют.
—А я вот больше всего на свете хотела бы сделать глоток шампанского, – мечтательно произнесла Светка. – А то споили нас здесь турецким дерьмом, их водкой. Микстура от кашля.
—Зато простудой не болеем, – заметила Таня.
—А с чего мы ею должны болеть, если нас уже чёрт знает сколько времени на улицу не выпускали? Я вот любила по ночам на звёздное небо смотреть сквозь маленькое окошко с толстой решёткой. А сейчас гляжу на небо без решётки и просто не верю своим глазам. Я думала, что небо не в решётку никогда уже не увижу.
—Девочки, мы словно в тюрьме срок отсидели.
—В тюрьме лучше. Там по пятнадцать, двадцать мужиков в день не трахают и до смерти не забивают.
—А так хочется попробовать божественного напитка. Я уже даже забыла, какое шампанское на вкус, – всё так же мечтательно произнесла Света. – Советское шампанское…
А потом мы все почему-то заплакали. Не сговариваясь. Одновременно. Мне было очень больно плакать. Слёзы жгли рану, но я всё равно плакала…
—Девчонки, если мы все останемся живы и всё обойдётся, то давайте встретимся через несколько лет, – предложила Таня из Молдовы.
—Давайте, – поддержала её Ленка. – Встретимся, возьмём шампанского и отметим наше второе рождение! Несмотря на все ужасы, которые нам довелось пережить, у меня произошла переоценка ценностей. После общения с Вероникой захотелось поверить в себя и свою исключительность. Мне вдруг захотелось обрести чувство собственного достоинства. Я больше не желаю, чтобы моё тело считали вещью, которая обязательно должна принадлежать какому-нибудь хозяину. Теперь оно принадлежит мне, и моё одиночество совсем не одиночество – это моя свобода. Я свободна. И хрен с ним, что мужика нет. Главное, я свободна!
Ленка всхлипнула:
—Я хочу, чтобы мы все вместе собрались, только не в такой канаве, а в ресторане. И мы увидим, что стали другими. Я вот с Вероникой немного поговорила, и мне жить захотелось. Понимаете, девочки, жить?! У меня такого желания не было уже несколько месяцев. Я уверена, у нас всё будет хорошо, мы все состоимся и будем востребованы.
—Ну где в нашем селе-то можно состояться? – вытерла слёзы Милка. – У нас там кошмар. Ребёнка кормить нечем. Нищета.
—Девочки, а я куплю журнал и возьму вас всех к себе на работу, – всхлипнула я. – Пойдёте?
—Конечно, пойдём, – хором ответили девушки.
—Только у меня всё будет очень строго, – тут же предупредила я их. – За наркотики и алкоголь сразу уволю.
—Само собой. Никакой наркоты и пьянок.
—Сначала вы в клинике полечитесь. С вами психологи поработают. Сами вы морально не выкарабкаетесь. Тут без психолога и реабилитации не обойтись. Вы мне свои телефоны и адреса оставите. А когда я всё налажу, то обязательно вас позову. Только прошу, никакой больше работы в Турции.
—Да уж хватит, – поддержали девочки.
—Я вот в глубине души все эти годы мечтала открыть собственный журнал ДЛЯ ЖЕНЩИН. Мне очень хочется научить их быть счастливыми. Вот я и подумала, что уж если кто-то там наверху оставил меня в живых, то я просто обязана исполнить свою мечту. Мы всей нашей редакцией соберёмся в ресторане. Такие яркие, эффектные и красивые! Мужики будут на нас оглядываться и предлагать пересесть за их столики, а мы не пересядем.
—Да на хрен нужны эти мужики?! От них одни проблемы! – согласились со мной девчонки.
—Нам не нужно чужого угощения, ведь мы сами много зарабатываем и можем себе всё позволить. Вы не будете зависть от мужиков: ни от их желаний, ни от их кошелька, ни от их прихотей и ни от их настроений. Понравился мужик – закрутила роман. Надоел – пинка под зад. Свободен. Следующий.
Девчонки смеялись и плакали одновременно.
– Главное, верить и знать, что ВЫ ВСЁ СМОЖЕТЕ И У ВАС ВСЁ ПОЛУЧИТСЯ. Вы будете хорошо получать, но за это вам придётся много трудиться. Работать спустя рукава я не умею и вокруг себя никому не дам. Мой журнал будет разрастаться на глазах. У него будут представительства в России, Молдове и Украине, он будет печататься на трёх языках. Он будет очень любим и популярен в этих странах.
Мы лежали в канаве, ловили ртом капельки дождя, ели хлеб, пили турецкую водку и чувствовали себя СЧАСТЛИВЫМИ. Наверное, в этот момент каждая из нас понимала, что СЧАСТЬЕ – это именно СВОБОДА.
Таня затянула русскую народную песню. Следом понеслась Ленкина украинская, а Милка спела молдавскую. Мне чертовски нравится украинский язык, а Ленка призналась, что любит русский. Мы чувствовали необыкновенную СОЛИДАРНОСТЬ, и от этого нас распирала настоящая гордость.
—Девочки, в этой канаве лежат русские, украинки и молдаванки, и мы все так любим друг друга! Просто те, кто там, наверху, играют в свои игры и хотят, чтобы мы друг друга не любили. Это политика, а в политику играют политики. Нас не рассоришь. У них всё решают деньги, а у нас отношения. Пусть они хоть об стену головой бьются и натравливают нас друг на друга, но хрен они дождутся, чтобы мы друг друга разлюбили. Хрен им! Они просто делают деньги на всём подряд и на любви. Они делают деньги ради денег, но им никогда не узнать, что такое любовь и что такое солидарность. Они не понимают, что мы единое целое, что мы все родные души. Мы родные. Они и представить себе не могут, что мы просто родные люди, и от этого они бесятся и пытаются разрубить родственный узел. У нас даже кровь одна, и родственный узел разрубить невозможно.
—А у меня в родне есть украинцы, – призналась я девушкам.
—А у меня молдаване, – заявила всем Лена.
—А у меня русские, – хихикнула Милка.
Мы смеялись и обсуждали, сколько же кровей в нас намешано. А перед тем, как устроиться на ночлег, Ленка села рядом со мной и сказала:
– Вероника, ты только не переживай. Никто не скажет, что именно ты стреляла в охрану борделя. Утром мы закопаем два пистолета в этой яме, и никто ничего не узнает. В конце концов, я тоже стреляла. Да там, откуда мы вырвались, никто не будет на нас заявлять. Это же нелегальный бордель. Тогда не нам статью влепят, а этой турчанке и сутенёру за торговлю живым товаром и принуждение к сексуальному рабству. Мы сами из страны не выберемся, ни денег, ни паспортов. Завтра нужно звонить, пока нас ещё какие-нибудь торговцы не поймали. По нашему виду сразу понятно, что мы затраханные проститутки. Если же нас в полиции будут спрашивать, где наш бордель находился, то мы ответим, что понятия не имеем, так как и в местности не разбираемся. А то, что там какая-то бойня произошла, то мы к ней никакого отношения не имеем. Может, они там по пьянке сами друг друга поубивали.
