Иден Дороти - Призрачная жена
— И предателем! — гневно добавила я.
— Он не предполагал этого. Мельбурн ни разу не покинул комнату, в которой прятался, за все время своего пребывания в замке. Видимо, она произвела на него неизгладимое впечатление, потому что, когда он умирал, то, по словам жены, думал, что вернулся туда. В бреду он твердил о гобеленах и каком-то карлике с фрески. Единственной полезной для нас вещью может оказаться письмо, которое жена нашла после смерти Алана. Он бережно хранил его, поэтому она решила, что там что-то важное. Это очень короткая записка на бумаге с гербом.
— И что в ней было? — Я затаила дыхание.
— Ничего особенного. Всего несколько слов: "Твой подарок прибыл. Он прекрасен, и я буду наслаждаться им всю мою жизнь".
— Подарок?
— Да. Поскольку Мельбурн торговал старинными вещами, жена предположила, что речь, возможно, шла о картине или каком-либо другом произведении искусства. Графиня, несомненно, спасла ему жизнь, поэтому вполне естественно, Алану захотелось как-то отблагодарить ее.
— Но что бы сказал Отто, увидев подарок?
— Она, должно быть, спрятала его.
— В комнате в башне, — предположила я. — Где?
— Это место, где Кристина провела последние годы перед смертью. Сейчас комната заперта. Там находится что-то, чего не хочет видеть Отто.
— Но если это обычная картина, разве он не мог ее выбросить?
— Не знаю, что и думать. — Я прижала руки к вискам. — Слишком много странного. Интересно, скольких офицеров британской армии прятала графиня. Видимо, это происходило, когда их брак уже фактически распался. Кристина, должно быть, презирала Отто, даже если его сотрудничество с гестапо осталось недоказанным. Именно поэтому старые дамы говорили о графской совести. Ты знаешь, что половина замка отведена под дом престарелых?
— Нет сомнений, что твой Отто пытался реабилитировать себя, когда в войне победила противная сторона.
— Я бы хотела, чтобы ты посмотрел на него, Тим. Он такой веселый, улыбчивый и красивый, несмотря на то, что весит немного больше, чем нужно. И свою болезнь он держал от меня в тайне.
— Это научит тебя не выскакивать сломя голову замуж за иностранцев. А я-то считал тебя взрослой.
— Но импульсивной, — вздохнула я. — И не говори, что я получила урок. Я их тех людей, которые никогда не извлекают пользы из случившегося. До сих пор в голове у меня путаница. Я все еще не совсем уверена в том, что я не замужем. Я чувствую себя призраком, тенью.
Добродушное лицо Тима помрачнело.
— Советую тебе взять недельный отпуск и съездить еще куда-нибудь. Что ты скажешь про Багамы? Или в Австралию, навестить братьев?
— Так далеко!
— Чем дальше, тем лучше. В Австралии, по крайней мере, нет замков. Там, если захочешь, можешь выйти замуж за фермера, разводящего овец.
— И стать двоемужницей!
— О, Боже!
— Нет, Тим, все не так просто. Сначала я должна выяснить все до конца.
— Но ты же не собираешься вернуться в Данию?
— Не знаю. Я приму твой совет относительно недельного отдыха… но мне чрезвычайно интересно узнать, что за подарок получила Кристина.
— Какое тебе до этого дело?
— Ты так думал и тогда, когда срочно вызвал меня в Англию?
— Я нашел единственный способ вернуть тебя домой. Мы с Барбарой беспокоились о тебе.
— Ну, теперь-то я дома, — устало произнесла я. — Но все, что ты раскопал, ничего не прояснило, даже наоборот.
Тим не сводил с меня проницательных глаз.
— А что его брат? — вдруг спросил он.
— Эрик? Честно говоря, он дал мне тот же самый совет: вернуться в Англию и остаться здесь.
— Я имел в виду, что он собой представляет?
— О, он совсем другой. На десять лет моложе Отто, и у него такое милое открытое лицо. Уверена, что он очень талантливый архитектор. — Я перехватила странный взгляд Тима и сказала: — Нет, я не влюбилась в него. С меня достаточно семейства Винтер.
— Ты уверена?
— Ну, ты должен согласиться, что они необыкновенно интересны для изучения.
— Ты имеешь в виду социолога? Или психиатра?
— О, только не Эрик. Невозможно быть более нормальным.
— Ты так же когда-то думала и о его брате.
— Да, знаю. Но Эрик совершенно другой. Если бы ты увидел его… — Я оборвала себя и сердито проворчала: — Чем ты занимаешься, Тим? Устраиваешь мне допрос с пристрастием?
— Просто пытаюсь удержать тебя дома, дорогая. Оградить от всех этих нацистских пособников, самоубийц…
— Ты имеешь в виду Йенса Ларсена? Нет, это не было самоубийство. Веселым пьяницам вряд ли знакомо чувство депрессии. Это, скорее всего, несчастный случай.
— Или убийство.
— И это говоришь ты, хороший газетчик, чья религия — факты! Ты слишком мелодраматичен, дорогой Тим. А разве тебе самому не интересно, что спрятано в башенной комнате?
— Интересно. Но как это можно узнать? Твой так называемый муж выставил тебя, после того как чуть не убил. Какой предлог ты найдешь для возвращения?
— Помолвка Нильса. — Эта мысль пришла ко мне на волне воодушевления. — Меня очень приглашали на это торжество.
В Тиме проснулся азарт газетчика. Он не поднял глаз, пытаясь скрыть свой растущий интерес.
— И когда это будет?
— В конце месяца.
— Ты остановишься в замке?
— Конечно.
— И проведешь неофициальное расследование?
От моей усталости не осталось и следа. Я даже не понимала до этой минуты, как мне хочется вернуться в Монеборг. Я порывисто наклонилась вперед.
— Там есть старая женщина по имени Хельга Блом, служившая горничной графини в течение многих лет. Она должна была быть с ней во время войны, когда Алан Мельбурн и, возможно, другие британские офицеры, скрывались в замке. Говорят, она выжила из ума, но я уверена, что ее держали от меня подальше, чтобы она не проговорилась. Вероятно, она до такой степени стара, что может утратить благоразумие. Если бы я могла побеседовать с ней…
— Но ты не поставишь себя в ложное положение? Ведь Хельга Блом и ее секреты не имеют к тебе никакого отношения.
— Имеют, если с их помощью можно будет объяснить поведение Отто по отношению ко мне, — упрямо заявила я. — Уверена, что все это как-то связано с его первой женой. Фру Доротея поможет мне. Я говорила тебе, что она по-дружески относится ко мне. Как и дети Отто. И как Эрик.
— Я думал, Эрик не жаждет твоего возвращения.
— Да, конечно. Но он был встревожен из-за смерти продавца воздушных шаров. К моему возвращению все это уже утрясется.
Тим подошел ко мне и положил руки мне на плечи.
— Луиза, обдумай все хорошенько. Подожди недельку или две.
