Ирина Майорова - Турецкий берег, край любви
Мурат идти в Затонувший дворец (оказалось, что именно так с турецкого переводится Йеребатан) отказался. Жестом показал, что подождет ее наверху.
Смысл наставления «не бойтесь» стал понятен Тане, едва группа спустилась в подземелье. Именно так она представляла себе царство мертвых, когда читала древние мифы и поэмы Гомера… Отливающая антрацитом вода, а из нее, будто живые существа, вырастают колонны с вырезанными на них магическими рисунками и заклинаниями. С огромного сводчатого потолка падают тяжелые капли, их звук многократным эхом отражается от каменных, будто покрытых копотью стен. По ним тоже течет вода. И по колоннам. Сейчас вон из-за той, дальней, выплывет Харон. Таня вздрогнула, она могла поклясться, что услышала всплеск весла…
Зная, какое зловещее впечатление производит на впервые попавших в Йеребатан людей здешняя атмосфера, экскурсовод Римма Петровна сыпала датами, именами и техническими подробностями. Дроновой казалось, что она слышит только монотонный голос и совсем не разбирает слов, но сведения о Затонувшем дворце намертво отпечатались в ее памяти. Водохранилище построено в четвертом веке императором Константином и расширено в пятом – Юстинианом. К сооружению гигантской цистерны властителей сподвигли опасения, что враги, взяв Стамбул в осаду, могут отравить питающие город источники. Вода сюда идет по 25-километровому акведуку, который тянется из лесов, называющихся почему-то Белградскими. Колонны – их в подземелье 336 – свезены византийцами из разрушенных ими языческих храмов и использованы исключительно как строительный материал. Нарочитое отречение подданных Константина и Юстиниана от языческих идолов, демонстрация презрения к ним в Йерабатане видны на каждом шагу…
Кто-то тронул Таню за локоть. Она вынырнула из забытья и повернула голову.
– Вам опять нехорошо? – спросила Римма Петровна, заглядывая ей в глаза. – Может, пойдете наверх?
– Нет-нет, я с вами, – поспешно ответила Татьяна и первой шагнула на деревянный настил.
– Эти мостки сделали совсем недавно, – объяснила шедшая сзади экскурсовод. – А в семидесятых здесь только на весельных лодках можно было передвигаться. Конечно, и уровень воды был повыше… А вот и Колонна слез. Господа! – повысила голос Римма Петровна. – Подтягивайтесь сюда, пожалуйста. Видите, как медленно скатывается вода по причудливым завиткам на этой колонне? И влага чистая и прозрачная, как слеза. Поэтому эта колонна и называется Колонной слез, или Плачущей.
– А почему в хранилище вода не протухает? – задал вопрос один из парней, приводивших Таню в чувство у ворот Топ Капу. – Она же здесь стоячая…
– Ее очищают золотые рыбки, которых запускают раз в четыре года, – с готовностью удовлетворила его любопытство Римма Петровна. – А еще здесь карпы водятся. По одной из местных легенд, именно благодаря им Йеребатан был открыт современниками. В шестнадцатом веке водохранилище перестало использоваться по назначению и о нем благополучно забыли, стали строить над ним дома, кофейни… А в середине прошлого столетия один стамбулец увидел, как его сосед прорубил в полу дырку и таскает оттуда жирных карпов. Доложил, куда следует. Городские власти вскрыли в доме рыбака пол и увидели вот это великолепие! Кстати, вы знаете, что некоторые сцены фильма «Из России с любовью», например погоня на лодках по мрачным подземельям, снимались здесь?
– А я читал, что Кончаловский в Йеребатане эпизод в загробном царстве Аида для своего «Одиссея» снимал. Это правда?
Ответа экскурсовода Таня, продолжавшая медленно двигаться вперед, не услышала. Она шла, глядя себе под ноги, и думала о том, что невесть откуда взявшееся предчувствие надвигающейся беды навеяно этим мрачным подземельем, а на самом деле теперь у нее все будет хорошо. Теперь, когда она встретила мужчину, которого очень любит и который любит ее.
Крик застрял у Тани в горле, ноги подкосились. Из воды на нее смотрело искаженное то ли предсмертной мукой, то ли злобой раздувшееся зеленое лицо покойника.
– Боже мой… Мамочка… – прошептала она непослушными губами и обернулась назад.
К счастью, возглавляемая Риммой Петровной группа была уже совсем рядом. Экскурсовод, подходя, продолжила повествование:
– А вот здесь, у торцевой стены в основании двух колонн лежат высеченные из зеленого мрамора головы Медузы Горгоны. Змееволосая Медуза наводила на древних греков священный ужас, считалось, что ее взгляд превращает человека в камень. Строители Йеребатана намеренно положили одну из них набок, а другую и вовсе перевернули, чтобы показать свое пренебрежение к языческим божествам. А теперь пойдемте назад, на солнышко, а то некоторые, я вижу, совсем замерзли.
Таню действительно бил озноб, даже зубы пришлось стиснуть, чтобы не стучали. Поднявшийся навстречу ей Мурат смотрел уже не встревоженно, а раздраженно. «Злится, – расстроилась Таня. – Вот, думает, навязалась на мою голову! Еще и Мустафе расскажет, какая я изнеженная и нервная. А может ведь и больной представить…»
Мурат тем временем, оглядевшись по сторонам и что-то прикинув, быстрым шагом двинулся по одной из прилегающих к дворцовой площади улиц, велев Татьяне следовать за ним. Через несколько минут они оказались на кладбище, посреди которого расположилось… кафе.
«Это называется чайный сад, – вспомнила Дронова, усаживаясь на плетеный стул под кроной дерева с узловатым стволом и мелкими шершавыми листьями. – Я же читала, что чаще всего чайные сады в Турции устраивают именно на погостах…»
К столику подошел пожилой турок. Они с Муратом поприветствовали друг друга и перебросились парой фраз на турецком. Мурат спросил у Тани, что заказать. От еды она отказалась, попросила только горячего чая. Процедура приготовления напитка, который должен был наконец ее согреть, Дроновой была хорошо видна. Вот старик турок сполоснул кипятком маленький железный чайник, бросил в него пять щепоток заварки из разных банок, залил кипятком и поставил маленький чайник на большой, уже булькавший на треноге, под которой был разведен огонь.
Через десять минут маленький чайник, от которого еще исходил жар, стоял у них на столе. Мурат пододвинул к себе крохотные чашки и налил в них чуть больше половины.
«Тут же всего на три глотка, – расстроилась Таня. – Мы с мамой дома пьем чай из огромных кружек, и то не всегда напиваемся». Она хлебнула коричнево-янтарной жидкости, и тут же язык, нёбо и десны обдало горьким жаром, а потом будто стянуло. Проглотить вяжущий желеобразный комочек она так и не решилась. Покатав его во рту, поднесла чашку к губам и, делая вид, что пьет, выплюнула. Слава богу, Мурат этого не заметил. Он вообще на нее не смотрел – сидел, прикрыв глаза, и то ли думал о чем-то, то ли дремал.
