Виктория Холт - Властелин замка
— Когда удавалось, я съедала миндалинку — другую.
Это развеселило Женевьеву:
— О мисс, подумать только, когда-то и вы билли маленькой девочкой.
Я поведала ей, как просыпалась рождественским утром и находила в своем чулке подарки.
— У нас ставят ботинки около камина... во всяком случае, так делают некоторые люди. Я — нет.
— А почему?
— Об этом вспомнит только Нуну. И должна быть не одна пара ботинок, нужно много, а то не интересно.
— Теперь ваша очередь рассказывать.
— Ну, в ночь перед Рождеством, вернувшись с вечерней мессы, вы ставите свои ботинки около камина и идете спать. Утром внутри ботинок появляются маленькие подарки, а большие подарки стоят рядом. Мы так делали, когда была жива моя мать.
— А потом перестали?
Она кивнула.
— Чудесный обычай.
— Ваша мать тоже умерла, — сказала она — Что с ней случилось?
— Она долго болела. Я ухаживала за ней.
— Вы тогда были взрослой?
— Да, можно сказать, взрослой.
— О, мисс, мне кажется, вы всегда были взрослой.
На обратном пути к замку мы зашли к Бастидам. Я сама это устроила, потому что чувствовала, что ей нужно общаться с людьми, живущими за стенами замка, особенно с детьми, и хотя Ив и Марго были младше ее, а Габриэль старше, по крайней мере, они были ближе к ней по возрасту, чем кто-либо из тех, кого она знала.
Приближение Рождества внесло суматоху в дом — по углам шептались и готовили друг другу сюрпризы.
Ив и Марго были заняты изготовлением рождественских яслей. Женевьева с интересом наблюдала за ними, и пока я разговаривала с мадам Бастид, она присоединилась к детям.
— Дети так волнуются, — сказала мадам Бастид. — Впрочем, так всегда бывает. Каждое утро Марго сообщает нам, сколько часов осталось до Рождества.
Мы смотрели, как они сооружали скалы из коричневой бумаги. Ив принес краски и нарисовал на скалах мох, а Марго стала раскрашивать ясли. На полу лежал маленький ягненок, которого они смастерили сами и собирались потом поставить на скалу. Я наблюдала за Женевьевой. Она была совершенно зачарована.
Она заглянула в колыбель.
— Там никого нет, — со смешком заявила она.
— Конечно, никого! Христос еще не родился, — возразил Ив.
— Это чудо, — сказала ей Марго. — Накануне Рождества мы ложимся спать...
— После того, как поставим ботинки около камина... — добавлял Ив.
— Да, мы так делаем... колыбель пуста, а потом... рождественским утром, когда мы встаем, маленький Христос лежит там.
Женевьева молчала.
Потом она произнесла:
— Можно, я помогу вам?
— Конечно, ответил Ив — Нам нужны еще пастушьи посохи. Вы знаете, как их делать?
— Нет, — робко промолвила она.
— Марго покажет вам.
Я наблюдала за девочками, склонившими друг к другу головы, и думала, что именно это и нужно Женевьеве.
Мадам Бастид заметила мой взгляд:
— И вы думаете, что господин граф допустит это? Вы думаете, что он одобрит дружбу между нашими детьми и своей дочерью?
— Я никогда не видела ее такой... спокойной, такой беззаботной, — ответила я.
— Ах, но господин граф вряд ли захочет видеть свою дочь беззаботной. Он хочет сделать из нее знатную даму, хозяйку замка.
— Ей просто необходимо общество ваших детей. Вы ведь пригласили меня к себе на Рождество. Можно, я возьму ее с собой? Она с такой тоской говорила со мной о Рождестве.
— Вы думаете, вам позволят?
— Попробуем, — сказала я.
— Но господин граф...
— Я найду, что сказать ему, — без тени сомнения ответила я.
За несколько дней до Рождества граф вернулся в замок. Я ожидала, что он захочет узнать, как идут дела у его дочери или как продвигается работа над его картинами, но ничего подобного не произошло. Возможно, его мысли были заняты гостями, которые в скором времени должны были пожаловать в замок.
Со слов Нуну я знала, что приедет пятнадцать человек. Обычно приезжало больше, но отсутствие в доме хозяйки делало прием гостей весьма щекотливым делом.
В день накануне Рождества мы с Женевьевой, катаясь верхом в окрестностях замка, встретили группу наездников. Граф ехал во главе этой группы, рядом с ним была необыкновенно красивая молодая женщина. Ее черную шляпу украшал серый бант, серый шарф окутывал ее шею. Мужской покрой костюма лишь подчеркивал женственность ее линий. Я сразу отметила про себя роскошные блестящие волосы, нежные черты лица. Она была похожа на статуэтку из коллекции фарфора в голубой гостиной, которую я видела один или два раза. При виде таких женщин я всегда чувствовала себя еще выше ростом и невзрачнее, чем была на самом деле.
— А вот и моя дочь, — сказал граф, приветствуя нас с неожиданной нежностью.
Мы все четверо остановились, потому что остальная компания немного поотстала.
— Со своей гувернанткой? — добавило прелестное создание.
— Конечно, нет. Это мисс Лоусон из Англии, она реставрирует наши картины.
В ее глазах промелькнуло холодное оценивающее выражение.
— Женевьева, познакомься, это мадемуазель де ла Монелль.
Мадемуазель де ла Монелль! Я уже слышала это имя.
— Да, папа, — сказала Женевьева. — Добрый день, мадемуазель.
— Мадемуазель Лоусон, мадемуазель де ла Монелль.
Мы обменялись приветствиями.
— Наверное, заниматься картинами очень увлекательно, — сказала она.
Тогда я вспомнила. Это имя упоминал Филипп, говоря о людях, которым нужно отреставрировать картины.
— Мисс Лоусон убеждена в этом.
Обращаясь к нам, граф завершил беседу:
— Вы уже возвращаетесь?
Мы сказали, что нас уже ждут в замке и уехали.
— Вы находите ее красивой? — спросила Женевьева.
— Что?
— Вы не слушаете, — упрекнула меня Женевьева и повторила вопрос.
— Я думаю, что многие так считают.
— Я хотела бы знать ваше мнение, мисс. Вам она нравится?
— Такой тип красоты многих приводит в восхищение.
— А мне она нисколько не нравится.
— Я надеюсь, вы не пойдете с ножницами в ее комнату, потому что, если вы сделаете что-нибудь в этом роде, будут неприятности... не только для вас, но и для других. Неужели вас не беспокоило, что случилось с бедной мадемуазель Дюбуа?
— Глупая старая дева.
— Это не повод, чтобы плохо относиться к ней.
Она засмеялась с довольно лукавым видом:
— Ну уж вы-то вышли из этой истории благополучно, не правда ли? Мой отец подарил вам красивое платье. У вас, наверное, в жизни таких не было. Вот видите, какую услугу я вам оказала.
— Позвольте не согласиться с вами, Женевьева. Для нас всех эта ситуация была весьма затруднительной.
