Мария Ветрова - Уведу родного мужа
— Тоже мне новость! Да я давным-давно поняла, кто этот Федя на самом деле! А вчера окончательно в этом убедилась и не сказала тебе только потому, что считала тебя, Лизочка, умнее… Думала, сама знаешь… Ну скажи на милость, где это ты видела, чтобы менты типа этого Широкова кому-нибудь из свидетелей рассказывали, как идет следствие?! Нашла, о чем выть! Вот я-то, я-то что, по-твоему, буду теперь делать? Можно сказать, изгнана на улицу, голая и босая… У-у-у-у!
И она как-то злобно разревелась по новой.
У меня реакция на окончательную несправедливость судьбы оказалась прямо противоположной. Мысленно подсчитав все неприятности, свалившиеся в данный момент на мою голову, я почувствовала, что слезы, еще недавно горькие и обильные, высохли сами. А в душе образовалась некая неведомая субстанция, состоящая из твердого, как металл, вещества и бурного протеста. Как этот состав удерживался вместе, сказать не могу, главное — он был, и я поняла, что буду бороться за лучшую судьбу, чем имеющаяся на сегодняшний день, до последнего.
— Хватит выть! — сказала я Татьяне довольно грубо. — Можно подумать, это что-нибудь изменит! Если нас все вокруг предали, значит, надо защищаться и действовать самостоятельно!
— Как? — еле слышно прошептала она. Но я успела заметить искорку надежды, мелькнувшую в глазах подруги, и, вспомнив, как меня мочалил на вчерашнем своем допросе подлый Фрэд, мгновенно решила воспользоваться его методом.
— Мы с тобой из-за этих предателей отброшены на стартовые позиции, — заявила я. — Значит, надо начать все сначала!
И поскольку в Танькиных глазах читались только тупость и непонимание, пояснила:
— Мы должны найти Вильку! Сами и раньше, чем это сделают менты, прокуратура и фээсбэшники, вместе взятые! Прежде всего потому, что они этого отродясь не сделают, а следовательно, нам с тобой кранты — неважно, от Широкова или там от бандюков, но кранты!..
Татьяна испуганно охнула и задрожала как осиновый лист: про бандитов она, потрясенная папашкиным отречением, казалось, забыла напрочь, а теперь вспомнила и мгновенно поняла, что дороже собственной шкуры, причем в самом прямом смысле слова, на данный момент действительно ничего нет.
— Я тебя буду спрашивать, а ты всякий раз, прежде чем ответить, думай!
Она посмотрела на меня с уважением и надеждой, потому что, видимо, вспомнила, сколько раз в нашем прошлом именно я выручала Таньку и даже Ларку из самых безнадежных или, как теперь говорят, экстремальных ситуаций. Именно в них мои собственные мозги действительно начинают отчего-то работать с совсем другим коэффициентом полезного действия!
— Прежде всего, — потребовала я, — рассказывай мне с подробностями, почему в тот вечер Вилька долго торчал на работе и из-за чего конкретно вы полаялись… Ну?
— По-моему, я не говорила, что он торчал на работе, — возразила Татьяна. — Я и сейчас думаю, что не на работе, потому что звонила туда после шести, но даже секретарши и то не было, один Фадеев сидел…
— Где же он тогда был? — удивилась я.
— Я же говорила тебе! — тоже удивилась Танька. — Ну, помнишь? Что у него появилась какая-то баба, которая изредка звонила… Наверное, у нее и был… Так я тогда подумала.
— И ты так спокойно об этом говоришь? — В моей душе вспыхнуло что-то вроде возмущения. — И ты хочешь сказать, что даже не потрудилась выяснить, что за баба там вдруг объявилась, явно с целью его увести?! Да если это правда, он же и в данный момент наверняка у нее отсиживается!
Танька вздохнула и отвела глаза.
— Знаешь, Лизочка, — опять перешла она на шепот, — я… Ну, я решила, когда узнала про бабу, что это Бог меня за тебя наказывает… Д-думаешь, я не переживала, что у нас с тобой… и с Вилькой… ну, так все получилось?.. Еще как переживала! Потому и не спешила узнавать подробности, думала, как получится…
Быстренько подавив мелькнувшую в моей душе тень всепрощения, я посмотрела на Татьяну с новым интересом:
— Ты что, стала за это время религиозной? — Вдобавок ко всему я припомнила, как Танька усиленно крестила нас с предателем Фрэдом перед поездкой на «Пипсу».
— Ну, не то чтобы уж совсем, — смутилась она, — но я уже давно поняла, что Бог есть и что Он все видит… в том смысле, кто кого обидел! — смутилась окончательно подружка.
— Ладно, — смилостивилась я. — Допустим. Теперь перейдем к вашей ссоре… Излагай детально!
— Ну, он пришел почти в полночь, я уже в пижаме была и в халате.
— Это я заметила, когда ты сюда заявилась… Ты по сути, по сути!
— А что по сути-то, — уныло произнесла Татьяна, которая с детства испытывала проблемы с красноречием. — Ну, жрать попросил. А я сказала, как обычно, что пусть сам себе берет из холодильника… А он, ни с того ни с сего, ка-ак подскочит, ка-ак схватит меня за пижаму, ка-ак вытащит из постели, ка-ак заорет… ну, по-всякому!
— Как по-всякому? — попробовала уточнить я. Но Татьяну вовсю несло к печальному финалу.
— А потом ка-ак вмажет мне!.. А я ка-ак брошусь пулей в прихожую, ка-ак… Ну, остальное ты знаешь!
Остальное я действительно знала. И от Татьяниных подробностей никакой новой информацией не разжилась… Ну что ты будешь с ней делать, коли она совершенно негуманитарный человек?!
Единственное, что слегка радовало меня в тот момент, — это что я не успела поделиться с обманщиком Фрэдом сведениями насчет, возможно мифической, Вилькиной бабы. А возможно, и не мифической. На это хрупкое обстоятельство и оставалось в данный момент нам надеяться.
— Вставай и одевайся! — решительно сказала я. — Едем, пока твой папашка не успел отнять машину!
— К-куда? — испуганно вылупилась на меня Татьяна.
— К твоей шпионке-секретарше, разумеется! — пояснила я этой тупице. — Выяснять все, что возможно, насчет Вилькиной бабы, пока до этого не успели докопаться и выспросить менты… Живо собирайся!..
Глава 19
Опасный свидетель
Вилькина секретарша, которую я видела очень давно всего один раз, застряла в моей памяти в виде крепко сбитой тетки с абсолютно незапоминающимся лицом, обрамленным мелкими и жиденькими кудряшками. Одевалась она, по словам мужа, всегда одинаково: в скромненькую белую блузочку без особого фасона и антикварный бостоновый костюм синего цвета, должно быть доставшийся ей при расформировании в 1991 году местного райкома партии. В точности такой костюм носила моя бабушка, большая общественница, которую я помню очень смутно и тоже исключительно в этом синем бостоне. Всякий раз надевая его перед выходом из дома, бабушка сообщала окружающим, что он возвращает ей юность…
