Нора Робертс - Завороженные
— Заткнись.
Мэл повертела кольцо и сощурилась:
— Слушай, Донован…
Себастьян резко притянул ее к себе, так что она поднялась на цыпочки.
— Сделай хоть раз по-моему, без споров, без вопросов, не внушая желания придушить тебя.
Она сверкнула глазами:
— У меня есть свое мнение. Если это тебя не устраивает, давай сразу договоримся. Ничего не будет ни по-твоему, ни по-моему. Только по-нашему.
Он ее выпустил, не найдя возражений, и пробормотал скорее для себя:
— У меня на редкость мягкий характер. Вспышки бывают редко, ибо сила и темперамент — опасная смесь.
Она растерла руки.
— Правильно.
— В моем мире, Сазерленд, есть одно нерушимое правило: никому не причини вреда. Я отношусь к нему очень серьезно. Впервые в жизни сталкиваюсь с женщиной, которая меня искушает произнести заклятие и обрушить на ее голову всякие беды.
Мэл потянулась к пиву, и Себастьян полностью сосредоточился. Мэл захлебнулась, закашлялась, схватилась за горло, будто глотнула чистого кентуккииского кукурузного самогона.
— Особое заклятие, действующее на рассудок, — высокомерно объявил Себастьян, пока она пыталась отдышаться.
— Очень остроумно. — Мэл отставила пиво, не желая испытывать судьбу. — Не знаю, к чему ты клонишь, Донован, только буду очень признательна, если прибережешь свои фокусы на Хеллоуин, на первое апреля, на любой другой день, когда хочется посмеяться.
— Посмеяться? — тихо прошипел Себастьян, шагнув вперед. Мэл шагнула навстречу, но тут дверь открылась.
— Ох, простите… — Анастасия с коробкой сухих цветов придержала ногой створку. — Даже издали слышен сабельный звон в воздухе. Я потом зайду.
— Что за глупости. — Себастьян бесцеремонно оттолкнул Мэл, отобрал у кузины коробку. — Моргана в зале.
Ана поспешно откинула волосы с глаз.
— Сейчас доложу, что пришла. Рада снова видеть вас, Мэл. — Воспитание требует улыбнуться. В глаза бросилось кольцо. — Ой, какая красота! Кажется… — Она запнулась, покосившись на кузена. — Прямо для вас предназначено.
— Я его как бы взаймы взяла на неделю-другую.
Ана ласково на нее посмотрела:
— Понятно. Вряд ли я отдала бы обратно такую чудесную вещь. Можно? — Она взяла руку Мэл, узнала принадлежавший Себастьяну камень, который он ценил больше всего на свете. — Да. Прекрасно на вас смотрится.
— Спасибо.
— Ну, у меня всего минута, оставлю вас заканчивать споры. — Она быстро улыбнулась кузену и направилась в торговый зал.
Мэл присела на край стола, склонила набок голову.
— Драться будем?
Он схватил ее недопитую бутылку с пивом.
— Какой смысл?
— Никакого. Я не злюсь на тебя, просто нервничаю. Никогда еще так не нервничала. Не потому, что боюсь не справиться с делом.
Себастьян присел рядом с ней.
— Тогда почему?
— По-моему, это самое важное дело во всей моей жизни, и мне по-настоящему хочется его сделать. И еще.
— Что?
— Мы с тобой. Это тоже важно.
Он взял ее за руку.
— Правда.
— Не хочу, чтоб грань между тем и другим размывалась, потому что действительно…
Он поднес ее пальцы к губам.
— Да.
Атмосфера вновь стала дружеской, и она улыбнулась:
— Знаешь, что мне в тебе нравится?
— Расскажи.
— То, что ты делаешь такие вещи… руки целуешь и не выглядишь при этом глупо.
— Ты меня умиляешь, Сазерленд, — глухо вымолвил Себастьян. — Положительно умиляешь.
Через несколько часов тихой лунной ночью она прижалась к нему во сне, обняла, положила на плечо голову. Он отбросил с ее лба волосы, провел пальцем по камню в кольце. Если держать на нем палец, пустить мысли в свободное плавание, можно проникнуть в ее сны. Очень хочется, почти так же хочется, как разбудить ее.
Принимая решение, он вдруг мельком увидел конюшню, почуял запах сена и лошадиного пота, услышал тревожное ржание и вскочил.
Мэл сонно заморгала.
— Что случилось?
— Спи, — велел он, натягивая рубашку.
— Куда ты?
— На конюшню. Психея готовится ожеребиться.
— Ох… — Мэл, не раздумывая, схватила одежду. — Я с тобой. Может, ветеринара вызвать?
— Ана приедет.
— А… — Мэл нашаривала пуговицы в темноте. — Позвонить ей?
— Она приедет, — повторил Себастьян и направился к двери.
Мэл бросилась за ним, на ходу надевая ботинки.
— Давай я воду вскипячу и еще что-нибудь…
Он остановился на лестнице, поцеловал ее.
— Ну, вскипяти. Для кофе. Спасибо.
— Воду всегда кипятят, — бормотала она, поворачивая на кухню.
Когда воздух наполнился запахом кофе, к дому подъехала машина, Мэл решила взять три кружки, догадываясь, что бесполезно спрашивать, откуда Ана узнала о происходящем.
Кузены были в конюшне. Ана стояла на коленях возле кобылицы, что-то бормотала. Рядом два кожаных мешочка и рулон ткани.
— Ну, как она? — спросила Мэл. — Я имею в виду, все в порядке?
Ана погладила лошадь по шее.
— В полнейшем. Отлично. — Голос утешительный, как прохладный ветерок в пустыне. Кобылица ответила тихим стоном. — Недолго осталось. Себастьян, успокойся. Не первый жеребенок на свет появляется.
— Для нее первый, — буркнул он, чувствуя себя дураком. Известно, что все будет хорошо. Можно даже назвать пол жеребенка. Но от этого ничуть не легче видеть страдания любимой Психеи.
Мэл протянула ему кружку.
— Выпей кофе, папаша. Потом иди к Эросу в стойло.
— Успокой его, — бросила через плечо Ана. — Лучше будет.
— Выпьете? — предложила ей Мэл.
— Да, глоточек.
Ана отхлебнула кофе и вытаращила глаза.
— Прошу прощения… — сказала Мэл. — Я старалась, чтоб было покрепче.
— Ничего. Спать не буду еще две недели. — Ана развязала один мешочек, высыпала на ладонь сухие лепестки и листья.
— Что это?
— Травы. — Она скормила их кобылице. — Помогают при схватках. — Вытащила из другого мешочка три камня, положила на вздымавшийся бок лошади, забормотала по-гэльски.
Камни свалятся, решила Мэл, пристально на них глядя. Закон тяготения. Однако они лежали на месте.
— У вас добрые руки, — сказала Ана. — Погладьте ее по голове.
Мэл послушалась.
— Собственно, я ничего не знаю о родах. Ну, усвоила основное, когда служила в полиции, только никогда… Может, лучше…
— Просто гладьте, — терпеливо повторила Ана. — Остальное — самое естественное на всем белом свете.
Возможно, естественное, думала потом Мэл, вспоминая, как она, Ана, Себастьян и кобыла трудились, производя на свет жеребенка. Но и чудесное. Она сплошь покрылась липким потом, собственным и лошадиным, взвинченная от кофе, ликующая от появления новой жизни.
