Никита Ветров - Без тормозов
— Вот, пожалуйста. И даже патроны есть. Мы ж с одних съемок на другие. Все в действии, все укомплектовано.
— А так можно, что ли? — опасливо покосился на зияющий пустотой ствол грозного «RG-34» прапорщик. — Чтобы с оружием просто так…
— Это ж бутафория, — рассмеялся Виктор. — Точная копия. Стрелять стреляет, только патроны — пиротехнические. Шума и огня — больше чем у настоящего. А опасности — никакой. Там в стволе специальные железяки приварены, чтобы никто боевой патрон не сунул.
Менты изумленно разглядывали мотоцикл со всем его содержимым. Зинаров покрутил в руках фашистскую каску, протянул ее Виктору:
— Твоя? А ну-ка примерь…
Громов охотно нацепил поверх банданы котелок со свастикой и сделал свирепое выражение лица. Байкеры восторженно заулюлюкали, менты рассмеялись:
— Похож! Вылитый эсэсовец! Еще рукава закатать и автомат на шею!
— Так и ходил на съемках, — подтвердил Гром, снимая маскарад. — Роль такая.
Мимо поста ДПС, сбросив, как положено, скорость, проехала серая «пятерка». Пара мужчин в ней нарочито отвернулась от остановленной колонны мотоциклистов, словно это «стадо» не интересовало их вообще. Старлей лишь успел проводить «Жигули» взглядом, отметив про себя, что можно было бы заставить владельцев протереть номера, но кидаться и останавливать было поздновато — засмотрелся на киношные штучки. «Хрен с ними, — подумал он. — Пусть катятся».
— А у остальных что с документами? — перевел свое внимание он.
— Все в лучшем виде, товарищ старший лейтенант. Права, техпаспорта на месте, страховка уплачена, техосмотр пройден!
Быстро пробежавшись вдоль колонны, прапорщик все же успел осмотреть каждый из мотоциклов. Вернувшись, он приложил руку к козырьку фуражки:
— Можете ехать, артисты. Счастливого пути!
Байкеры не заставили себя долго упрашивать. Один за другим взревели моторы, железные кони, постепенно набирая ход, понесли своих седоков дальше.
Старлей лениво козырнул им вслед, провожая с явным сожалением пассажирку со жгуче-черными волосами и потрясающе сексапильной улыбкой. Все-таки чувствовать причастность к важнейшему из искусств было приятно.
Глава 23
Воздух был все еще пропитан запахом паленой резины — это вчера на соседней площадке снимали эпизод с горящим танком. В бледно-голубом небе при свете дня висела круглая, как таблетка аспирина, луна. Полевой госпиталь из посеченных осколками и подпаленных взрывами палаток разместили в траншеях, где недавно снимали основное сражение. Чтобы не рыть новые, их просто углубили и расширили. Из оставшихся бревен от сожженной гестаповцами «деревни» рабочие удачно сымитировали вход в блиндаж, распилив их на короткие пеньки и уложив последние так, что создавалось полное впечатление массивных перекрытий в три наката.
Расставили осветительную аппаратуру, проложили рельсовую дорожку, по которой должен кататься взад и вперед оператор. Нарядили раненых, не жалея кетчупа и имитаторов крови. Гримеры бегали словно угорелые туда и сюда, изводя километры марли и бинтов. Из здоровенных кофров с материалом были изъяты и водружены на свои места почти все комплекты «ранений» — и полуоторванные руки, и лохмотья внутренностей, и десятки банальных «ссадин» на липучке. А режиссеру все было мало. Представляя очередного пострадавшего пред светлы очи Зымарина, мастер перевоплощений с тихой ненавистью выслушивал дикую критику типа: «Кровь слишком светлая!» или «Почему мозгов на фоне грязи не видно!», с остервенением сдирал с бедного статиста все, что наматывал почти час, и заново принимался заворачивать его в белые ленты, обильно смачивая их сценической «кровью».
Постановщик трюков лично напихал в консервную банку, прибитую гвоздем к палке, каких-то тряпок, пропитанных соляркой, и кусочков резиновой камеры. Сунул все это в руки одному из подсобных рабочих и поставил его по ветру, чтобы тот во время съемки пускал в кадр густые дымы приближающегося боя.
Актеры, кто уже в готовом образе, кто переодеваясь в десятый раз, вырывали друг у друга зачитанные до дыр странички сценария. А те, кому выпала нелегкая доля в виде реплики в кадре, твердили их, словно магические заклинания.
Сидя под зонтиком в полотняном раскладном кресле с выбитой серебром фамилией на спинке, чтобы никто, упаси боже, не занял его по ошибке (хотя на всей площадке оно существовало в единственном экземпляре), Зымарин апатично наблюдал за процессом подготовки к съемке. Пока не заметил шатающегося без дела «хирурга». Метнувшись к нему, он схватил актера за рукав и подтянул к первому попавшемуся «красноармейцу» из массовки.
— Вот он — раненый. Бился за родину, пока его не подкосила вражеская пуля. Теперь он жаждет твоей помощи. Смотри на него! Так смотри, словно уже идет съемка!
«Военврач второго ранга» молча уставился на статиста.
— Он что, у тебя жену увел? Или дачу сжег? — запричитал режиссер. — За что ты его так ненавидишь? Где сострадание? Где тайна жизни и смерти в твоих глазах? Ведь он еще надеется, что все будет хорошо, а ты уже знаешь, что ему ничем нельзя помочь! Вот так ты должен на него смотреть, понятно?! Давай!
У актера жилы вздулись на лбу от напряжения, так он стал сверлить взглядом бедолагу.
— Ну неужели это так сложно? Он думает, что будет жить, ты знаешь, что это не так, но он должен продолжать верить в то, что ты этого не знаешь!
Студент второго курса Щукинского училища в ужасе сглотнул слюну и захлопал глазами. Режиссер запутал его окончательно.
— Ищи, ищи свой образ! — потребовал от него Зымарин. — Как можно играть, не представляя того, что ты должен сделать? Ты сценарий вообще в глаза видел? Или думал, что мы здесь в игрушки играем? Здесь серьезные люди работают! И настоящие фильмы снимают! Эй, или меняйте его на другого, или научите, наконец, что надо делать! У меня уже не хватает методического мастерства, чтобы донести до его сознания вообще хоть что-то!
После часа подобной суеты прозвучала привычная команда «мотор», щелкнула хлопушка. Тимур Артсман «ушел в процесс», как он это называл, прильнув к окуляру цифровой камеры, четверо техников, едва дыша, покатили тележку вместе с сидящим в ней оператором вдоль площадки. Одновременно с камерой грузовичок с десятком раненых солдат тронулся с места и, попав в кадр, тут же остановился. Из палатки с криком «Раненых привезли!» выскочила Аленушка, облаченная в те же самые сапоги и форму, поверх которой был напялен перепачканный красным хирургический халат. Бросившись к машине, она подставила свое хрупкое плечо замотанному в бинты парню, выползавшему первым.
