Нора Робертс - Завороженные
— Ну, отчасти даже справедливо. А вдруг они снова пойдут играть и не смогут остановиться, последнюю рубашку просадят?
Себастьян прижался губами к спине Мэл.
— Я лучше знаю. Джерри с Карен внесут залог за симпатичный пригородный домик, удивят друзей своим богатством. Оба согласятся, что судьбу испытывать не стоит, и практически больше не станут играть в азартные игры. Родят троих детей. На шестом году совместной жизни возникнут крупные семейные проблемы, которые они все-таки преодолеют.
— На этот раз ладно. — Удастся ли когда-нибудь привыкнуть к чудесам?
— На этот раз, — шепнул он, — выключи мозги, сосредоточься на мне.
Улыбнувшись, Мэл поставила стакан на тумбочку, перевернулась, получила хороший шлепок, повалила Себастьяна на кровать, крепко схватила за руки, потерлась об нос носом.
— Доволен?
Он с усмешкой забрал в рот ее нижнюю губу.
— Пожалуй.
— Тогда продолжим. — Чмокнула в кончик носа, в щеки, в подбородок, поцеловала в губы. — На тебе бренди вкусней, чем в стакане.
— Попробуй еще, убедись окончательно.
Весело сверкнув глазами, она надолго приникла к его губам.
— Ммм… Гораздо вкуснее. На вкус ты мне нравишься, Донован. — Мэл переплела пальцы с его пальцами, радуясь, что он не отнял руку, провела губами по горлу, дразня, искушая, играя взаимным желанием. Здесь теплее, там прохладнее, пульс бьется сильно, быстро, чудесные формы — широкие плечи, крепкая гладкая грудь, плоский живот — трепещут под руками. Ее кожа светлее его, на пальце переливается красками камень в серебряной оправе. Прижалась щекой к щеке, испытав не просто томление, но и неведомое глубокое чувство. Оно пьянит, как вино, затмевает рассудок, перехватывает горло, обжигает глаза, от него тает сердце.
Сегодня Мэл чародейка, понял Себастьян. У нее дар и сила. Как незаметно завладела она его душой, сердцем, желаниями и будущим. Он вновь и вновь признается ей в любви, а она не понимает его родного кровного гэльского языка.
Они вместе парят над кроватью, как над зачарованным озером. Луна заходит, ночь близится к утру, а они утопают друг в друге и в магии.
Она приподнимается над его телом, мерцающим в свете лампы, глаза потемнели от страсти, веки отяжелели от блаженства. Никогда еще не была она столь прекрасной, не отдавалась с такой полнотой.
Он потянулся к ней, она ответила, они слились лихорадочно, сладко, прекрасно, руки встретились, крепко сомкнулись при взлете на очередную вершину.
На последнем пике она, вся в слезах, прошептала:
— Не уходи. До самого утра.
— Не уйду.
Мэл изо всех сил боролась с признанием в любви. А потом навалилась усталость, и она заснула.
Глава 11
Нетрудно ознакомиться с расписанием и перечнем услуг салона красоты и фитнес-клуба в «Серебряном дворце», если улыбаешься и раздаешь чаевые направо-налево. Не составит труда также записаться на те же сеансы, которые посещает Линда Гласс. Гораздо труднее целый день носить трико.
Заняв место в классе аэробики вместе с дюжиной других женщин, Мэл дружелюбно улыбнулась Линде. Та поправила рыжую гриву, перехваченную ленточкой.
— Решили попробовать?
— Страшно благодарна вам за подсказку, — затараторила Мэл. — Пропустила из-за переезда больше недели. Так и форму потерять недолго.
— Знаю. Когда я сама уезжаю…
Инструкторша включила запись, грянула впечатляющая баллада в стиле рок, и Линда умолкла.
— Дамы, приступаем к разминке. — Скалясь в улыбке, крепко накачанная женщина повернулась к зеркалу и бодро крикнула: — Начали!
Мэл покорно растягивалась, разогревалась, повторяла обязательные упражнения. Несмотря на прекрасную, по ее мнению, форму, пришлось внимательно следить за собой. Видно, в этой продвинутой группе требуются не только стиль и грация, но и выносливость.
Посреди сеанса возникла жестокая ненависть к прыгучей инструкторше с бодрым голосом.
— Еще раз велит задрать ногу, и я ее убью, — негромко пробормотала она.
Ход оказался удачным. Линда угрюмо усмехнулась, задыхаясь в наклонах.
— Я тоже. Больше двадцати не полагается. Она заслуживает смерти.
Наконец, музыка смолкла, женщины, обливаясь потом, попадали на пол. Когда сердцебиение утихло и выровнялось, Мэл плюхнулась рядом с Линдой, уткнулась лицом в полотенце.
— Вот к чему приводит перерыв в десять дней. Зря я, наверное, на весь день записалась.
— Хорошо понимаю. У меня дальше гантели и штанга.
— Ох… — улыбнулась Мэл. — У меня тоже.
— Серьезно? — Линда растерла шею и встала. — Что ж, вместе будем мучиться.
От силовых упражнений перешли к велосипедному тренажеру, от велосипеда на бегущую дорожку. Чем больше потели, тем крепче дружили. Беседа переключилась с упражнений на мужчин, а с мужчин на историю жизни.
Потом они вместе посидели в сауне и в джакузи. Закончили процедуры массажем.
Линда растянулась на столе, сложив перед собой руки.
— Не понимаю, как можно бросить работу и стать домохозяйкой.
— И я не понимаю, — вздохнула Мэл, корчась под руками массажистки, разминавшими спину. — По правде сказать, не знала, что делать, решилась на эксперимент.
— Да?
Мэл помедлила, дав собеседнице уяснить, что затронута щекотливая тема.
— Понимаешь, нам с мужем хочется полноценной семьи. Ничего не выходит. Сдали кучу анализов, проделали всевозможные процедуры… И тогда я подумала, может, стоит отдохнуть от работы, от вечного напряжения…
— Кто знает.
— Мы оба единственные у родителей, у нас никого больше нет, нам действительно хочется иметь большую семью. Жуткая несправедливость. Счастливый брак, солидное состояние, чудный дом, а детей так и нет…
Мозги Линды заработали, но она этого не показала. Выразила сочувствие.
— Давно стараетесь?
— Не один год. Фактически это я виновата. Врачи говорят, мало шансов зачать.
— Извини за неделикатный вопрос, вы никогда не думали усыновить ребенка?
— Не думали? — Мэл изобразила скорбную улыбку. — Не пересчитать списков, в которых мы значимся. Мы готовы полюбить ребенка, даже не нашего в биологическом смысле, все ему отдадим… — Снова вздох. — Может, это эгоистично, но хотелось бы взять младенца. Усыновить ребенка постарше наверняка легче, а мы все-таки предпочитаем новорожденного. Говорят, дело долгое, затягивается на годы. Не знаю, как жить в пустом доме… — Глаза наполнились слезами. — Извини, не могу… без конца плачу.
Линда утешительно стиснула ее руку:
— Ничего. Только женщина может тебя понять.
