Эффект домино. Падение (СИ) - Оллис Кира
— А вот и я! — Мэддок, улыбка которого при виде меня превращается в кривой оскал, заявляется в столовой.
Только ему позволено говорить, когда Папа молчит. Любимчик и, как это часто бывает, избалованный поганец, которому всё сходит с рук, что бы он не натворил. Есть лишь одна его слабость, которую Дон ему не прощает: наркотики.
Младший отпрыск Робертса плюхается на свой стул полубоком и закидывает свои ноги в кожаных туфлях прямо на обеденный стол. Пусть он сидит напротив и в метре от меня, но аппетит разом пропадает. Укладываю приборы на тарелку, чтобы обозначить конец своей трапезе, и вытираю губы салфеткой. Ханна продолжает есть, будто такое свинское поведение её брата в порядке вещей.
— Почему все такие кислые? — Мэддок продолжает свой монолог, хотя прекрасно знает, что ответить ему мы не можем.
Он насмешливо скалится, всматриваясь почему-то именно в меня.
Что ты там пытаешься найти, придурок? Твоей совести у меня точно нет.
— А ты, я смотрю, в приподнятом настроении? — продолжая жевать, интересуется его отец. — В морг съездил?
Вот тут я слегка напрягаюсь. Несмотря на то, что я лично подменил все результаты, нет гарантии, что какой-нибудь умник не додумается провести повторное исследование под дулом пистолета. Как же Кассандра усложнила мою жизнь!
— Обижаешь, пап! — отвечает Мэд, закидывая в рот оливку, как дрессированный тюлень, поймавший рыбу. Выпендрёжник. — Лично проверил все заключения судмедэкспертов. Это она.
Дон довольно хмыкает, вытирая рот салфеткой, а я стараюсь не выдыхать так явно.
— Кто умер? — Ханна не к месту хихикает, даже не зная, о ком речь.
Хотя почему я удивляюсь? Она такая же бездушная, как и остальные члены её семьи. Как, в прочем, и я. Чужая смерть меня заботит примерно так же, как опытного мясника. Самую страшную потерю я уже однажды пережил. Хуже уже ничего быть не может.
Поэтому Ханну я не осуждаю. Иметь душу — значит тащить на себе непомерный груз из переживаний за других людей. Я научился переключать в себе внутренний тумблер, отвечающий за тёплые чувства. Режим «ВКЛЮЧЕНО» активируется исключительно в присутствии членов моей семьи. Будучи на задании, я просто делаю своё дело, вот и всё. И к Кассандре это изречение должно относиться в том числе, поэтому, не дождавшись ответа от остальных присутствующих мужчин, произношу чёрствым тоном:
— Незначительная помеха.
— Кстати, насчёт помехи. Агилар вроде бы притих. Неужели наша ответка сработала? — с неуместным весельем спрашивает Мэддок, приступивший к своему бифштексу, так и не сменив позу.
— Время покажет. Но, думаю, намёк он понял, даже если ему плевать на своё отродье, — сухо отвечает Дон.
— Я проследил, чтобы он получил результаты экспертизы. И фотки приложил, чтобы уж наверняка сомнений не осталось.
Моё актёрское я рукоплещет высшей степени пофигизма, написанного на моём лице.
— А что насчёт её матери? — вклиниваюсь я ради поддержания такого душещипательного разговора.
— Купер беседовал с врачом. — Дон промакивает свой рот салфеткой. — Ей осталось жить от силы месяц. Пусть помучается чуток, я не жадный, — злорадствует, гадко ухмыляясь.
В столовой повисает тишина, нарушаемая только тиканьем антикварных настенных часов. Перечить Папе не осмеливается даже кровожадный Мэддок.
— Я завтра улетаю в Майами, — продолжает Робертс, которому молоденькая служанка в пахабной униформе как раз поднесла воду, чтобы он запил свой традиционный «десерт»: лекарство от простатита.
Диагноз я выяснил, взломав базу данных клиники, в которой работает «семейный» врач. Почему-то мне становится легче на душе, когда я представляю, что ублюдок мучается с постепенно усыхающим членом. Это то, что, однозначно, уязвляет его мужественность. С его-то любовью к девочкам…
Дон уже несколько месяцев таскает при себе этот препарат и пьёт его строго по часам, как я успел заметить в наши встречи.
Мой взгляд на пару секунд задерживается на пышной заднице служанки, и совсем невовремя вспоминается наряд, который я прикупил для Кассандры. Вот она удивится!
— Брай, давай тоже махнём в Майами? Помнишь, как было здорово в прошлом году? — начинает упрашивать Ханна, сложив бровки домиком.
Очень здорово, ага. В том псевдоотпуске я чуть брата не лишился.
— Нет, — отрубает её отец резким тоном, в котором проскальзывает едва заметное раздражение.
Интересно… Что там за дела в Майами, в которые нельзя посвящать меня?
— Купер заедет к тебе переговорить по поводу будущей встречи с «шакалами», — Робертс обращается уже ко мне.
«Шакалами» мы называем нелегалов, выплачивающих дань Папе за возможность жить в ЭлЭй. Генри занимается тем, что распределяет между солдатами семьи участки, а я отвечаю за исполнение.
— Как скажете, — отказать я точно не могу, дабы не вызвать ни малейшего подозрения, что я хоть что-то скрываю. Или кого-то.
На этом Дон встаёт из-за стола, и я, как преданный воин, делаю то же самое, чтобы отдать ему честь. Чёрт побери, это задание, растянувшееся уже на несколько лет, даётся мне тяжелее всего, потому что при каждом слове «Папа», при каждом поклоне, при каждом приветствии и прощании всё, что я хочу сделать — это всадить пулю в его седеющую башку. Я даже приметил морщину прямо по центру его лба, которая могла бы послужить отличной мишенью.
После нашего дружного семейного застолья я надеялся, что Ханна правильно поймёт мои слова о том, что я мечтаю поспать, и просто попросит отвезти её к себе. Но после её обещаний устроить мне показ сегодняшних обновок, я и сам передумал по одной простой причине: нутром чую, мне нельзя оставаться с Кассандрой наедине.
ГЛАВА 7 НЕВОЛЬНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Кассандра
Покончив со своими делами на кухне, решаю прогуляться по вилле, лишь бы не думать о том, где и с кем сейчас Брайан. Жила ведь я как-то восемь лет без этого знания? И дальше проживу. Нужно только нарисовать в своём воображении чёткий план действий и строго следовать ему, не засоряя свои мысли никому ненужными бреднями. Именно по этой причине я просто обязана провести время с пользой. Мало ли какая информация может пригодиться? Вдруг я и сама смогу найти выход из капкана, в котором застряла по собственной глупости?
Обхожу все доступные комнаты, обстановка в которых не вызывает и маломальского интереса из-за отсутствия в них жизни. В двух гостевых спальнях на втором этаже такой же гостиничный интерьер, как и в моей: необходимый минимум мебели в холодном скандинавском стиле и плазма на стене. В каждой из них своя ванная, которой вряд ли хоть раз пользовались. Зачем Брайану такой огромный дом?
На всякий случай оставляю кеды в своей спальне, чтобы не наследить, и, бесшумно ступая по мягкому ковролину, которым устлана лестница, отправляюсь на первый этаж в сторону манящей меня двери в самом дальнем конце коридора. Ручка легко поддаётся, впуская меня в обитель владельца дома. Эта комната выглядит более уютной, чем остальные, благодаря полупрозрачным белым занавескам, пританцовывающим при каждом дуновении вечернего ветерка. Подхожу к открытому окну, любуясь видом на океан. Солнце практически село за горизонт, напоминая о своём существовании только маревом заката, раскрашивающим водную гладь оранжево-красными всполохами. Отсюда видно огромный «бесконечный» бассейн, край которого растворяется в океаническом пейзаже на его фоне. Любопытно, Брайан часто в нём плавает? Он делает это в одиночестве или вместе с Ханной?
Открываю стеклянную дверь и выхожу на террасу, плавно переходящую в зону отдыха с шезлонгами и столиками. Всё здесь буквально пахнет зелёными купюрами, вложенными в нехилый такой дизайн. Приближаюсь к бортику, и при виде воды, в отражении которой одна за одной начинают вспыхивать звёзды, меня внезапно накрывает желание окунуться в пленительную прохладу. Я так давно не плавала… А ведь когда-то это было моим любимым занятием. Оглядываюсь по сторонам, вслушиваясь в ничем не нарушаемую тишину, и решаю воспользоваться моментом. Я же ненадолго. Буквально минут на пять и всё. Я имею полное право хотя бы на мизерную компенсацию за причинённый моральный и материальный вред. На худой конец, если не успею выйти через спальню, оббегу дом с другой стороны и спрячусь в своей комнате.
