Алисса Джонсон - Дерзкий поцелуй
— Вы действительно так думаете?
— Я… — Она опустила голову, пристально разглядывая свою чашку. — Мне даже не хочется пить.
Он подтолкнул к ней тарелку.
— Ешьте.
Но и аппетит у Эви куда-то пропал. Зато ее охватило желание выговориться, рассказать ту часть истории, о которой не знал никто, кроме леди Терстон. Она вздохнула, проглотила комок в горле и с силой сжала руки, лежащие на коленях.
— Он настоял на том, что сам будет править экипажем. При этом поднял такой крик на подъездной дорожке, что привел мою мать в неописуемое смущение. Помню, что ему очень нравились подобные выходки — ставить ее в неудобное положение перед посторонними людьми. Это был один из его любимых приемов запугивания и устрашения матери.
Эви нахмурилась, невидящим взором уставившись на исцарапанную крышку стола.
— Таких способов у него было много. Но все равно, мне не следовало говорить, будто я не скучаю о нем. — Она опять сглотнула. — Но я действительно так думаю.
— Но почему вы должны скучать о нем? — заметил Мак-Алистер. — Или лгать, говоря, что вам его недостает?
— Он был моим отцом.
— Он был засранцем.
Отпустив это сногсшибательное заявление самым прозаическим тоном, Мак-Алистер невозмутимо взялся за нож и вилку и принялся есть.
— Он… — Эви растерянно заморгала, а потом, к своему ужасу, почувствовала, как губы ее растягиваются в неудержимой улыбке. — Да, вы правы. Он был именно тем… кем вы его назвали. Ничтожеством, любящим заложить за воротник, и ничего больше.
Мак-Алистер отрезал себе кусочек баранины.
— К тому же пьяным засранцем.
Улыбка Эви стала шире. Как это, оказывается, здорово — относиться к отцу легко, не воспринимать его всерьез. Она словно бы своими руками разрушала пьедестал, на который по недомыслию вознесла его. Вряд ли можно представить себе более страшную участь для хама, пьяницы и драчуна.
— Пьяный засранец, — повторила она, словно пробуя слова на вкус. — Коротко и емко сказано, да и запомнить легко. Жаль, что я не могу переписать надпись на его надгробном камне.
— А кто может остановить вас?
Теперь Эви рассмеялась, легко и свободно, и взяла в руки вилку. К ней вдруг вернулось острое чувство голода.
— Полагаю, моя мать. Она ходит к нему на могилу почти каждый день. Так, во всяком случае, мне говорили.
После долгой паузы Мак-Алистер спросил:
— Как же вышло, что вы пострадали, а она осталась цела?
— Просто ей повезло, а мне нет, вот и все. Я сидела как раз с той стороны, которой карета врезалась в дерево.
Мак-Алистер протянул руку через стол и нежно провел большим пальцем по ее шраму.
— Это он?
По коже у Эви пробежали мурашки. Ей вдруг захотелось наклонить голову и прижаться щекой к его такой теплой ладони. Но при этом ей хотелось отвернуться и спрятать лицо.
— Я… я не знаю. Все случилось так быстро. Наверное, я поранилась об острый кусок дерева или металла.
Мак-Алистер отнял руку.
— А ваша нога?
Эви едва удержалась, чтобы не потрогать то место, которого только что касались его пальцы.
— Я почти ничего не помню о случившемся… Меня придавило перевернувшимся экипажем, точнее, его обломками. Нога уже тогда была сломана… Фонари разбились, карета загорелась, и слугам пришлось вытаскивать меня из-под нее слишком быстро. Так они повредили ногу еще сильнее.
Он кивнул, давая понять, что все понял и, к ее облегчению, перевел разговор на нейтральные темы. Следующий час или около того они провели, обсуждая сына Рокфортов, свадьбу Уита и Мирабель, талант Кейт к сочинительству музыки… Несколько раз Эви задавала Мак-Алистеру наводящие вопросы о его прошлом, но он или ловко уходил от ответа, или же просто пожимал плечами, меняя тему. Эви решила, что атмосфера за столом царит слишком легкая и дружеская, чтобы испортить ее ненужными настойчивыми расспросами. Она от души наслаждалась беседой — пусть даже и несколько односторонней. При этом она и наелась, воздав должное обильному угощению.
— О Боже, — простонала она и сделала слабую попытку отодвинуться от стола, — даже не припомню, когда в последний раз съедала столько за один присест.
— Это был не один присест, — напомнил ей Мак-Алистер, подбирая крошки со своей тарелки. — Вы перекусили еще в бадье.
— Значит, за такое короткое время, — согласилась она и с некоторым удивлением принялась наблюдать, как он складывает тарелки на поднос.
Выходит, он аккуратист. Она встала, чтобы помочь ему. Когда они закончили и он потянулся за своим сюртуком, Эви вдруг смутилась и растерялась.
— Что вы собираетесь делать? — поинтересовалась она.
— Нужно вернуть поднос на кухню.
— Разумеется, нужно. — Эви показала на дальнюю стену. — Вон там висит колокольчик.
Мак-Алистер покачал головой и поднял поднос.
— Так будет быстрее.
— И мне не придется прятаться за ширмой, — догадалась Эви.
Он кивнул и шагнул к двери.
— Но зачем вы надели сюртук? Разве кухня расположена не в главном здании?
— Вероятно.
Эви обогнала его, чтобы открыть дверь.
— А как насчет бадьи, за ней ведь тоже должны прийти?
— Завтра.
Он встал так, чтобы загородить дверной проем и чтобы ее не было видно из коридора. В его голосе вновь зазвучали повелительные нотки.
— Заприте за мной дверь.
Уит и Алекс частенько разговаривали с ней подобным тоном. Он перестал действовать на нее много лет назад. Эви выразительно закатила глаза.
Выходя в коридор, Мак-Алистер одарил ее тяжелым взглядом.
— Это не игра, Эви.
— Да, это никудышный фарс, — ответила она и осторожно прикрыла дверь у него перед носом, не давая ему возможности возразить.
11
Мак-Алистера не было целую вечность.
Как минимум полчаса.
Слишком долго, на взгляд Эви. От нечего делать она подошла к окну, не рассчитывая, впрочем, разглядеть что-либо в кромешной темноте сквозь пелену проливного дождя. Двор освещали лишь несколько слабых огоньков, горевших в окнах гостиницы и соседних домов.
Если бы не вспышка молнии, она ни за что не заметила бы одинокую фигуру, стоявшую между гостиницей и конюшней. А если бы этот человек в эту самую минуту не смотрел, подняв голову, на ее окно, то она не узнала бы Мак-Алистера.
Озадаченная, Эви прильнула к стеклу и стала вглядываться в темноту, но он уже растворился в ночи.
Какого дьявола он торчит там под дождем?
Они ведь только что высохли сами и просушили одежду. Его сюртук, конечно, намного лучше защищал от ливня, чем ее злополучная шерстяная накидка, но он все равно промок до нитки. А сейчас, учитывая, что сюртук его все еще оставался влажным, он наверняка промерз до костей.
