Сидни Шелдон - Если наступит завтра
– Трейси? – Она не знала, куда деть глаза. – Я… ты как?
– Нормально. Мистер Десмонд у себя?
– Не… не знаю… Сейчас посмотрю… Извини. – Мэй нервно вскочила с кресла и юркнула в кабинет вице-президента.
Через несколько мгновений она снова появилась в приемной.
– Входи. – Мэй посторонилась, и Трейси шагнула к двери.
«Что это такое с Мэй?» – подумала Трейси.
Вице-президент стоял возле своего стола.
– Добрый день, мистер Десмонд. Можно войти?
– С какой целью? – В его тоне не было и намека на дружелюбие.
Трейси растерялась, но не сдалась.
– Вы говорили, что я лучший оператор компьютера, какого вы только знали. И я подумала…
– Подумали, что я возьму вас на прежнее место?
– Да, сэр. Я ведь не потеряла прежних навыков. И вполне могу…
– Мисс Уитни. – Вице-президент больше не называл ее Трейси. – То, о чем вы просите, абсолютно невозможно. Поймите, наши клиенты не захотят иметь дело с человеком, который отбывал срок за грабеж и покушение на убийство. Это не соответствует нашему безупречному моральному имиджу. Едва ли вас, с вашим прошлым, решится нанять какой-нибудь банк. Советую вам поискать работу, более соответствующую вашим обстоятельствам. Надеюсь, вам ясно, что в моих словах нет ничего личного.
Трейси слушала сначала растерянно, потом в ней закипел гнев. О ней говорили как об изгое, как о прокаженной. А как этот самый человек распинался раньше: «Мы ни за что не хотим вас терять. Вы числитесь среди наших самых ценных сотрудников».
– У вас ко мне что-нибудь еще, мисс Уитни? – Вопрос означал, что пора уходить.
Трейси хотела обсудить сотню разных вещей, но теперь понимала, что все это бесполезно.
– Нет, – ответила она. – Вы сами все сказали. – Трейси повернулась и с горящим лицом направилась к двери. Ей казалось, что все сотрудники банка собрались поглазеть на нее. Мэй успела растрепать: уголовница вернулась. Трейси шла к выходу, высоко держа голову, но внутри обмирая. «Нельзя позволять творить с собой такое, – твердила она себе. – Все, что у меня осталось, – это моя гордость. Уж ее-то у меня никто не отнимет».
Униженная, Трейси целый день не выходила из номера. Как она была наивна, рассчитывая, что ее примут обратно с распростертыми объятиями. Теперь о ней шла дурная слава. Вспомнила слова Чарлза: «О тебе заголовки на первой полосе “Филадельфия ньюс”». Ну и черт с ней, с этой Филадельфией. Здесь у Трейси остались еще дела, но, покончив с ними, она уедет куда-нибудь подальше. Может, в Нью-Йорк, где ее никто не знает. От этого решения Трейси стало немного легче.
Вечером она поужинала в кафе «Ройал». После омерзительного разговора с Кларенсом Десмондом Трейси нуждалась в успокаивающей атмосфере – мягком свете, изящной обстановке, умиротворяющей музыке. Она попросила водку с мартини и, когда официант принес заказ, подняла глаза, и ее сердце екнуло – напротив, в отдельной кабинке, сидел Чарлз с женой. Они ее пока не заметили. Ей захотелось немедленно подняться и уйти. Трейси была не готова встречаться с Чарлзом лицом к лицу. Во всяком случае, не раньше того момента, когда она приведет в действие свой план.
– Вы готовы сделать заказ? – спросил официант.
– Я… я жду… – Трейси не решила, в силах ли она остаться.
Она снова бросила взгляд на Чарлза и – странное дело! – словно увидела незнакомца. Перед ней сидел лысеющий, сутулый мужчина среднего возраста с выражением неподдельной скуки на лице. Даже не верилось, что когда-то она считала, будто любит его, когда-то спала с ним, рассчитывала провести с Чарлзом всю жизнь. Трейси перевела глаза на его жену. У той было такое же скучающее выражение лица, как и у Чарлза. Они производили впечатление людей, которых навечно приговорили прозябать друг подле друга. И перед внутренним взором Трейси открылась бесконечная череда скучных лет, которые им предстояло прожить вместе. Ни любви. Ни радости. «Вот оно, наказание Чарлзу!» – подумала Трейси и ощутила, как в ней внезапно всколыхнулась освобождающая волна и пали цепи глубокой, темной душевной кабалы. Она дала знак официанту:
– Я готова сделать заказ.
Все кончено. Прошлое наконец похоронено.
Только вернувшись вечером в гостиницу, Трейси вспомнила, что ей причитались деньги из фонда сотрудников банка. Она произвела подсчеты, и у нее получилось тысяча триста семьдесят пять долларов и шестьдесят пять центов.
Она написала письмо Кларенсу Десмонду и через два дня получила ответ от Мэй:
«Дорогая мисс Уитни!
В ответ на Ваше письмо мистер Десмонд просил проинформировать Вас, что в русле проводимой этической политики управления финансовым фондом сотрудников Ваша доля перемещена в основной фонд. Вице-президент особо подчеркнул, что не имеет ничего против Вас лично.
Искренне Ваша секретарь первого вице-президента
Мэй Трентон».Трейси не поверила собственным глазам: у нее украли деньги и при этом прикрылись желанием блюсти этическую чистоту банка! Разгневанная, она поклялась: «Я им этого не спущу! Больше меня никто не надует!»
На следующее утро Трейси стояла перед знакомым входом в филадельфийский банк «Траст энд фиделити». На ней был парик с черными длинными волосами и толстый слой темного грима с нарисованным на подбородке багровым шрамом. Если что-нибудь пойдет не так, запомнится именно этот шрам. Несмотря на маскировку, Трейси чувствовала себя голой: она пять лет проработала в этом банке, и здесь было полно людей, которые прекрасно знали ее. Следовало соблюдать особую осторожность, чтобы не выдать себя.
Трейси достала из сумочки пробку от бутылки, вложила в туфлю и, хромая, вошла в дверь. В зале было полно посетителей – Трейси специально выбрала время, когда в банке начался самый пик работы. Приблизилась, ковыляя, к стойке. Клерк прервал телефонный разговор, положил трубку и поднял на нее глаза:
– Слушаю вас.
Это был Джон Крейтон, банковский расист. Он ненавидел евреев, черных и пуэрториканцев, хотя не обязательно именно в такой последовательности. Вечно раздражал Трейси, когда она здесь работала, но теперь по его лицу не было заметно, что он узнал ее.
– Buenos días, señor[33], я хочу открыть счет, ahora[34]. – Трейси говорила с мексиканским акцентом, который все последние месяцы слышала от своей сокамерницы Паулиты.
Лицо Крейтона исказила презрительная гримаса.
– Фамилия?
– Рита Гонзалес.
– Сколько денег вы намерены положить на счет?
– Десять долларов.
– Наличными или чеком? – насмешливо хмыкнул Крейтон.
– Наличными, будь спокоен. – Трейси достала из сумочки смятую, надорванную десятидолларовую купюру. Клерк шлепнул перед ней формуляр:
