Лорен Хендерсон - Заморозь мне «Маргариту»
– Хэзел, – ответила я, повинуясь своему безошибочному инстинкту.
Хьюго разочарованно уставился на меня: – Ты знала?
– Нет. Слышала, как Бен что-то говорил. Она ему понравилась. По-моему, ему пришлось подбирать актеров практически в одиночку.
– Бену? А, правая рука Филипа. Режиссер он, надо сказать, никудышный. Может, именно поэтому Филип держит его при себе – уверен, что Бен никогда не подсидит его, поразив всех порывом творческого вдохновения. В любом случае скоро узнаем, Хэзел подсыпала Фиалке таблетки или нет. Если и во время репетиций «Кукольного дома» продолжатся такие розыгрыши, все будет ясно.
– Как ты считаешь, не следует ли предупредить Фиалку? – Я перевернулась на другой бок. – Может, сказать, что кто-то устраивает ей гадости?
– Я бы не стал. Давно знаю Фиалку и могу точно сказать, что она лишь заразится паранойей и всех изведет. К тому же непонятно, чего именно ей надо опасаться.
Хьюго зевнул и потянулся. Я провела пальцем по его руке, от ладони до подмышки:
– Боишься щекотки?
– Нет, совсем не боюсь. Давай еще раз, мне понравилось. Ага. Вот так. Может, передвинешь область исследования чуть ниже?
– Как-нибудь потом, – ответила я. – Есть что-то нечеловеческое в твоей способности читать мои мысли.
Как долго я его искал, не мне вам говорить,
Но как-то выпить я решил и пивом закусить.
Был жаркий день, я в бар зашел и кружку себе взял,
И вместе с пивом я нашел того, кого искал.
Шрам на щеке, недобрый взгляд – как было не узнать.
Мне фотку много лет назад показывала мать.
Ему вцепился в глотку я: «Привет, шутник, я – Сью!
За то, что сделал ты, козел, сейчас тебя убью».
Толпа неистово вопила и аплодировала.
Так прямо и вцепился…
Магнитофон выключился в тот момент, когда дело дошло до моего любимого куска. Не поднимая головы, я заорала:
– Эй! Лерчи! Что там случилось с магнитофоном?
– Мисс Джонс? – произнес полузнакомый голос. – Можно с вами поговорить?
– Что? – Я выключила компрессор и обернулась, не поднимая маски.
Увидев меня в длинном наморднике из черной резины, посетители попятились. Я стащила маску с лица и сердито закричала:
– Я работаю, черт возьми! Вы что, не могли дома меня найти?
– Мы пытались дозвониться, – сказала женщина-констебль – та самая, что допрашивала меня раньше. – Очень не хотелось вас тревожить, но…
– У меня работы по горло.
Я рассеянно провела рукой по волосам, металлическая стружка царапнула пальцы. От сажи сейчас никак не избавиться, придется подождать до дома. Заметив черное пятно на свитере, я стащила перчатки и начала выскребать гарь. Сила привычки.
– Я – сержант Фогерти, – нервно представилась полицейская дама. – А это – констебль Хэмлин.
– Да, мы уже знакомы. Ну, что у вас? У меня совершенно нет времени.
– Мы установили личность найденной девушки. – Констебль Хэмлин кивнула в сторону люка. Ее, похоже, нисколько не смущал мой вид танки-стки, пережившей ядерный взрыв. Это мужчины, как правило, крестятся и шепчут «Отче наш».
– Как? – спросила я.
– Украшения и данные стоматолога. Девушку звали Ширли Лоуэлл, она пропала три года назад. В качестве основной версии рассматривалось самоубийство, – коротко объяснила констебль.
– Еще два месяца назад я не имела к этому театру никакого отношения, – сказала я. – Проверить несложно.
– Вы когда-нибудь слышали о Ширли Лоуэлл? – спросила констебль Хэмлин.
– Не помню такой. Ее задушили, да? Я заметила следы на шее, когда спустилась вниз к Мэри.
Они переглянулись.
– Думаю, мы можем это подтвердить, – осторожно сказала сержант Фогерти. – Что же касается Мэри Лавелл, нам удалось выяснить, что она работала в цирковой труппе, которая давала представления в этом театре три года назад. В той труппе работали и другие личности из тех, что…
– Софи Сэндерман, – подсказала констебль Хэмлин. – Вам что-нибудь известно об этой цирковой труппе?
Я пожала плечами:
– Софи делает костюмы для нынешней постановки. Я не знала, что она уже работала в «Кроссе». Единственный человек здесь, с которым я знакома больше двух месяцев, – Салли, Сальваторе Санторини, художник по декорациям для шекспировского «Сна». – Пока мне пришлось лишь раз увильнуть от ответа и еще раз соврать. – А теперь, если вы не возражаете, я займусь работой. Не хочу показаться грубой, но я думаю, что ничем не могу вам помочь. Мне нужно закончить скульптуру к завтрашнему дню.
Полицейские прошли в комнату для технического персонала, чтобы подвергнуть допросу несчастных, которые могли затаиться в ее углах. Я натянула маску и принялась заваривать шов, но голова была уже занята другим. Я ведь уже слышала о Ширли Лоуэлл. Хэзел сказала, что училась с ней в театральной школе. И кто-то сказал, что Ширли покончила с собой в знак солидарности с Ричи Эдвардсом из «Мэник Стрит Причерз». Тоже спрыгнула с моста через реку Северн. Почему они решили, что именно из-за Ричи она совершила самоубийство? Просто по аналогии или Ширли оставила записку?
Мне не хотелось спрашивать об этом у полицейских, демонстрируя повышенный интерес, да и делиться с ищейками сведениями я не люблю. К тому же не хотелось рассказывать о дружбе Хэзел с Ширли Лоуэлл. Кто-нибудь другой наверняка расскажет. Кого же мне тогда расспросить о Ширли? Задавать вопросы Хэзел – все равно что спрашивать кирпичную стену, как дела у строительного раствора.
Я посмотрела на шов и выругалась. Ну конечно, задумалась и перестаралась, все пошло вкривь. Нельзя делать несколько дел одновременно, Сэм. Придется начинать сначала.
– Сэм! Слышала новости? Фараоны опять здесь! Они выяснили, как звали ту девушку из погреба!
Лерч сбежал по лестнице, нагруженный новостями.
– Слышала. Они только что были здесь, мешали работать. Слушай, ты не мог бы доделать, а? Я только что испортила шов. – Я коротко объяснила Лерчу, что от него требуется, бросила ему маску и уже на бегу крикнула: – Надо обсосать кое с кем этот труп!
Полиция уже сообщила Марджери о последних находках, и администратор театра выглядела, попросту говоря, ужасно. Было очевидно, что она уже передумала устанавливать личность найденной девушки.
– Привет, – сказала я, осознав, что, прежде чем Марджери заметит меня, придется торчать в дверях несколько часов.
Она сидела за столом, уставившись прямо перед собой – в стену напротив – бессмысленным стеклянным взглядом. Услышав мой голос, Марджери принялась нашаривать очки, болтавшиеся у нее на шее. Потом потребовалось немало усилий, чтобы нацепить их на нос. Марджери была так бледна, что ее скромный макияж показался бы верхом вульгарности, не будь он наложен столь безукоризненно. И все же я углядела, что все это внешнее великолепие Марджери искусственно от начала и до конца. Она выглядела вполне на свой возраст. Я даже вздрогнула, заметив на ее лице признаки смертности. – Марджери? – спросила я мягче. – С вами все в порядке?
