Александра Авророва - Гадание на кофейной гуще
— Я пошла под лестницу и там его увидела.
— А зачем вы пошли под лестницу? — меланхолически осведомилась она.
— Не знаю, — опешила я. — Наверное, Вику искала. Она не вышла на работу, а дома сказали, что она там не ночевала.
— Так, интересно. А почему вы искали ее под лестницей?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Наверное, я искала ее везде.
— Так, интересно. Вы знали, что она находится в пределах этого помещения?
— Нет, наверное. Но в других помещениях я искать ее не могла. Я-то была здесь!
Мне стало не по себе. Действительно, почему я пошла под лестницу? Мистика какая-то! Я явно вызываю большие и оправданные подозрения.
— Так, интересно. Итак, под лестницей вы обнаружили тело. Во сколько это было?
— Не помню, — пролепетала я. — Часов в десять. Мы вам почти сразу после этого позвонили. А на часы я не посмотрела.
Все эти «так, интересно» произносились столь недоброжелательным тоном, что я совсем растерялась.
— Так, интересно. И что вы предприняли?
— Я вернулась в сектор, сказала там все и попросила куда-нибудь позвонить.
— Вы меняли положение тела?
Вопрос меня ошеломил, однако потом у меня хватило ума сообразить, что тело имелось в виду Викино.
— Нет, не меняла.
— Вам знаком этот предмет?
Мне указали на пресс-папье из агата, то самое, которое сегодня… не могу об этом вспоминать!
— Да. Это пресс-папье Сергея Углова.
— Кто такой Сергей Углов?
— Наш сотрудник. Бывший. Он недавно погиб, отравившись бледной поганкой.
— Где находилось это пресс-папье последние дни?
Чуть помешкав, я решила не скрывать:
— На столе у Владислава Капицы. Это сотрудник сектора Германна.
— А где вы были вчера вечером?
— Смотря во сколько, — вырвалось у меня, не ожидавшей столь резкой
перемены темы.
— Расскажите все в подробностях. Рабочий день заканчивается в пять?
Я кивнула:
— Да. Я пошла домой пешком. Пришла часов в девять.
— Так, интересно, — вновь протянула моя собеседница. — А какая вчера была погода?
— Дождь, — лаконично заметила я.
— И вы гуляли?
— Да.
— Четыре часа?
— Да.
— Может быть, заходили в кафе, или в кино, или…
— Нет.
— Возможно, вас видел кто-нибудь из знакомых?
— Вряд ли.
Дама мрачно хмыкнула, потом монотонно поведала:
— Мы предлагаем вам оставить вот здесь отпечатки своих пальцев. Однако, согласно закону, вы можете отказаться, если полагаете, что данное действие нанесет ущерб вашим интересам.
Я ничего не поняла, но покорно позволила снять отпечатки.
— Пока можете идти. Если в ближайшие дни вы намерены покинуть город, то должны поставить нас в известность. Завтра с вами поговорят еще.
— Погодите! — очнулась я. — Я хотела бы вам рассказать… У меня есть соображения о том, почему ее убили.
— И почему?
— Она… она знала, кто убил Сергея Углова.
— Разве он был убит?
— Официально нет, но мне кажется, он отравился не случайно.
— У вас имеются доказательства?
— Не совсем. Это долгая история.
Дама передернула плечами:
— Сейчас у нас нет времени выслушивать долгие истории. Вы у нас не одна.
— А когда? — проявила настойчивость я.
— Возможно, завтра. Но помните — вы несете ответственность за свои слова. Введение сотрудника милиции в заблуждение наказуемо.
Господи, они все сговорились, честное слово! Принимают меня то ли за авантюристку, то ли за шизофреничку. Но я-то знаю, что, если не объясню всего, они никогда не догадаются о том, что произошло на самом деле. Они будут искать Викиных недоброжелателей или брошенных любовников, а истинный убийца останется безнаказанным. Я этого не позволю! Я и сейчас словно вижу ее скрюченное тело, лежащее на грязном холодном полу, и ощущаю на щеке этот легкий, мимолетный, веселый поцелуй. Нет, не думай пока об этом, не думай, тебе нельзя плакать!
Постепенно все перебывали в соседнем помещении и, мрачные, возвращались обратно.
— Похоже, ее убили этой Сережкиной фигней, — констатировал Иван Иванович. Плохое настроение не лишило его обычной откровенности.
— Пресс-папье, — уточнила я. — Оно лежало рядом с ней. Точнее… точнее, на ней.
Я тряхнула головой, чтобы отогнать ужасное воспоминание.
— Ага, — продолжил Иван Иванович. — И где эта фигня вчера валялась? Владик, у тебя?
— Да, — неохотно согласился тот, — у меня на столе. Но это не я.
— Конечно, не ты. У тебя с Викой шашней не было. У тебя Галка есть. А убили, видать, вечером. В шесть то ли в семь то ли в восемь.
Я заинтересовалась:
— Почему?
— Потому что я в это время как раз с Палычем в шашки играл. А жена его, Палыча, тоже там была. И дочка с зятем. Менты, как узнали, сразу рукой на меня махнули. Мол, не нужен ты. Да и парней я Викиных плохо знаю. Какой с меня прок?
— А почему парней?
— Как почему? Я сразу ментам доложил — наверняка убил кто-то из них. Девка молодая, глупая, до денег жадная, прости ее, господи. Все искала парня побогаче. То один у нее, то другой. А парни, они тоже не железные. С ними так нельзя. Я уже решил — как домой приду, Ленку, внучку мою, под кран суну. Пусть помокнет.
— Зачем? — оторопела я.
— Штукатурку эту вашу смыть. Не доведет она до добра, — искренне констатировал Бойко.
— Иван Иванович, — возразила я, — да как же ее парни к нам в институт прошли? У нас ведь вход по пропускам.
— Ха! А то в институте у нее их было мало. Глазами так и шныряла, прости ее, господи. И моя дура тоже все на дискотеки бегает. Думает, ей, как с гуся вода. А бедную девчонку вон чуть не среди бела дня прикончили. Ну, вечером, так не ночью же! И где? На работе! В закрытом институте! Камнем по голове ударить — совсем мерзавцем быть надо.
— А я в это время гуляла, — вздохнула я.
Ужасно, да? Я гуляла себе спокойно, грустила, стихи писала, а ее как раз убивали. Из-за меня.
— Ничего, ты девка, тебе алиби не нужно. А вот, к примеру, ты, Владик, ты где был?
— Дома, — быстро выпалила Галя. — Со мной и с его мамой. Мы весь вечер были у него дома.
Я глянула на Капицу. Он словно слегка смутился. Или почудилось?
— А ты, Андрюха?
— Я-то… ну… дома, с семьей.
Да что со мной сегодня? Почему мне кажется, что все врут?
— А я в Гостиный ездила, платье себе купила, — по собственной инициативе отчиталась Анна Геннадьевна. — Чистый хлопок. Английское, уцененное.
Я подошла к Рите и тихо спросила:
— Рита, а где были в это время вы?
Я надеялась, вдруг у нее столь безупречное алиби, что я моментально отмету все подозрения. Роль доносчицы, от которой меня столь упорно отговаривали, мне и впрямь казалась чуждой. Просто я не видела другого выхода.
