Нора Робертс - Любовь в вечерних новостях
— Не надо, — прошептала она, боясь шагнуть вперед и оказаться в его объятиях.
— Не надо что, Ливи? — В ее глазах вспыхнул огонек желания, которое она изо всех сил стремилась погасить. Торп сдерживался все с большим трудом. Еще немного, и он не выдержит.
— Не трогай меня вот так.
Торп остановился. На мгновение. Затем убрал руки, как ни в чем не бывало.
— А ты что-нибудь умеешь, ну, на кухне? Обретя вновь твердую почву под ногами, Ливи призналась:
— Нет, не очень.
— Попробуешь сделать салат?
«Почему все так легко ему дается? » — подумала она. Вот он уже весело улыбается, а у нее еще поджилки дрожат.
— Постараюсь, но под твоим руководством.
— Я тебе напишу несколько рецептов. — Торп дружески сжал ее руку. По коже у нее побежали мурашки. — Пойдем, поможешь мне.
— Значит, ты приглашаешь женщин обедать, а потом запрягаешь в работу? — Сейчас необходимо подделываться под его настроение и сделать вид, что момента слабости просто не было.
— Непременно.
Кухня ее удивила. Лук, чеснок, картофель были развешаны у окна в железных сетчатых корзинках, а с крючков свисали кастрюли с медными донцами. Здесь приспособления, о которых она и не слыхивала. Максимум удобства, все в пределах досягаемости, если стоять у плиты или стола. В стеклянных банках красовались разноцветные бобы и макаронные изделия всевозможных форм. Ее собственная кухня была бесплодной пустыней по сравнению с этим изобилием. Похоже, здесь не только готовили еду, но и получали удовольствие от этого процесса.
— Да ты действительно готовишь сам! — восхитилась Ливи.
— Это мне позволяет расслабляться, точно так же, как гребля. И то и другое требует сосредоточенности и умения.
Торп откупорил бутылку бургундского и отставил его в сторону — подышать.
Внимание Ливи привлек тихо булькающий глиняный горшок.
— И как у тебя на это хватает времени? Торп поднял крышку.
— А я поставил его на плиту еще утром, до работы.
Она недовольно прищурилась при виде его легкомысленной улыбки.
— Ну до чего же самоуверен!
Между прочим, он уже несколько раз вывел ее из терпения. За такой короткий срок — это просто рекорд.
— Ладно-ладно, — примирительным тоном сказал Торп. — Ты лучше попробуй.
Гордость сложила оружие перед голодом, и она послушно открыла рот.
— Ох! — Ливи закрыла глаза. — Вкуснотища невероятная! Нет, это просто аморально.
— А все лучшее на свете имеет подобную тенденцию — быть аморальным. Я займусь хлебом и макаронами. Ты делаешь салат.
Торп уже наполнил сковороду водой. Ливи с минуту поколебалась. Соус все еще пощипывал ей кончик языка. Найдя свежие овощи, она понесла их в раковину мыть.
— Мне нужна салатница.
— Второй шкафчик у тебя над головой.
Торп бросил щепотку соли в воду, зажег горелку.
Ливи поискала взглядом салатницу. Торп начал резать хлеб, а сам наблюдал за Ливи, как она поднялась на цыпочки, и край ее платья при этом тоже приподнялся. Вот она моет зеленый перец, и ее пальцы скользят по кожуре. Ногти хорошей формы, тщательно ухоженные, но без лака. Она никогда их не лакировала. Это он уже успел заметить. Макияж почти невидим. Одежда только подчеркивает достоинства фигуры, но тоже неброская. Интересно, она делает это в отличие от бойкой и жизнерадостной сестры или просто у нее такой вкус?
Ливи положила овощи на доску, где он обычно резал мясо.
Торп протянул ей стакан вина.
— Тяжелая работа требует вознаграждения. Она не смогла сразу освободить руки, и Торп поднес стакан к ее губам, неотрывно глядя на Ливи.
— Спасибо.
Свой голос показался ей чужим. И голова была как в тумане. Она быстро сделала глоток.
— Понравилось? Ты ведь обычно пьешь белое. Торп тоже выпил.
— Хорошо. — Ливи стала очень внимательно выбирать подходящий нож.
Торп подал ей один и предупредил:
— Будь поосторожнее, он острый.
— Я стараюсь, — пробормотала она и занялась делом.
Ливи слышала, как он ходит за ее спиной, как сыплет макароны в кипящую воду, как поджаривает хлеб. Ощущение его присутствия не отпускало ее ни на минуту.
Когда Ливи покончила с салатом, ее нервы были уже на пределе. Она взяла стакан с вином, который Торп оставил около нее, и сделала большой глоток. «Успокойся, — приказала она себе, — иначе ты забудешь, зачем сюда пришла».
— Готово? — Он опустил ей руки на плечи, и она едва удержалась, чтобы не вздрогнуть.
— Да — — Хорошо. Так давай начнем.
У окна стоял небольшой, дымчатого стекла столик. Несмотря на широкую панораму города, открывавшуюся отсюда, место было уютное и даже интимное. Оно было поднято над полом гостиной на три ступеньки и отгорожено от нее железной решеткой. По всей комнате горели разные по форме и величине свечи. Свет был мерцающий и мягкий. Английская фарфоровая посуда была само совершенство. Пока Ливи пыталась отрешиться от обаяния атмосферы, Торп разложил салат. Ведь она пришла серьезно поговорить. Пора бы и приступить к разговору.
— У тебя прекрасная квартира, — начала она. — Ты давно здесь живешь?
— Три года.
— А как ты выбирал ее? Торп усмехнулся:
— Очень просто. Она удобна, а красивой я сделал ее сам. Я поселился здесь после Израиля. Я там работал как раз, когда случилась уотергейтская история. До сих пор жалею, что не был здесь. Ух и репортаж я бы сделал на эту тему.
Он предложил ей масло и уксус.
— Я знавал редактора, который выбросил в корзинку полученный материал на эту тему. У него была запарка, и он полагал, что никто не придает значения какому-то дурацкому взлому и подслушиванию. Теперь он, по-моему, где-то в Айдахо продает подержанные автомобили.
Ливи рассмеялась, а потом спросила:
— Ты долго пробыл на Ближнем Востоке?
— Слишком долго. — Он поймал вопросительный взгляд Ливи. — Долгие часы скуки и мгновения ужаса. Не очень здоровый образ жизни. Война открывает нам глаза, чтобы видеть, на что способен человек, может быть, даже чересчур широко.
— Наверное, это очень трудно, — сказала она тихо, пытаясь зрительно представить себе картину, — делать репортажи о войне, о такого рода войне, в чужой стране…
— Да, это нелегко, — пожал он плечами. — Дело в том, что, описывая такую войну, ты подвергаешься опасности забыть о том, что тоже человек. Вот здесь, — он постучал себя по виску, — все время норовит поселиться мысль, что ты неуязвим и что камера властвует над полем битвы. Но это опасное заблуждение, которое пули и гранаты не уважают.
Ливи поняла, что он имеет в виду. Она сама однажды беззаботно проследовала в правительственное здание за группой, обезвреживающей бомбы. Она думала только о прекрасном репортаже, который у нее получится. И только позднее до нее дошло, как она рисковала.
