Эдуард Володарский - Террористка Иванова
— Он нас совсем не стесняет, — поспешно сказала Галка.
— Живешь тут, как сирота казанская! — продолжал Иван Витальевич. — Пора и честь знать. Домой поехали, Витя. Тебе собираться не надо?
— Не надо…
— Тогда поехали? — Иван Витальевич поднялся из-за стола.
Витька молчал, растерянно глядя то на деда, то на Галку. Потом шмыгнул носом и сказал:
— Я не хочу…
— Чего не хочешь? — не понял Иван Витальевич.
— Домой не хочу… там мамы нету…
— А мы ко мне домой поедем. Будем вдвоем жить. Все хорошо будет, Витя. Тебе же нравилось у меня в деревне?
— Никогда не нравилось… — мрачно буркнул Витька.
При этих словах Галка едва заметно, тонко улыбнулась.
— Ну, не знаю, не знаю, — развел руками Иван Витальевич. — Всегда говорил, что нравится, а теперь — не нравится.
— Никогда не говорил… — вновь буркнул Витька, глядя в сторону.
— Ладно, это мы без посторонних выясним. Пойдем, — и дед решительно взял Витьку за руку, но мальчишка вырвался и отступил, спрятав руки за спину:
— Не поеду с тобой, не поеду!
— Да что с тобой, Витя? — изумился Иван Витальевич.
— Ничего. Я хочу здесь жить, — выпалил Витька.
— Да живи, пожалуйста, Витя, только я считаю, стыдно жить у чужих людей, когда у тебя есть свой дом… есть родной дед… — Иван Витальевич растерянно оглянулся на Галку, но та в ответ только ехидно улыбнулась:
— А мы Вите совсем не чужие…
— Да? Ладно, — Иван Витальевич пошел к двери. — До свидания, Витя. Ты подумай как следует, а я в другой раз зайду. Обещаешь мне? Подумаешь?
— Подумаю… — отвернувшись, ответил Витька.
Пилюгин вел машину осторожно, прижимаясь к обочине тротуара. Время от времени он оборачивался на Галку. Она сидела сзади, на коленях у нее лежал большой сверток, откуда выглядывала физиономия младенца с соской во рту. Галка, затаив дыхание, смотрела на него.
— Ну, как он? — спросил Пилюгин.
— Ничего… Сопит… соску сосет… — Галка улыбнулась. — У него глаза синие, пап.
— Синие? — переспросил Пилюгин и тоже улыбнулся. — Синие — это хорошо… У мамы были синие глаза, помнишь?
— Конечно, помню, — улыбнулась Галка. — У меня тоже синие — не замечал?
— Правда? — Пилюгин обернулся, взглянул на дочь. — Ну конечно, синие, как это я забыл?
У светофора стоял инспектор ДТП и, увидев машину Пилюгина, вдруг поднял полосатую палку, приказывая остановиться.
— Черт, я же вроде ничего не нарушил, — пробормотал Пилюгин, тормозя у тротуара.
Это был тот самый капитан, который остановил Пилюгина, когда он ехал в роддом, получив по телефону известие о смерти жены.
— Здорово, майор! Ну, как у тебя?
Пилюгин смотрел на него и не узнавал.
— Тормознул я тебя за скорость… неделю назад. Не помнишь? Ты к жене в роддом ехал.
— А-а, вспомнил… — кивнул Пилюгин. — Жену уже похоронил. Из роддома еду, сына везу.
— Сына? — капитан посмотрел на Галку, державшую на коленях сверток с младенцем. — Спасли, значит? Ну, здорово! Поздравляю! Сегодня же за его здоровье выпью!
— А ты подумал: медленно едет, у самой обочины — точно поддатый, да?
— Нет, я просто номер твой запомнил. У меня ведь жена тоже на сносях, седьмой месяц ходит. Все вспоминал тебя — вот свалилась беда на человека… Ну, а сын — это все ж таки дело! Наследник!
— Наследовать только нечего, — усмехнулся Пилюгин.
— Как нечего? Он тебя самого наследует! Мужик! Продолжатель рода! — капитан коротко рассмеялся, козырнул. — Ну, езжайте! Счастливо вам!
— И тебе счастливо! Чтоб жена родила нормально!
Рядом с ванной стояла табуретка и на ней раскрытая толстая книга — на картинках были изображены младенцы и показано, как надо их пеленать, как надевать памперсы… Сестра Пилюгина Нина вынула из ванной голого малыша, с которого ручьями стекала вода, громко приговаривала:
— С гуся вода, а с нашего Мишеньки хвороба и худоба!
Галка держала в руках развернутую простыню. Малыш дергал пухленькими ножками и улыбался. Галка хотела принять малыша, но Нина властно отобрала простыню и сама стала заворачивать. В дверях стоял Пилюгин и со страхом в глазах наблюдал за процедурой. Галка нагнулась над книгой на табурете, посмотрела картинку и сказала:
— Вы не так его заворачиваете, тетя Нина! Смотрите, вот как надо…
— Уйди, Галка, не действуй на нервы! Я таких троих вырастила, а ты мне какие-то книжки в нос суешь!
— Тут все по-научному. А вы… вы все по старинке!
— Уйди по-хорошему! — рявкнула Нина. — Миша, убери ее — она у тебя злющая, как шавка!
— Сами вы шавка! — выпалила Галка.
— Кто у тебя растет, Миша? Зверь, а не девка!
— Галка, прекрати! — строго сказал Пилюгин. — Тетя Нина лучше знает. Она троих вырастила.
В это время завернутый в простыню малыш захныкал и начал громко плакать.
— Вот видишь, папка? Я же говорю, она все не так делает, — категорически заявила Галка. — Мишенька плачет!
Малыш действительно заливался во все горло.
— Уйди отсюда, а то сейчас по шее получишь, маленькая злючка! — пригрозила Нина, качая на руках маленького Мишу.
— Пошли, Галка, пошли, — выпроваживая дочку из ванной, проговорил Пилюгин.
— Господи, я тут с ними скоро с ума сойду… — пробормотала Нина, укладывая ребенка на раскладной столик и разворачивая простыню. Ребенок, как по мановению волшебной палочки, замолчал. — Что, миленький? Надоели они тебе все, вот и заплакал! А теперь улыбаешься? Ай, какой веселый мальчик! Агу, агу, агушеньки… мы все тут любим Мишеньку…
Пилюгин курил на кухне. Галка напряженно прислушивалась к тому, что происходит в ванной.
— И долго она у нас жить будет?
— Столько, сколько нужно, — резко ответил Пилюгин.
— Кому нужно? — спокойно спросила Галка и отпила глоток чаю.
— Мишеньке. Пока пацан не окрепнет… Боюсь только, что тетя Нина скоро сама уедет.
— Почему это? Надоест с Мишенькой возиться?
— Нет. От тебя озвереет и уедет! У нее, между прочим, большая семья. И двое внуков — одному три года, другому пять — с ними тоже нянчиться надо. А человек все бросил и приехал помочь. Ей спасибо сказать надо, а ты ее ешь поедом! Житья ей не даешь!
Галка вскочила из-за стола, резко отодвинув чашку. Чай расплескался.
— Ну и пожалуйста! Я могу вообще из дому уйти, если так всем мешаю!
— Галка, ну, не смеши меня, — поморщился Пилюгин. — Это мне впору бежать куда глаза глядят… А ты? Ну куда ты денешься?
— А у Витьки Иванова квартира пустая. Я к нему и попрошусь жить. Что, съел? — и Галка показала отцу язык.
