Джессика Клер - Последний удар
Я задумываюсь, пытаясь придумать хорошую ложь. Наёмные убийцы — плохие лжецы. И, в конце концов, я плохой лжец. И поэтому говорю ей правду:
— Я волновался о тебе, Дейзи, и пришёл в этот клуб.
— Как ты нашёл меня?
Теперь мне действительно нужно солгать:
— Я проходил мимо и увидел тебя на улице.
Она раздумывает над этим с минуту, и я уже решаю, что она верит мне, когда мужчина в моём захвате говорит:
— Он чёртов лжец. Увидел на улице? Он вешает тебе лапшу на уши!
Я сжимаю руку крепче, готовый прекратить его страдания, но не тогда когда на это смотрит Дейзи. Слова это мудака вызывают у неё неуверенность, она отражается у неё на лице.
— Я катаюсь по ночному городу, — вру я снова. — Не могу уснуть.
И это правда. Я едва могу заснуть. Здесь не самое лучшее место для меня.
— Ты… ты преследовал меня? — Дейзи заикается.
— О, да, — фыркает будущий мертвец. — Ты охотник, и это я тут плохой парень?
— Одну минуту, Дейзи, — говорю я. Прежде, чем с ней объясняться, мне нужно позаботиться об этом мусоре.
Я тащу хищника вниз по переулку. Здесь негде спрятаться от взгляда Дейзи. Я прижимаю его к кирпичной стене.
— Я скажу тебе то же, что и твоему другу внутри. Мне не нравится любой, кто касается Дейзи. Она не для вас. Но ты сделал это и заставил её плакать, поэтому ты будешь наказан.
— Мужик, не надо, — он начинает протестовать, тщетно пытаясь ударить меня ногами. Я опускаю его на землю и ставлю подножку. Три быстрых удара — и его ахиллово сухожилие уже не позволяет ему встать.
Он резко вскрикивает.
Я заглушаю его крик рукой.
— Смотри, что я могу сделать одним лишь ботинком. Видит бог, если бы мы были не одни, это был бы не только он. Может быть, однажды ночью я приду в твой дом. Подумай, что я смогу сделать с тобой тогда.
Теперь он хнычет:
— Хорошо, хорошо. Хватит. Я даже не хотел трахать эту сучку.
Ещё один пинок. Дейзи смотрит на меня, здесь больше некуда смотреть. Она прикрывает рот руками. Мне остаётся лишь убеждать себя, что она в ужасе от произошедшего с ней, а не из-за моей жестокости.
— С ним будет всё в порядке, — говорю я отрывисто, выводя Дейзи из переулка.
— Как ты оказался здесь так быстро? — спрашивает она. — Я ведь написала тебе только что.
Я почувствовал это, но не отвлекался на телефон, пока преследовал Дейзи. Меня уже тошнит ото всей этой лжи, поэтому ничего не отвечаю. Я припарковался ниже по улице, поэтому ко всему прочему придется дать какое-то объяснение ещё и этому. С каждым разом накапливается всё больше лжи. Позади меня раздаётся стук каблуков по тротуару, ещё один, и ещё, и до меня доходит, что я иду слишком быстро. Приходится резко замедлиться.
— Ник, поговори со мной, — Дейзи делает паузу. — Я снова чем-то тебя обидела.
Её голос звучит так, будто она… вот-вот заплачет?
Это заставляет меня остановиться. Я поворачиваюсь к ней и вижу её расстроенное лицо с болью в глазах.
— Нет, Дейзи, я не обижен, — произношу я, заглядывая в её глаза. Это правда. Видит ли она меня?
Её рука слегка касается моей щеки в качестве неуверенного предложения.
Я закрываю глаза и вворачиваю своё лицо в её руку так, чтобы её пальцы касались моих подбородка и губ.
— Я подумала, что ненароком оторвала тебя от чего-то важного, написав тебе.
Она так добра ко мне, так доверчива. Я чувствую острый порыв оберегать её, ведь сама она этого не может.
— Я дурак, — говорю я в её руку. — Тупица. Давай сядем в машину, и я расскажу тебе всё.
Не всё, но достаточно.
Я придерживаю для неё дверь машины, и мы уезжаем. Но я решаю не возвращаться в наш район, а вместо этого отвожу её на одно из озёр поблизости. От поверхности воды отражается лунный свет. На мой взгляд, это умиротворяющее место как нельзя лучше подходит для моих признаний.
— Дейзи, — проговариваю я, заставляя её посмотреть на меня. — Должен сказать, я не всегда был честен с тобой.
Она поднимает на меня свои печальные глаза, они кажутся такими опытными и знающими на её невинном лице:
— Я знаю, Ник.
— Знаешь?
— Да, знаю. В смысле, ты не самый хороший лжец и не раз противоречил сам себе.
Ты… — она немного медлит, но спрашивает: — Ты женат?
— Женат? — её вопрос звучит так, будто это худшая вещь в мире. И за это я ей благодарен. — Нет, никогда, — и в подтверждении поднимаю свою руку, будто принося ей присягу.
Она облегчённо вздыхает:
— Тогда что?
Я взвешиваю в уме, сколько можно ей рассказать.
— Нет, Ник. Не надо подбирать слова. Просто расскажи всё как есть.
Я внутренне сжимаюсь. Нельзя рассказывать ей всё, но тем не менее:
— Я из России, родился в Украине, но вырос на улицах России, в Братве. Ты знаешь, что это такое? — она качает головой, поэтому я объясняю: — Это как небольшая семья, но в ней нет добра. Мы не любим друг друга.
— Как и в настоящих семьях, мне кажется, — она слабо удивляется моим словам.
— Возможно. Но эта семья плохая. И я ушёл из неё. Из-за своей работы мне приходится разъезжать по всему миру, и сюда я тоже приехал из-за неё.
— Что это за работа?
— Компьютерная, — это ведь не ложь. Большую часть работы я действительно делаю на компьютере. Дейзи принимает это, потому что видит правду, часть правды. — И живу я не в твоём доме, а напротив.
— Помню, ты говорил. Почему ты соврал мне об этом?
Я забыл об этом. Какую ложь я ей сказал, потеряв её нить? Я мудак.
— У меня не было оправдания находиться в твоём здании.
Она не отталкивает меня, но раздумывает над этим.
— Ты врёшь мне, потому что считаешь меня наивной?
— Нет! — поражаюсь я. Она думает о себе хуже, чем есть на самом деле. Будто в её невинности может крыться что-то плохое. — Я думаю что ты прекрасна, Дейзи. Прекрасна.
Мои слова заставляют её покраснеть, отчего отблеск лунного света на её щеках будоражит мою кровь. Но я не животное и продолжаю сидеть на своей стороне автомобиля.
— У меня нет ничего своего. Я арендую и квартиру, и машину. Хорошо, что ты не пришла. Там ничего нет.
— У меня тоже, — признаётся Дейзи. — Просто я чувствую себя не в своей тарелке рядом с тобой. Возможно, это потому, что я девственница и просто не понимаю, что происходит.
Мы оба поражаемся этому признанию. Дейзи прикрывает рот рукой, и даже в тусклом свете я вижу, что она пунцово-красная. Её признание меняет одновременно всё и ничего. Я знал о её невинности с того момента, как увидел её прикосновения к себе. Или, может быть, надеялся. Но теперь, после её собственных слов об этом, у меня даже голова кружится от удовольствия.
