Нора Робертс - Прощай, прощай, черный дрозд!
Глаза Джека тут же наполнились слезами. Так же, как ее собственные.
— Ох, папа… Шел дождь, и он выскочил на мостовую. Не знаю, почему он это сделал. Машина не успела затормозить. Я выбежала следом и… Я поняла, кто это, но было слишком поздно.
— О боже… боже, боже… — Джек опустился на стул и закрыл лицо руками. — Он не мог умереть. Только не Вилли.
Джек раскачивался всем телом, пока Лейн не обняла его и не прижалась щекой к щеке.
— Папочка, успокойся!
— Я послал его сюда. Велел ему приехать, так как думал, что… Он выскочил на мостовую? — Отец поднял голову. По его щекам струились слезы. Джек ни когда не стыдился проявлять свои чувства. — Вилли не ребенок. Он знает правила уличного движения.
— И все же он сделал это. Есть свидетели. Женщина, которая сбила его, очень переживала. Она ничего не могла сделать.
— Он бежал. Если он бежал, для этого была причина. — Покрытые слезами щеки смертельно побледнели. — Он должен был кое-что тебе передать…
Лейн покачала головой:
— Он ничего мне не дал. Папа, я знаю про камни. Знаю про Нью-Йорк.
Пальцы Джека впились в ее плечи.
— Откуда ты знаешь, если он ничего тебе не дал?
— От человека, который наверху. Я же тебе сказала. Он работает на «Рилайенс». Они застраховали бриллианты. Он частный сыщик.
— Иными словами, коп на службе у страховой компании? — Джек вскочил. — О господи, у тебя в ванной коп!
— Он выследил Вилли, а через него вышел на меня. На меня и на тебя. Этот человек хочет вернуть камни, только и всего. Он не собирается сажать тебя за решетку. И мы должны ему помочь.
— Ты спишь с копом? Моя плоть и кровь?..
— Мы найдем для этого разговора более подходящее время. Папа, кто-то забрался в мой дом и в магазин. Он искал камни. Но у меня их нет.
— Крю. Подлый ублюдок. Убийца! — Глаза Джека были мокрыми, но в них уже зажегся огонь. — Ну вот что, ты ничего не знаешь, понятно? Ты меня не видела. И не разговаривала со мной. Лейн, я обо всем позабочусь.
— Папа, это невозможно! Тебе грозит страшная опасность. Никакие камни этого не стоят.
— Четырнадцать миллионов кое-чего стоят. Я еще поторгуюсь, как только пойму, куда девались бриллианты. Значит, он ничего тебе не дал? Ну, говори же!
— Он велел мне спрятать мешочек, но не отдал его.
— Мешочек? Он что, вынимал их?
— Я уже сказала, что он ничего мне не дал. Он… терял силы и говорил с трудом. Сначала мне показа лось, что он сказал «песик».
— Так и есть! — Лицо Джека немного оживилось. — Наша доля была в собаке.
— В собаке? — От изумления у Лейн сорвался голос. — Ты скормил бриллианты собаке?!
— Не настоящей собаке. О господи, Лейни, за кого ты нас принимаешь?
Лейн закрыла лицо руками.
— Не знаю. Просто не знаю.
— Они лежат в статуэтке собаки. Маленькой черно-белой шавки. Наверно, копы забрали его вещи. Забрали и не знают, что именно им досталось. Если так, я с этим справлюсь.
— Папа…
— Не бойся. Больше никто не станет тебя беспокоить. Никто не тронет мою малышку. Только помалкивай, а остальное — мое дело. — Джек обнял ее и поцеловал. — Сейчас я возьму свою сумку и уйду.
— Не уходи! — взмолилась Лейн. — Макс сказал, что Крю очень опасный человек.
— Макс — это ищейка страховой компании?
— Да. — Лейн с тревогой посмотрела наверх. — Но он вовсе не ищейка.
— Как бы там ни было, насчет Крю он не ошибся. Этот малый думал, что я не знаю, кто он такой, — про бормотал Джек. — И что он собирается сделать. Думал, что я поверил в его фальшивые имена и придуманную им сказочку. Но я начал заниматься своим делом, когда он еще пешком под стол ходил! — Джек надел на плечи рюкзак. — Не следовало связываться с ним, но за двадцать восемь миллионов можно и с чертом по дружиться. Из-за этого и погиб Вилли.
— Ты тут ни при чем. Это не твоя вина.
— Я взялся за эту работу, зная, кто такой Крю, хотя он называл себя Мартином Лайлом. Взялся за работу, зная, как опасен этот тип. И привел с собой Вилли. Но я все улажу. Не позволю, чтобы то же самое случилось с тобой. — Джек быстро поцеловал ее в макушку и пошел к двери.
— Подожди. Подожди минутку и поговори с Мак сом!
— Не думаю, что это имеет смысл. — Он фыркнул. — И окажи услугу нам обоим, принцесса. — На этот раз Джек приложил палец к ее губам. — Меня здесь не было, ясно?
Лейн вышла за ним на крыльцо. Насвистывая «Прощай, прощай, черный дрозд», Джек О'Хара удалялся очень быстро, несмотря на то, что был мужчиной крупным и осанистым. Не успела Лейн опомниться, как он скрылся за поворотом.
Как будто его действительно никогда здесь не было.
Лейн закрыла дверь и прижалась к ней лбом. У нее болело все: голова, тело, душа. Когда отец уходил, в его глазах все еще стояли слезы. Слезы по Вилли. Он горе вал, осуждал себя и в таком состоянии мог наделать глупостей.
А она не могла остановить его…
Лейн услышала шаги Макса и быстро полезла в буфет за кружками.
— Как раз вовремя. Кофе только что вскипел, — весело сказала она.
— Наверно, запах утреннего кофе — лучшее, что есть в жизни.
Лейн обернулась и уставилась на него. Макс в точности повторил слова отца, еще звучавшие в ее мозгу Его волосы были еще влажными после душа — ее душа. Он пах ее мылом. Спал в ее постели. Владел ее телом.
Она отдала ему все. Неужели десятиминутного визита отца достаточно, чтобы перестать доверять чело веку?
— Отец был здесь! — выпалила Лейн, не успев ответить на собственный вопрос.
— Что?
— Он только что ушел. Несколько минут назад. И я поняла, что не хотела говорить об этом тебе. Хотела промолчать. Хотела прикрыть его. Наверно, это условный рефлекс. Во всяком случае, отчасти. Я люблю его. Прости.
— Джек О'Хара был здесь? Здесь, в доме, и ты ничего мне не сказала?
— Зато говорю сейчас. Едва ли ты поймешь, что для меня значит этот шаг. — Лейн попыталась налить кофе, но у нее дрожали руки. — Макс, не причиняй ему вреда! Я этого не вынесу.
— Стоп. Минутку. Твой отец был здесь, в твоем доме, а ты в это время готовила мне ужин и спала со мной. Мы занимались наверху любовью, а твой отец прятался…
— Нет! Нет! Я только утром узнала, что он был здесь. Я не знаю, когда он пришел и вскрыл замок. Он спал на диване. Я выпустила Генри, вернулась на кухню и обнаружила его.
— Тогда за что ты просишь прощения, черт побери?
— За то, что не хотела говорить тебе.
— Целых три минуты? О господи, Лейн, если у тебя такие понятия о честности, это может стать для меня серьезной проблемой. Дай передохнуть.
— У меня все перемешалось в голове.
— Он был твоим отцом двадцать восемь лет. А мы с тобой провели вместе два дня. Я все понимаю. О'кей?
Лейн судорожно вздохнула.
