Барбара Майклз - Князь Тьмы
— И с тех пор ты винишь себя за это.
— У меня всегда было чувство вины перед Марком. Я думаю, это из-за матери. Она постоянно твердила: «Присматривай за Марком, он твой младший брат, ты же знаешь, какой он слабый и беззащитный, не позволяй никому обижать его»... Наша мать была красавица. Я лишь недавно стал задаваться мыслью, почему оба ее мужа не смогли с ней ужиться.
— Неудивительно, что ты не любишь женщин.
— Может, и так... Может, поэтому я так охотно поверил в то, что ты виновата в его смерти. Как это называется? Трансформация вины? Ненавижу этот дурацкий психиатрический жаргон. Сейчас все на нем говорят.
— Нет, ты прав. Я расскажу, как это случилось...
— Не надо. Не хочу ничего слышать. Это не имеет значения.
— Не имеет значения? Убийство? — На последнем слове она осеклась.
— Неужели ты будешь рассказывать об этом сейчас, когда нам осталось жить, может быть, до полуночи? — Питер начинал горячиться. — Для чего? Чтобы я простил тебя? Да если ты сейчас признаешься, что подожгла целый детский приют вместе с детьми, мне будет все равно. Господи, опять не то говорю! Ну как всегда!
— И об этом я хочу тебе рассказать. Девочка была такая славная, Питер. С самого первого дня у нее были синие глаза. Не мутно-голубые, как у всех новорожденных, а синие, как лазурь. И золотые волосы — как твои. И она так забавно ползала в кроватке. И уже начинала разговаривать. Нет, правда начинала. Она была очень смышленая, она...
Кэт не договорила. Питер не торопил ее, давая выплакаться. Потом сказал очень нежно:
— Ты можешь пошевелиться? Можешь вытянуть руки?
Кэт попробовала, потом еще раз, и у нее получилось сдвинуться немного под веревками в одну сторону. Рискуя свернуть шею, она пыталась рассмотреть соседнее дерево. Не только темнота и веревки мешали ей, но и слезы, скопившиеся за несколько месяцев. Краем глаза она уловила слабый отблеск — это его волосы мерцали при свете звезд. Еще одно отчаянное усилие — и кончики их пальцев соприкоснулись.
— Так лучше? — спросил Питер.
— Угу, — всхлипнула Кэт, — не знаю почему, но лучше.
— Почему ты не вышла за него замуж? Марк писал, что делал тебе предложение.
— После смерти Стивена.
— Когда тебе достались все его миллионы... понятно.
— Не только поэтому. Я вообще боялась выходить замуж.
— Почему?
Кэт снова громко всхлипнула. Ей отчаянно не хватало свободной руки и носового платка.
— Потому что мужчины не любят умных женщин, — выдавила она наконец. — И другие женщины тоже.
— А я — люблю, — заявил Питер.
— Ну ты-то конечно. — Кэт даже засмеялась, если ее хриплый и сдавленный всхлип можно было назвать смехом. — Ты особенный.
— Разумеется.
— Но ты и в самом деле такой. А вот Марк — нет. Он считал себя богом. — Кэт невесело хохотнула. — Однажды я застала их с Тифани. Я была уже беременна, и Марк успел поклясться мне в вечной любви. Во мне взыграла ревность, и я вышвырнула его из дома. Я хотела забыть его. Потом родилась моя девочка. Никто, кроме Тифани и Мартина, не знал об этом.
Я не сразу полюбила ее. Первое время я заботилась о ней из чувства долга. Нашла няню, поселила их на квартире в Балтиморе и навещала раз в неделю. Потом я начала скучать по ней, стала ездить чаще и оставаться подолгу. Я не могла без нее. Марк был невыносим. Он к тому времени вернулся в Вашингтон, но каждый уик-энд приезжал сюда, чтобы изводить меня просьбами. Останавливался он у Вольца. Марк знал о девочке, но не знал, где она. Я не говорила даже Тифани. Я была в отчаянии и почти сдалась. Я думала выйти за него замуж, чтобы хотя бы дать дочке фамилию, чтобы на ней не было клейма незаконнорожденной. Но тут она... заболела. У малышей это так быстро...
— И ты винила себя.
— Естественно. Глупо, конечно... Эта женщина... Лучшей няни нельзя было и желать. Она очень ее любила. Но я...
— Ты рассказала Марку?
— Не сразу. Я, кажется, была немного не в себе. Тифани и Мартин знали, они были со мной на... похоронах. Потом Марк настоял на встрече. Это было ночью. Он снова сделал мне предложение. Он говорил, чтобы я подумала о ребенке. Тогда я все ему рассказала. Я сорвалась и стала кричать. И он сказал — знаешь, что он сказал?
— Догадываюсь.
— Да, зная Марка, догадаться нетрудно. Представь себе, что я чувствовала в тот момент. Он говорил так, будто речь шла о покупке нового щенка. Мне захотелось убить его. И я его убила. У него в руках было ружье, и он размахивал им, угрожая застрелиться. Но я была уверена, что он врет, как всегда, что он не посмеет лишить этот мир своего бесценного присутствия. Когда он сказал... Я кинулась на него. Ружье выстрелило. Я бросилась бежать. Я сразу поняла, что я убила Марка, хотя мне сообщили только па следующий день. Мартин подобрал его в лесу, он же подписал свидетельство о смерти. Верный друг семьи... У тебя мокрые руки, Питер. И липкие... Питер...
— Генерал вяжет крепкие узлы, паршивец, — извиняюще пробормотал он, — Ты уверена, что он не служил па флоте? Кэт, киска, не стоит об этом плакать. Я очень тронут, но прибереги свою жалость на потом.
Кэт повернула голову. Шея и плечи сразу заныли, веревки впивались в тело, но, по крайней мере, так она могла видеть Питера.
— У тебя красивый голос, — сообщила она невпопад.
Услышав это, Питер вдруг фыркнул от смеха.
— Сэм оказался прав, как всегда.
— Сэм? Кто это?
— Один мой приятель. Частный детектив, которого я нанял, чтобы он покопался в твоей биографии. Однажды он прочитал мне лекцию о женских слабостях. Я чувствую себя последним мерзавцем, Кэт. Как бы мне хотелось иметь сейчас чистую совесть!
— Перестань. Моя собственная совесть тоже не слишком чиста.
— Интересно почему. Ты ни в чем не виновата. Марк — вот кто был прирожденный убийца. Если бы он не взял тогда ружье, ты бы исцарапала ему лицо, и он бы тебя убил, ты же знаешь. Ну а насчет ребенка... Ты ведь не настолько старомодна, чтобы испытывать чувство вины из-за этого? Следовательно...
— Нет-нет, я гораздо хуже тебя, хуже, хуже. Питер усмехнулся:
— Ладно, не будем спорить. Я в любом случае наказан. Когда я понял, что люблю тебя...
— Когда?
— Что?
— Когда ты понял?
— Самый глупый вопрос за сегодняшний вечер. Не хочется лишать тебя романтических иллюзий, но мне кажется, что процесс понимания начался вчера днем на этом самом месте.
— М-да, это уже слишком, — помолчав, ответила Кэт. — Извини, я не хотела. Я понимаю, как тебе тяжело, но...
— Знаешь, если бы я захотел, то заставил бы тебя визжать на весь лес. Но что толку? Здесь сейчас нет ни единой живой души, кроме наших милых друзей. Ты понимаешь, до какой степени они всех запугали? Ведь боятся не только суеверные негры. Когда надо — они угрожают физической расправой. Да что там угрозы! Они могут уничтожить человека и найти десяток свидетелей, которые поклянутся, что видели их в это время в другом месте. У доктора все под рукой — наркотики, яд, бланки, на которых он составляет свидетельства о смерти... А шантаж? Нехорошо получится, если члены конгресса узнают, что один из их коллег по ночам вызывает Сатану, правда?
