Светлана Чехонадская - Кто стучится в дверь
«Что это значит?» – удивилась Анюта.
«А то, мать, что ни один газетный журналист не попрется ради интервью к интервьюиру… емо… емому, – она все-таки справилась с этим словом. – Нормальный журналист поговорит по телефону. Или вообще все интервью придумает сам. Так что советую сказать, что ты практикантка».
«Такая старая – и практикантка?» – усомнилась Анюта.
«Среди журналистов таких много» – безжалостно ответила та. В общем, успокоила.
На всякий случай Анюта оделась в джинсы, вельветовое пальто, ботинки, похожие на кеды, и намотала на шею длинный оранжевый шарф – так одевалась сама подруга, «не буржуазно», по ее определению. Корочками обеспечил все тот же Арбат. Внутреннюю часть удостоверения она распечатала на принтере. Хорошо получилось только с пятой попытки, отчего неприятно защемило сердце: «Как же Фатеев справился с конвертами?»
Высунув от напряжения язык, она расписалась за редактора и наклеила свою фотографию пятилетней давности.
Помощник депутата Александрова очень охотно согласился на интервью. Встречу, не ломаясь, назначил на следующий день.
«Да под этим депутатом сейчас земля горит, – объяснила подруга-журналистка. Она сидела рядом, чтобы подсказывать реплики в случае непредвиденных затруднений. – О! Какой каламбур для статьи! Под главой земельного комитета горит земля! Как тебе?»
«Ну так…»
«Да ты не понимаешь!» «А почему горит-то?»
«Он пару недель назад такой проект провел через свой комитет! Отдал какой-то заповедник под строительство какого-то предприятия. У меня знакомые – гринписовцы – чуть от инфаркта все скопом не померли. Сейчас акцию протеста готовят… Сколько он взял, интересно?»
«А он вообще как – богатый?»
«Да их разве поймешь… Он ведь до последнего времени чиновником был, а им быть богатыми не положено. Коммерческой деятельностью заниматься нельзя. Но выворачивался как-то. Миллион баксов-то уж всяко имеет…» – подруга зевнула.
…Пропуск был заказан заранее. В назначенное время помощник ждал ее у проходной. Он оказался симпатичным, спортивным, загорелым, разговорчивым. Пока шли по коридорам, он жаловался на экологические организации.
«Ведь нельзя жертвовать людьми во имя деревьев? – спрашивал он, ожидая ее поддержки. – Это предприятие даст работу тысячам человек, которые сейчас голодают! А леса… Что ж. Я люблю лес, люблю грибы собирать, но я понимаю: человечество растет, ему нужны территории. Можно, конечно, уменьшить человечество, но мне кажется, правильнее будет расчистить территории. С этим просто надо смириться. И знаете, что возмутительно? Что вмешиваются европейские организации! Значит, собственные леса они извели, чтобы жить сыто в промышленных странах, а теперь требуют от нас, чтобы мы жили в отсталой стране, сохраняя им кислород и заповедные леса для их отдыха! Ведь так получается! Если бы Древняя Греция не вырубила леса еще до нашей эры, она бы не создала своей цивилизации!»
В общем, пока шли по Думе, помощник депутата Александрова мягко и ненавязчиво надиктовал ей будущую статью.
Сам депутат тоже вспоминал Древнюю Грецию, показывал какие-то бумаги с цифрами, жаловался на то, что из-за жухлых истоптанных клумб невозможно расширить многие московские дороги, что за сохранность загаженных сквериков больше всего выступают те, кто там гадит (самостоятельно или с помощью собак), но при этом взгляд депутата был тусклым, а вид усталым. Иногда он сбивался и тогда смотрел на помощника, сидевшего слева от Анюты и даже заглядывавшего в ее блокнот. Помощник с удовольствием подсказывал и медленно повторял, чтобы она успевала записать.
Наконец, она захлопнула блокнот, выключила диктофон. Помощник встал. Встала и Анюта.
– Кстати, Евгений Владимирович… Я ведь встречалась с вашей женой. Раза два, по-моему. Знакомство поверхностное, но она мне очень понравилась. Примите мои соболезнования…
– Встречались? – почти равнодушно спросил он. – Где?
– В Клязьме… У одного художника, иконописца.
– Вот как… – немного растерянно он посмотрел на помощника. Тот пожал плечами. – Давно?
– В прошлом году еще. В ноябре, наверное. А потом в декабре.
– Вот как… – снова повторил Александров. – Я и не знал, что у нее были знакомые иконописцы.
«Зря пришла! – поняла она. – Он не знал об этом знакомстве. Ничего я здесь не выясню. Надо искать в Клязьме. Или в Валентиновке».
– Иконописец! Надо же… – депутат покачал головой.
– Это был очень хороший человек. Он расписывал церкви.
– Сейчас не расписывает?
– Расписывает, – исправилась она. – Я неправильно выразилась. Это очень хороший человек.
Она вам про него не рассказывала? По-моему, ваша жена даже что-то у него взяла… Может, я ошибаюсь… Или не так поняла…
– Взяла? Что взяла?
«И тут прокол… Хотя если его мадам притащила домой три миллиона долларов, дурак он будет, если признается. Но все-таки намекнуть надо… Это как они могут выглядеть, эти деньги? Сколько места занимают? Чемодан? Два чемодана?»
– Так что она взяла? Вы не объяснили… – ей показалось, что глаза депутата стали тревожными.
– Икону, – сказала она и тут же похвалила себя за сообразительность.
– Икону… Думаю, вы ошибаетесь. Новые иконы у нас в последнее время не появлялись, – он нахмурился. – Знаете… Теперь, когда все произошло, я корю себя, что мало уделял ей внимания, мало интересовался ее делами, ее жизнью… Я все время на работе, у меня карьера, люди вокруг какие-то. То, что вы сейчас рассказали, еще один повод для размышлений. Грустных размышлений… Я не знал, что она ездила в Клязьму, общалась с иконописцем. Что-то ее, наверное, беспокоило?
– Простите, – тихо сказала Анюта.
– Да нет, что вы! Наоборот, спасибо… Вы сказали «икона». Может, и правда?
«Огорчен или встревожен? – подумала Анюта. – Спросить про браслет, что ли? Но под каким соусом?»
– Надо посмотреть в доме, – сказал депутат. – Может, и правда, купила? Это было бы хорошо…
– У вас ведь дом в Валентиновке?
– Она рассказывала? Да. Но я там почти год не был. Все нет времени. Прихожу с работы в одиннадцать вечера, ухожу – в восемь утра.
– Насчет иконы я могла не так понять… – извиняющимся тоном сказала Анюта. – Мне показалось, она хочет его поддержать. Он такой… блаженный был… Она хотела ему браслет подарить. В виде змеи…
Депутат опустил глаза. Анюте на секунду показалось, что он молится. Она ждала хоть какой-нибудь реакции на слова о браслете, но он лишь вздохнул. Помощник тоже отвлекся: смотрел в окно, на Охотный ряд, на машины с мигалками… Улица за окном шумела, несмотря на стеклопакеты.
– Да-а… – депутат покачал головой. – Надо поискать икону… Хорошо бы…
