Патриция Макдональд - За все надо платить
— Черт побери, Дилан, я… — Кили замолчала, не находя слов. — Не смей выходить из этой комнаты. Я позже с тобой разберусь.
Она сбежала по ступеням, выскочила за дверь и вихрем пронеслась через лужайку к соседнему дому — обветшалому особняку в голландском стиле. Она забарабанила кулаками по входной двери, и собаки в доме откликнулись яростным лаем. Через несколько секунд до нее донесся звук отодвигаемых засовов, а затем Эвелин распахнула дверь.
— Эвелин, — растерянно пролепетала Кили, — Дилан сказал, что Эбби тут у вас.
Эвелин мелодраматически вздохнула и посторонилась, пропуская Кили.
— Входите.
Собаки продолжали неумолчно лаять. Кили попятилась.
— Они не кусаются, — сказала Эвелин. — Входите.
Кили никогда раньше не приходилось бывать в доме Коннелли. Все шторы на окнах были опущены, в просторных комнатах с низкими потолками царил полумрак. В затхлом воздухе пахло псиной. Мрачная гостиная была заставлена кушетками, кофейными столиками и креслами.
— Она здесь, — сказала Эвелин, — на кухне.
Кили пошла за ней через весь дом, собаки, высунув языки и царапая когтями по голому деревянному полу, бежали следом. Они миновали тесную библиотеку, где старый доктор Коннелли похрапывал, сидя на диване при включенном телевизоре, наконец добрались до кухни. Стены и потолок здесь были обшиты деревянными панелями, а мебель окрашена в зеленоватый цвет авокадо. Эбби сидела на протертом до дыр линолеуме рядом с собачьими мисками, зажав в кулачке кусочки собачьего корма. Широкий пластырь красовался у нее на подбородке. Кили бросилась к дочери, подхватила ее на руки, высвободила собачьи тефтельки из ее пальчиков и бросила обратно в миску, что вызвало у собак новый приступ лая.
— Зевс, Доби, молчать! — скомандовала Эвелин. Она налила стакан воды из-под крана и залпом выпила. — Я была во дворе, сгребала листья, — пояснила она. — Кто-то же должен это делать. Хотя на мне и так весь дом и уход за отцом, надо же и за участком присматривать. Нельзя же его просто забросить…
— Я понимаю, — перебила ее Кили. — Что произошло?
— Я видела, как вы утром уходили. И вот, когда я сгребала листья поблизости от вашего участка, до меня донесся страшный крик. Ну… после того, что случилось в прошлый раз, я решила сразу пойти проверить. Малышка просто кричала благим матом!
Кили вообразила тихую улицу, оглашаемую душераздирающими криками Эбби. Ее захлестнули стыд и бессильная досада, словно это по ее собственной вине все в ее жизни полетело кувырком.
— О боже… — простонала она.
— Очевидно, она упала и расшибла подбородок о кофейный столик. — Эвелин сполоснула свой стакан и поставила его на сушилку. — Там все было залито кровью. Когда я вошла, она сидела на полу одна и заливалась плачем, бедняжка. Вся в крови, и ковер был весь в крови…
— А где был Дилан? — спросила Кили.
Эвелин Коннелли пожала плечами.
— Мне даже показалось, что вы оставили ее в доме одну. Я думала, мальчик в школе…
Это было уж слишком — даже для Кили, охваченной чувством вины.
— Это безумие! Я ни за что на свете не оставила бы ее одну!
Эвелин вытерла руки кухонным полотенцем и вытянула их перед собой, рассматривая унизанные крупными бриллиантами пальцы.
— Как бы то ни было, — продолжала она, — я все прибрала, переодела ее, заклеила порез…
— Спасибо, Эвелин, — смущенно проговорила Кили. — Это было очень великодушно с вашей стороны.
— О, я к этому привыкла, — отмахнулась Эвелин. — Я же дочь врача. Повидала крови за свою жизнь.
— И где был Дилан все это время?
Эвелин склонила голову набок и вытянула губы трубочкой.
— Он мне не слишком помог, — призналась она. — Скорее мешал.
— Значит, он все-таки пытался помочь, — с облегчением вздохнула Кили. — Что ж, бывает, что маленькие дети падают. Никто не застрахован от несчастных случаев.
— Если это был несчастный случай, — многозначительно заметила Эвелин. — Нам ведь приходится полагаться только на его слово.
Лицо Кили окаменело. Эбби жизнерадостно и энергично дергала мать за волосы.
— Что ж, спасибо за помощь, Эвелин.
— Я принесла малютку сюда, потому что не решилась оставлять ее с ним наедине.
Кили пришлось прикусить язык и напомнить себе, что ее соседка сделала лишь то, что считала правильным.
— Еще раз спасибо вам за помощь, Эвелин. Не будем больше вам мешать.
— Не стоит благодарности, — процедила Эвелин.
Ее тон ясно давал понять, что она сделала все, что могла, и теперь умывает руки. Она провела Кили обратным путем к входной двери, собаки все так же преданно следовали за ней по пятам. Не оглядываясь, прижимая к себе Эбби, Кили проскользнула мимо собак и побежала к себе, провожаемая неодобрительным взглядом соседки.
Добравшись до дому, она закрыла за собой входную дверь и прислонилась к ней, так крепко стиснув Эбби, что девочка захныкала и беспокойно завозилась у нее на руках. Несколько раз глубоко вздохнув, Кили отнесла Эбби в детскую, переодела, принесла ей из кухни бутылочку сока и усадила в манеж. Раньше, когда Эбби не умела ходить, манежик был ее любимым местом, теперь она закапризничала: ей там было тесно.
— Я сейчас вернусь, — пообещала Кили.
Она поднялась по лестнице в комнату Дилана. Дверь оказалась заперта. Кили громко постучала.
— Дилан! — позвала она. — Открой дверь!
Изнутри никто не ответил.
Кили долго ждала в коридоре. Ее гнев постепенно разгорался.
— Дилан! — повторила она и подергала дверь. — Открой сейчас же!
Наконец послышался щелчок поворачивающегося в двери ключа. Дверь открылась, и они оказались лицом к лицу. В комнате царил хаос, словно Дилан нарочно разбросал все свои вещи по столу, по полу, по кровати. Он смотрел на нее с вызовом, и в конце концов терпение Кили лопнуло.
— Дилан, — сказала она, — я велела тебе присмотреть за сестрой, пока меня не будет. Я велела тебе не оставлять ее одну.
— А я и не оставлял, — угрюмо буркнул он.
— Мисс Коннелли сказала, что, когда она вошла в дом, Эбби была совершенно одна. Она сидела на полу вся в крови и плакала.
— Старая кляча!
— Ты хочешь сказать, что она лжет? У нее не было причин лгать, Дилан. В отличие от тебя.
— Ну конечно, это я, как всегда, во всем виноват! — с горечью проговорил Дилан. Он прошел к вращающемуся креслу, сел и повернулся к ней спиной. — Девчонка упала и разбила подбородок, а ты во всем винишь меня.
— А что прикажешь думать? Как я могу тебе доверять?
— Я бы на твоем месте не доверял, — саркастически заметил он.
