Марина Крамер - Марго, или Люблю-ненавижу
– Да?! Тогда чего ж ты так переполошился и заставил меня звонить ей среди ночи?
– Предчувствие, – пожал он плечами и улыбнулся.
– Ты ври другому кому, а не мне! Предчувствие! Какое предчувствие может быть у тебя в отношении совершенно незнакомого тебе человека?
Он опять только усмехнулся и не ответил.
– Алекс, почему ты молчишь? – Я коснулась его руки, и он перехватил мои пальцы, чуть сжал их.
– Не спрашивай об этом, Марго. Я не скажу.
– Алекс!
– Марго!
Мы пару минут поиграли в «гляделки» и расхохотались. Мне стало вроде как легче – как, впрочем, и всегда, когда он был рядом.
Но мысль о том, что бывшие коллеги затаили злобу и теперь пытаются свести счеты, застряла в моей голове раскаленной шпилькой. Уж кто-кто, а я-то хорошо понимала, что играть в кошки-мышки с бывшим боссом мне просто не по зубам – кто я против этого зубра? Вполне явственно я ощутила себя беспомощной мышью, загнанной в темный угол за диваном. Еще пара минут – и коту надоест забавляться с жертвой, он накинется – и… Нет-нет, пока рядом Алекс – мне можно особо не волноваться… Хотя…
Босса действительно выпустили под залог через три дня. Я прочитала об этом в Интернете – этой новостью спешили поделиться практически все, кто имел хоть какое-то отношение к недвижимости.
– Что я говорил? – мимоходом заглянув мне через плечо и углядев фамилию, спросил Алекс.
– Даже не спрашиваю, откуда ты знал. Интересно другое – что мне теперь делать? Если все так, как ты сказал, то мне надо отсюда бежать. – Я развернулась в крутящемся кресле и закинула ногу на ногу.
– Бежать? – Алекс уселся на диван, потянул к себе пепельницу. – Куда, Марго?
Действительно… Не проситься же к нему – это глупо и недостойно.
– Ты была в Сибири, Марго? – вдруг спросил он, и я вздрогнула:
– Что?
– В Сибири была, говорю?
Была, и не раз. По работе. Только какая связь между этими событиями?
– Мэри.
– Что?!
– Мэри живет в Сибири, никто не свяжет ваши имена – ее никто не знает.
– Это невозможно, Алекс. Она… они…
– Что? – настороженно спросил теперь уже он, переставая курить.
– Они с мужем уезжают в Бильбао. Насовсем. Должны отбыть в этот выходной.
Алекс помолчал, покрутил недокуренную сигарету, как будто не мог решить, что делать с ней дальше, и, определившись, ткнул в пепельницу.
– В Бильбао, значит… Что мне делать с тобой теперь?
И я не удержалась… просто не смогла удержать слова, рвущиеся с языка:
– Возьми меня к себе.
Он удивленно посмотрел на меня:
– К себе?
– Да. Разве ты не можешь?..
В его взгляде я вдруг отчетливо прочитала – нет, не могу. Это было обидно – всегда говорил о том, что ради меня не остановится ни перед чем, называл себя ангелом-хранителем, а как дошло до дела – не может.
– Почему?
– Я не буду отчитываться, Марго. Просто прими.
Только через месяц я узнала, что у него появились серьезные проблемы, решение которых он отложил, чтобы вырваться в Москву. Ко мне…
Москва, двухтысячныеМэри собиралась на свидание к своему таинственному поклоннику. Я никогда прежде не видела ее такой воодушевленной и романтичной, она даже в танцах всегда собранная и жесткая. А тут…
Мне очень хотелось пойти с ней, я так прямо и сказала – мол, я посижу в углу за другим столом, просто хочется посмотреть. Но Мэри была непреклонна – нет, и все. Пришлось смириться.
Она уехала на такси, а я примерно через час почувствовала легкое волнение, а потом сильную головную боль, переросшую в отчаянную тревогу. Я металась по квартире, бестолково налетая на разные предметы, разбила любимую кружку, рассыпала сахар. Тревога росла с каждой минутой, и я наконец не выдержала – оделась и выбежала из дома, успев схватить ключи от машины и сумку. Не знаю почему, но я была уверена – с Мэри что-то не так. Хорошо, что догадалась узнать, куда именно она собралась, а потому направилась сразу туда, в небольшой ресторан недалеко от Алексеевской. Слава богу, воскресенье, день, пробок нет, дорога свободна. Я старалась не гнать, чтобы не нарваться на «гайцев», но нога сама как-то плавно уходила в пол вместе с педалью газа, и мне приходилось одергивать себя. Вот уже здание ресторана, парковка… Я выскочила из машины и тут же была остановлена милиционером:
– Внутрь нельзя, девушка. Там опергруппа работает.
– Что?! – завизжала я, отталкивая его, и побежала внутрь, не реагируя на окрики.
Он схватил меня за полу куртки как раз в тот момент, когда я, вбежав в помещение ресторана, увидела Мэри. Она стояла на полу на коленях и смотрела в одну точку. Рядом с ней распростерлось тело мужчины в светлом костюме.
«Алекс!» – обожгло меня, и я рухнула под ноги растерявшемуся милиционеру.
…Пробуждение мучительно – тошнит, болит голова. Я пытаюсь сесть и не могу – слабость. На лоб ложится холодная рука, и я вздрагиваю всем телом, но знакомый голос успокаивает:
– Лежи, пожалуйста, Марго…
– Мэри… – выдыхаю я. – Мэри… что с ним? Где он?
– В морге… – голос бесцветный, я пытаюсь повернуть голову, чтобы увидеть ее лицо, но Мэри шипит: – Лежи, Марго, тебе нельзя.
– Что случилось, Мэри? Ради бога – скажи, я имею право знать, он мне не чужой… – Я, кажется, плачу – по щеке что-то влажное катится вниз. Нет, это не мои слезы – они не из глаз, они капают на лицо сверху, и я понимаю, что это плачет Мэри.
– Марго, о чем ты? Кто не чужой тебе? Герман? Ты его даже не знала…
Герман? Что за Герман, откуда? Алекс мертв – вот что главное, а Мэри с какой-то ерундой…
– Мэри, зачем ты врешь? Я столько раз прощалась с ним, что уже не могу страдать. Мне просто нужно знать…
Она наконец пересаживается так, чтобы я могла ее видеть, и то, что я замечаю, меня пугает – прямо у левого виска прядь рыжих волос, у корней – белая… А глаза… Господи, какие у нее сделались глаза… такие бывают у мороженой рыбы – красные и совершенно пустые, складывается такое впечатление, что они вообще ничего не видят. Я не могу понять, с чего бы ей так убиваться по человеку, с которым почти ничего не было – ну а что было, не в счет?
– Марго… тебе нужно отдыхать, у тебя тяжелое сотрясение мозга, ты едва череп не пробила, чуть левее торчал ограничитель двери…
Я с трудом поднимаю руку и нащупываю повязку. Значит, правда…
– Мэри…
– Да, родная? – Она наклоняется надо мной, и я чувствую ее духи – холодные, строгие, такие же, как она сама.
– Скажи мне правду…
– Какую правду ты хочешь от меня, Марго? Я сказала…
– Нет, ты сказала не все. Алекс – он точно мертв?
Лицо Мэри выражает изумление в крайней степени – сильнее удивиться уже нельзя, даже я это понимаю.
– Алекс? А что с ним? Он разве здесь, в Москве?
