Юлия Шилова - Королева отморозков
Гарик принес на подносе две чашечки ароматного кофе и поставил на бортик ванны. Затем выразительно посмотрел на бутылку и, улыбаясь, сказал:
– 47 с лишним градусов. Вот это я понимаю крепость!
– Ерунда. Это лондонский сухой джин. Попробуй.
Его даже не надо запивать. Уникальное качество. Возьми нашу водку в сорок градусов. Ее же пить невозможно – так горло дерет. Теперь я понимаю, почему иностранцы любят русскую водку. Потому что от нее мороз по коже идет. А от их джинов с наибольшим количеством алкоголя ни в одном глазу. Раньше я никак не могла взять в толк, почему хорошее спиртное стоит так дорого, и лишь много времени спустя поняла, что элитные напитки не чета дешевым. От них никогда не болит голова, и они быстро выветриваются. А вкус! Это такой кайф! Кайф от выпитого и от того, что ты сидишь и пьешь из бутылки, которая стоит полторы тысячи! Это ни с чем не сравнимое чувство! Кайф от того, что ты хлещешь не дешевую бодягу, сделанную, как правило, из технического спирта, а вкушаешь обалденные элитные вещи. Кайф от того, что ты можешь себе это позволить и это никак не ударит по твоему карману! Вот в чем вкус жизни! В дорогих удовольствиях! Давай по рюмочке.
– Нет, Чупа, я за рулем.
– Ерунда, после такого джина можно прекрасно водить машину. Я уже на себе много раз проверяла.
– Нет, Чупа, уж как ты водишь машину – так я не хочу.
– Тебе не нравится, как я вожу машину?
– В этом, наверное, тоже есть свой кайф, но ты забываешь вовремя нажимать на тормоз. Мне кажется, что порою ты вообще забываешь, что машина хоть изредка должна тормозить…
Я засмеялась и протянула Гарику порцию джина. Он слегка занервничал, но рюмку взял и сел в кресло. Вообще-то в последнее время он часто нервничает, когда меня видит. Вполне понятно – я все-таки как-никак женщина, а тем более босс. Гарик покраснел и чуть не подавился джином, когда из воды показалась моя грудь. Я постаралась исправить ситуацию и опять погрузилась в воду как можно глубже. Подмигнув ему, я выпила джин, затем взяла чашечку кофе и принялась смаковать этот божественный напиток.
– Знаешь, на что похоже, – сказал Гарик. – Будто этот джин настаивали в бочке с еловыми иголками и ветками можжевельника. Вкусная вещь – даже не ощущается, что в ней почти пятьдесят градусов. Просто я раньше никогда не увлекался джинами. Я слышал, что многие пьют джин с тоником…
– Джин разбавляют тоником только те, кто не пьет нормальных напитков. Ты сейчас попробовал обалденную, классную вещь, сам посуди, какой здесь может быть тоник. Тоник – это для дешевых джинов, которые стоят не больше двухсот рублей. Они сделаны из такого дерьма, что их и в самом деле лучше разбавлять, а то они свалят наповал любого. Настоящий лондонский или канадский джин никогда и ничем не разбавляется. Я думаю, ты сам в этом убедился. Кстати, что там с Юлькой?
– Порядок. Я перевез ее в частную клинику на Озерках. Там всего пятьдесят мест. Специализируется она по различным травмам и имеет штат высококвалифицированных сотрудников. В общем, мне пообещали сделать все возможное для того, чтобы быстрее поднять ее на ноги.
– А из охраны кого-нибудь оставил?
– Да, одного пацана.
– Не мало?
– Можешь не переживать. Клиника закрытая. Посторонним туда входа нет. Тем более что я положил ее под другой фамилией.
– Это ты здорово придумал. А муж или свекор видели, как ты ее перевозил?
– Нет, в этот момент никого не было.
– Замечательно. Больше они ее не увидят. Пусть отдыхают и забудут о ее существовании. Если, конечно, она сама не захочет о себе напомнить. Будем надеяться, что не захочет.
– Чупа, – замялся Гарик.
– Ну говори, что еще случилось?
– Я даже не знаю, как сказать…
– Говори как есть.
– Знаешь, она после этой операции какая-то странная стала…
– В смысле?
– Я к ней в палату пришел, она попросила листок бумаги и карандаши. Лежит и какие-то гробы рисует.
– Какие еще гробы?
– Не знаю. Полумесяц освещает кладбище, а на могилах стоят гробы. Я ей говорю: мол, что – больше рисовать нечего? А она рисует одно и то же. Уже столько бумаги перевела! Я психанул и отобрал у нее карандаш, к чертовой матери. Она чуть не разревелась. Врач сказал, что ей нервничать ни в коем случае нельзя, – пришлось отдать карандаш. Она взяла чистый лист и нарисовала человеческое сердце. Главное – хорошо так рисует, профессионально. На этом сердце каждый сосуд виден, словно его живым из груди вырвали. Сжимает его тонкая изящная женская ручка с острыми коготками, а из сердца капает кровь. Сжалось оно все, словно ему больно. Я такое сердце в учебнике по анатомии видел еще в школьные годы.
Попробовал у нее эти рисунки забрать, а она сразу в слезы, прямо не знаю, что и делать.
– Не надо ничего забирать. Пусть рисует сколько ей влезет. Врач предупредил, что у нее могут проявиться какие-нибудь необычные таланты, которых раньше никогда не было. Вообще-то она раньше никогда не рисовала, по крайней мере при мне. А мне всегда казалось, что никто ее не знает лучше, чем я. Короче, ничего не забирай. И постарайся ее не расстраивать.
– Ладно, Чупа, я понял.
– Я думаю, что со временем это пройдет.
– Когда я ее в клинику привез, она на меня жалобно так посмотрела и говорит: «Гарик, ты не мог бы мне помочь. Узнай, пожалуйста, есть ли в нашем городе клуб для тех, кто побывал в состоянии клинической смерти». Я глаза вылупил от удивления и спрашиваю: «Зачем тебе?».
А она в ответ «Мне бы хотелось после своего выздоровления попасть в такой клуб и поделиться своими впечатлениями. Я многое могу рассказать».
– Ну а ты что ей ответил?
– Сказал, что обязательно узнаю.
– Правильно. Главное, во всем с ней соглашаться. Я думаю, что со временем нам придется или привыкнуть к ее странностям, или они пройдут сами по себе.
– К ней в больницу муж захотел зайти, так она закричала и закатила настоящую истерику. Мол, ее опять хотят убить, и вообще: кто пустил в отделение посторонних мужчин?
– А на свекра она как среагировала?
– Не лучше.
– Это радует. Хоть одна приятная новость за последнее время. Она что-нибудь просила?
– Да, привезти ей побольше бумаги и простых карандашей.
– А почему именно простых?
– Потому что она рисует только простыми карандашами.
– А ты ей предлагал цветные?
– Предлагал.
– И что?
– Она сказала, что видит жизнь в черно-белом свете, а чаще всего в сером, и еще: цветные карандаши для маленьких детей, а она уже взрослая девочка.
– Тогда купи ей простых. Пусть рисует простыми, если уж ей так хочется. – Я посмотрела на висящие на стене часы и спросила:
– Гарик, а ты куда собрался?
