Наталья Калинина - Семь сокрытых душ
– Не мог взять трубку. Ада, мне нужно тебе сказать кое-что очень важное. Но не по телефону.
– Приезжай!
– О’кей. Через двадцать минут буду у тебя.
– Хорошо.
Время тянулось так медленно, будто кто-то специально растягивал его, как резину. Каждая минута превращалась в час, и казалось, прошли целые сутки до того момента, как в дверь раздался долгожданный звонок. Ада распахнула дверь, не глянув в глазок. Но увидела не Сергея, а симпатичного парня в форме известной службы доставки.
– Семенова Ада Валерьевна?
– Я.
– Посылка вам, – сказал курьер, обворожительно улыбаясь. И протянул обескураженной девушке небольшую, но довольно увесистую коробку.
– Мне? От кого?
– Там указан отправитель. Распишитесь вот тут.
Ада послушно расписалась на бланке, парень попрощался и ушел. А она с посылкой прошла в спальню.
Имя отправителя ей ни о чем не говорило – Петров Иван Сидорович. Оно было будто специально составлено из трех самых распространенных и «безликих» фамилий. И что ей делать с этой коробкой? Открыть или дождаться Писаренкова? Ада ходила вокруг посылки, не зная, как поступить. Разумом понимала, что лучше подождать Сергея – пусть он проверит содержимое, но, с другой стороны, любопытство одолевало ее. Игорь Сташков не раз пользовался в личных целях услугами этой службы доставки, вызывая курьера прямо в офис, и подарки, которые он отправлял родителям в Екатеринбург, упаковывались прямо в его кабинете. То есть курьер, привезший посылку, видел, что отправлялось. Вспомнив об этом, Ада решилась и сняла с коробки упаковку.
Но когда она увидела содержимое посылки, невольно отшатнулась. Кто-то сделал ей такой странный «подарок» – куклу. Не обычную, которых полным-полно в магазинах, а ручной работы. Подарок мог бы показаться милым, если бы кукла не была такой страшной. Это был пупс женского, судя по кружевному платьицу, пола, сделанный не из пластмассы или фарфора, а из материала, похожего на воск. Большая голова была приделана прямо к округло-вытянутому, как крупный кабачок, телу, ручки и ножки казались несоразмерно тонкими. Одета кукла была в атласное голубое платье с пожелтевшими кружевами по краю подола и рукавов, кое-где кружева были оторваны и испачканы чем-то темным. На голове куклы, сбившись набок, красовался мятый чепец, из-под которого выбивались неряшливые короткие кудряшки пегого цвета. Кукла была уродлива не только телом, но и лицом. Глаза, полностью черные, были близко посажены, что придавало выражению лица, и без того злобного, дополнительную хмурость и настороженность. Переносица была вдавлена, а кончик носа, наоборот, казался гротескно увеличенным и смотрел вверх так, что открывались крупные ноздри. Рот куклы, на который неизвестный автор не пожалел алой краски, был приоткрыт. И между губ виднелись два длинных зуба.
Кто и зачем подарил ей это страшилище?!
В дверь вновь позвонили, и Ада прикрыла коробку, решив, что покажет странную посылку Писаренкову. Но когда Сергей вошел и сообщил новость, из-за которой приехал, все мысли о кукле вылетели прочь.
– Погиб твой знакомый – Владимир.
Боярышники, 1997 годВ один из тех однообразных будничных будней, скрашиваемых лишь прогулками по просеке до кладбища, пришел гость. Неожиданным его визит оказался потому, что к Аде никто не приходил из воспитанников интерната, даже соседки по комнате. Только иногда – директриса интерната, которая осторожно интересовалась у Ады ее самочувствием и подолгу разговаривала с врачами.
Девочка не обижалась и не расстраивалась из-за отсутствия визитов своих сверстников, правильно предполагая, что, скорее всего, на посещения наложен запрет. Поэтому, когда в одно утро, которое Ада коротала, рассматривая по привычке в окно кроны посадок, обернувшись, увидела человека, одетого не в белый халат, а в темный свитер, то несказанно удивилась. И, что греха таить, обрадовалась, хотя визитер и не вызывал у нее особой симпатии.
Щуплый мальчишка, потупив взор и спрятав обе руки за спину, стоял в дверном проеме, не решаясь ни поздороваться, ни взглянуть на девочку, ни тем более без разрешения войти. Он бы так, может, простоял тихо и ушел незаметно, если бы Ада сама не оглянулась.
– Вовчик? А ты что тут делаешь?
Он наконец-то поднял на нее глаза и, заливаясь неровным пятнистым румянцем, шмыгнул носом.
– Вот… Пришел. Ниче? – и посмотрел на нее со смесью мольбы, ожидания и страха, будто ожидая, что его прогонят.
– Ничего. Ты что, сбежал, Вовчик? – догадалась Ада. По-доброму засмеялась и, спрыгнув с подоконника, подошла к мальчишке.
– Угу.
Теперь его лицо стало уже ровного свекольного цвета. Ада с трудом подавила желание ободряюще хлопнуть парня по плечу, вместо этого она с беспокойством произнесла:
– А если поймают, накажут ведь…
– Угу, – вновь сычом угукнул Вовчик.
– Проходи, чего стоишь, – пригласила она, с некоторым восхищением подумав, что ради нее Вовчик решил рискнуть. Путь от интерната до больницы был неблизкий, и вряд ли отсутствие парнишки останется незамеченным. И все же он, зная об этом, прибежал к ней.
– У меня есть яблоки, будешь? – предложила Ада, словно радушная хозяйка, угощение. И достала из тумбочки пакет с фруктами. Вовчик отрицательно мотнул головой и вытащил из-за спины одну руку, в которой оказался тощий букетик уже увядающих полевых цветов.
– Это тебе. Поправляйся, – пробубнил мальчишка.
– Спасибо, – приняла с улыбкой Ада цветы. – Присаживайся.
– Нет. Я пойду.
– Ну хотя бы расскажи, как там?.. – спросила она, хотя еще до недавнего момента совершенно не испытывала желания знать, что происходит в интернате.
– Ниче, все норм, – ответил Сухих. – Как всегда. Тебя только нет.
– Я скоро выйду, – сказала Ада.
– Угу. А тебе что делают, уколы? Зинка треплется, что тебе каждый день делают сорок уколов в живот, как бешеной собаке.
– Увижу, убью ее, – пообещала Ада, скрипнув зубами. – Это же надо такое выдумать!
– Я тоже не верю. Зинке лишь бы болтать. Она такие небылицы насочинять может, мрак. Она еще говорила, что это ты Райку… Ой, – спохватился Вовчик, – нам не разрешают об этом болтать.
– И правильно делают, – буркнула Ада, у которой мгновенно испортилось настроение. Вовчик, поняв, что сказал не то, переминался с ноги на ногу и комкал пальцами край свитера, то собирая его в гармошку, то опять расправляя. По тому, как он кусал топорщащуюся нижнюю губу, и по тому, как бегал его взгляд – то на Аду, то опять в пол, видно было, что ему хотелось расспросить девочку о той ночи. Но не решается.
– Что еще нового, Вовчик? – спросила Ада, чтобы окончательно уйти от опасной темы.
