Виктория Холт - Пленница
— Я не могу придумать, что можно сделать.
— Ты будешь делать то, что тебе скажут. Ты должна помнить, что если начнёшь это… тебя могут разоблачить, и если ты… лучше было бы на свет не рождаться.
— Интересно, будет ли Саймон готов взять на себя такой риск? Когда я думаю, что с ним может случиться…
— Если ты собираешься спастись, — сказала она, — ты не должна думать о неудаче. Скоро Рани отправит тебя к паше. Помни это.
Я молчала, удивляясь, как я выдерживаю такую судьбу. Более того, Николь говорила загадками. Какие они строят планы?
Она говорила очень расплывчато. Иногда я думала, что она просто старается меня успокоить.
* * *
По мере того, как проходили дни, мои дурные предчувствия, естественно, усиливались. Я говорила себе, что в своё время мне придётся встретиться с неизбежным.
Паша вернулся. Я заметила на себе задумчивый взгляд Рани. Она с явным удовлетворением потерла руки, и я поняла, что время настало; и когда в этот вечер главный евнух посетил Рани, я уже знала, что судьба моя решена.
По традиции, вместе со мной выбрали ещё пятерых, поскольку Рани не могла указывать паше, кого ему выбирать. Он должен сам решить, кому оказать честь.
Среди этих пятерых была премиленькая юная девушка по имени Эйда. Ей, наверное, было лет двенадцать. Стройная, с признаками расцветающей женственности. У неё были длинные тёмные волосы и огромные глаза, в которых удивительным образом сочеталось выражение девственной невинности и опыта, что, как мне казалось, будет очень соблазнительно для человека, чувства которого могли уже и притупиться от чрезмерности.
Меня заинтересовала Эйда, поскольку я возлагала на неё большие надежды. Я была уверена, что у неё хорошие шансы оказаться избранной. Девочка была очень возбуждена; она танцевала в саду, не скрывая своей радости. Фатима недовольно ворчала, что она уже начала задаваться.
Я сказала Николь.
— Она премиленькая. Он, конечно, предпочтёт её.
Николь покачала головой:
— Миленькая, да… но таких сотни… очень похожих на неё. Те же волосы, глаза, восторг, нетерпение. Ты будешь выделяться среди них. И главный евнух говорит, что паша очень интересуется Англией. Он восхищается английской королевой.
Всё это угнетало меня, и я снова почувствовала, что умираю от страха. Какой он, этот паша? Должно быть, он довольно молод. Он только недавно стал наследником. Он немного говорит по-английски, как узнала Николь от главного евнуха. Возможно, я смогу поговорить с ним, заинтересовать его Англией, стать своего рода Шахерезадой, удерживающей его своими интригующими рассказами о жизни Англии?
Тот день казался бесконечно долгим. Были моменты, когда я убеждала себя, что всё это сон. Как могло случиться со мной такое? Как девушки, живущие тихой, привычной жизнью в Англии, неожиданно обнаруживают, что их переправили в турецкий гарем?
Потом я сказала себе, что должна приготовиться встретить свою судьбу. Паша заметит мою непохожесть. Сначала я должна молиться, чтобы он не выбрал меня. Если не выберет, может, сочтут, что я не гожусь для гарема. Что тогда? Возможно, я смогу уговорить его отпустить меня. Эйда так мила. Она так подходила к этому образу жизни и, более того, наслаждалась им.
Ко мне пришла Рани. Пора было начинать приготовления.
Она разгладила мои волосы руками, едва не мурлыкая от удовольствия, собрала их и легонько потянула. Потом она хлопнула в ладоши, и появились две её девочки.
Рани встала и сделала им знак рукой.
Меня отвели в ванну и поставили под струи душистой воды. Обсохнув, я должна была лежать, пока меня натирали мазями с мускусом и пачули. Надушили мои волосы. От их запаха мне было плохо, и я знала, что никогда уже не смогу его нюхать, не вспоминая тот ужас, который охватил меня тогда.
Меня облачили в шёлковый наряд бледно-лилового цвета. Это были широкие шаровары, схваченные на лодыжках лентами, украшенными драгоценными камнями, и туника, которая доходила мне до талии. Туника была из шёлка, а поверх неё была нашита прозрачная ткань. На шёлке было множество блёсток, таинственно мерцавших под прозрачной тканью. Признаю, что костюм обладал большим шармом.
На ногах у меня были атласные башмачки с загнутыми носами, украшенные каменьями.
Потом расчесали мои волосы, и они рассыпались по плечам, голову украсили гирляндой из розовато-лиловых цветов, такие же гирлянды обвивали мои лодыжки. Мне подкрасили губы, на веки осторожно нанесли краску, от этого глаза казались гораздо больше и приобрели более глубокий синий оттенок.
Я была готова, чтобы быть представленной паше.
Дикие мысли приходили мне в голову. Что будет, если я откажусь идти или попытаюсь сбежать из гарема? Как? Ворота заперты и охраняются евнухами паши — огромными мужчинами, которых выбрали именно из-за их роста. Как я могу сбежать?
Мне придётся посмотреть правде в глаза. Спасения нет.
Рани взяла меня за руку и покачала головой. Чем-то я ей не нравилась. Может, это из-за того, что у меня был такой несчастный вид? Она сказала мне, чтобы я улыбалась и всем своим видом показывала, что счастлива и ценю высокую честь, которой могу быть удостоена сегодня вечером.
Этого я сделать не могла.
Николь стояла рядом со мной. Она была одной из тех, кто помогал одевать меня. Она сказала что-то Рани, и та задумалась.
Потом Рани кивнула и дала Николь ключи. Николь ушла.
Я села на диван. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Как далеко всё это зашло. Я представляла себя избранной пашой… носящей ребёнка, который будет соперником Самира и Фейсала. У меня был отец, человек значительный, профессор Британского музея. Я хотела сказать им, что если паша попытается обращаться с дочерью моего отца как с рабыней, то будут неприятности. Я англичанка. Великая королева не допустит, чтобы с её подданными обращались подобным образом.
Я старалась набраться мужества. Понимала, что говорю сама себе чепуху. Какое этим людям дело до того, кто я такая? Здесь правили они. Я была ничто.
Возможно, я могла бы рассказать ему, как не терпится другим девушкам разделить с ним ложе. Почему не взять одну из тех, кто горит желанием, а меня отпустить? Возможно ли будет объяснить ему это? Станет ли он слушать? А если станет, поймёт ли?
Вернулась Николь. В руках она держала бокал.
— Выпей это, — сказала она. — Ты почувствуешь себя лучше.
— Нет, не буду.
— Я говорю, что тебе это поможет.
— Что это?
Ещё одна девушка внесла свою лепту в уговоры. Она обвила себя руками и начала раскачиваться взад-вперед.
— Она говорит, что это заставит тебя возжелать любви. Тебе станет легче. Во всяком случае, это приказ Рани. Она считает, что ты не сгораешь от желания, а паша любит страстных женщин.
