Нора Робертс - Притяжение противоположностей
— Используй его сегодня на Марии, — посоветовал он. — Я так люблю смотреть, как американцы выигрывают Уимблдон. Передай привет от меня своему старику.
— Берегите себя, Стретч. — Эшер заменила обещание улыбкой, они расцеловались и расстались.
Развернувшись, она столкнулась лицом к лицу с леди Дафной Эванс. Потрясающей красоты брюнетка была одной из пассий Эрика и одной из самых ярых соперниц Эшер. Глаза Эшер заледенели, хотя голос был приветлив.
— Дафна, прекрасно выглядишь.
— Эшер. — Красавица окинула критическим взором короткое теннисное платье, длинные загорелые ноги в теннисных туфлях. — Ты выглядишь иначе. Как странно видеть тебя спортсменкой.
— Странно? Но я и раньше была спортсменкой. Как поживает твой муж?
Выпад был парирован. Брюнетка коротко рассмеялась:
— Он далеко отсюда, в Испании, в деловой поездке. И так получилось, что сюда меня сопровождает Эрик.
Не показывая неприязни, Эшер невозмутимо спросила:
— Эрик здесь?
— Разумеется. — Дафна поправила нежно-розового цвета шляпу. — Не думала же ты, что он пропустит Уимблдон? — Она кокетливо хлопнула длинными шелковистыми ресницами. — Нам всем интересен результат. Увидим тебя на балу, дорогая?
— Естественно.
— Тогда больше не задерживаю. Я понимаю, что отнимаю тебя у других. Желаю удачи. — Дафна резко повернулась и ушла.
Поборов дурноту, Эшер пробивалась сквозь толпу, ей хотелось одного — очутиться в относительном спокойном месте, в раздевалке.
Рейски не стала нащупывать слабые стороны Эшер, а сразу перешла к атаке. Игра стала жесткой с первого же гейма. Обе были очень быстры на площадке, но если стиль игры Рейски можно было отнести скорее к нападающему, то Эшер больше ставила на стратегию. На травяном покрытии центрального корта Уимблдона, ухоженном и от этого плотном, мяч иногда мог отскочить под неожиданным углом, что требовало от игроков чутья и полной концентрации внимания.
Лидерство переходило от одной к другой во время первого сета, что вполне оправдывало ожидания четырнадцати тысяч собравшихся зрителей. Но соперницы потели и терпели, сжав зубы, не для их удовольствия, но ради самой игры и победы. Рейски иногда бросала через сетку язвительные замечания, чтобы вывести Эшер из сосредоточенного состояния, но она казалась глухой и никак не реагировала. Она задавала темп, и ничто не могло отвлечь ее от успеха — удары были выверенны и точны, а удары с лету — опасны и, как правило, не брались. Казалось, к этому турниру она подошла на пике формы.
Все изменилось, когда соперницы сели на свои стулья, обтираясь полотенцами, перед третьим сетом.
Эшер была так нацелена на победу, что забыла о внешнем воздействии. И, нечаянно взглянув на трибуну, встретилась глазами с Эриком. Тонкая ироническая улыбочка змеилась на его губах, когда он поднял небрежно руку, то ли в знак приветствия, то ли напоминания.
Какого дьявола случилось вдруг с Эшер? Тай недоумевал, подвинувшись на край скамьи, облокотившись на перегородку и прищурив глаза. Он внимательно следил за ее игрой. Она проиграла два гейма, один за другим, причем во втором совершила двойную ошибку на подаче. Рейски, конечно, играла сегодня превосходно, просто супер, но Эшер до сих пор не только не уступала — побеждала соперницу. До третьего сета.
Сейчас она играла как безжизненный автомат. Куда делись напор и уверенность? Она мазала на приеме самых элементарных мячей и вяло подавала. И хотя подача Рейски никогда не отличалась мощью, но и тут она вдруг стала лучшей.
Если бы он не знал Эшер, то мог бы подумать, что она сознательно сдает игру. Но эта мысль была нелепа, Эшер конечно же была не способна на договорной матч. Он внимательно стал наблюдать за ее движениями, искал следы травмы или судорог, но на лице, застывшем как маска, не было и следов боли. Она слишком спокойна. Когда в третьем гейме счет стал 15:0, это уже была катастрофа. Что-то пошло не так, но в чем дело, он не мог понять. Только не в ее физическом состоянии. Он с беспокойством обвел глазами зрителей.
Дюжина знакомых лиц, некоторых Тай знал только по имени, некоторых хорошо. Один актер, получивший «Оскар», с которым он играл как-то дружеский матч и у него оказался на удивление сильный удар сверху. Знаменитая балерина, он узнал ее, потому что Эшер таскала его на балет. Рядом с балериной известный певец кантри. Взгляд скользил дальше, ища ответ. И нашел: этот тип сидел у королевской ложи.
Удовлетворенная злая улыбка на аристократическом холодном лице — он наблюдал за бывшей женой. Рядом худая светская львица с утомленным лицом, которая явно скучала. Ярость вспыхнула мгновенно. Тай уже готов был броситься и стереть ударом тяжелого кулака эту подлую ухмылку.
— Сукин ты сын, — пробормотал он, поднимаясь. Но чья-то сильная рука усадила его на место.
— Ты куда собрался? — Это была Мадж.
— Сделать кое-что. Это надо было сделать еще три года назад.
Все еще удерживая Тая за руку, Мадж проследила направление его взгляда.
— О нет, — выдохнула она, чувствуя солидарность с Таем. Захотелось позволить ему то, что он задумал, но она сказала: — Постой. Послушай меня. Если даже ты сейчас дашь ему в морду, это не поможет Эшер.
— Еще как поможет. Ты знаешь, почему он здесь?
— Чтобы выбить ее из колеи и помешать игре, — согласилась Мадж, — и он, кажется, добивается своей цели. Иди и поговори с ней. — Тай посмотрел на Мадж с яростью. Не каждый мужчина выдержал бы этот взгляд, но она и бровью не повела. — Если хочешь подраться, Старбак, сделай это после игры. Я буду твоим секундантом. А сейчас включи мозги.
Но он не мог так просто успокоиться. Мадж видела, как в нем происходит борьба, и все-таки благоразумие взяло верх.
— Если слова не помогут, я сломаю ему шею!
— Иди.
Тай знал, что у него мало времени, и заранее придумал, что скажет. Проиграв гейм всухую, Эшер села на стул. Она не заметила, что Тай ждет ее.
— Что с тобой происходит?
Она вздрогнула от его резкого тона.
— Ничего, — вяло ответила она, кажется смирившись с поражением, вытирая капли пота, градом катившиеся по лицу.
— Ты же подносишь ей победу на тарелочке.
— Оставь, Тай.
— Хочешь доставить ему удовольствие наблюдать, как ты бесславно проигрываешь перед четырнадцатью тысячами болельщиков, Лицо?
Он говорил с презрительной злостью, и не было ни намека сочувствия в его голосе, которого она ждала. В ее глазах промелькнуло удивление, потом негодование. Она оживала. Он и добивался этого. Она всегда играла лучше, когда удавалось ее разозлить.
