Барбара Майклз - Сыновья волка
Я схватила ридикюль с драгоценным содержимым и направилась к боковому выходу, к двери на конный двор. Дом казался вымершим, странно притихшим. Я не встретила ни души.
Около конюшни стояли Адам и один из грумов. Времени терять было нельзя. Глубокий вдох – и я вышла на мощеный двор, громко захлопнув за собой дверь. Адам посмотрел в мою сторону. Что-то в его манерах и отсутствии всякой реакции подсказало, что я на один шаг опередила мистера Вольфсона. Я услышала как бы со стороны свой голос, произнесший небрежно:
– Седлай мою кобылу, Адам, – и про себя не могла не восхититься своим самообладанием.
Адам был стар и ужасно медлителен, мои руки так и чесались от нетерпения оттолкнуть его и самой все сделать. Но я не показала виду, что меня обуревают подобные чувства. Наконец подпруги подтянуты, можно ехать. Я уже направлялась к лошади, как вдруг из-за угла дома с южной стороны появился всадник. Увидев золотистый ореол волос и знакомый фамильный профиль с выдававшимся вперед орлиным носом, я испытала приступ удушья, хотя тут же поняла, что всадник не сам Вольфсон и не Фрэнсис, а Джулиан, который отправлялся наносить визиты.
Моей первой реакцией была радость. Почему я не подумала раньше о Джулиане? Он подъехал прямо ко мне, и его лицо озарилось улыбкой, неотразимой, как всегда. Я знала теперь точно, что ему ничего не известно о злодействе отца. Я почти уже открыла рот, чтобы сказать ему... Ведь с его помощью я наверняка добьюсь успеха... Не знаю, что меня остановило... Нет, знаю. Тот факт, что он тоже Вольфсон, один из сыновей Волка. Я не могу здесь доверять никому – и ему тоже.
Я забыла, что лицо – зеркало души. Джулиан сразу заметил мое состояние и сочувственно спросил:
– Что случилось, Харриет? Ты больна?
– У меня болит голова, – пробормотала я, – прогулка на свежем воздухе...
– Воздух слишком холодный для прогулки, – сказал он решительно, – лучше приляг и отдохни, кузина. Я пошлю к тебе прислугу с чашкой горячего крепкого чаю.
Он обнял меня за плечи и повел к дому. Он и раньше так делал, не только со мной, обнимал и Аду, но те объятия были дружескими, братскими, никто бы не мог найти в них ничего предосудительного. Сейчас же своим прикосновением он напомнил мне своего отца. Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не вырваться из его поддерживающих рук.
Пока мы шли к лестнице, Джулиан продолжал говорить слова сочувствия, предлагая свои услуги. У него есть капли. Доктор давал ему. Я должна их принять. И горячий кирпич в постель не помешает... Я едва слышала его. И как только он отправился за слугами, я помчалась к входной двери.
Благополучно обогнув дом, я бросилась со всех ног прочь от поместья. Понадобился почти час, чтобы покрыть расстояние между домом и старым аббатством. Земля была неровной, я дважды падала, в последний раз больно поранив руки. Пришлось сделать петлю, потому что аббатство было на юге, и я подходила к нему осторожно, прячась за камнями и деревьями.
Со времени, как я покинула дом, мною руководил голый инстинкт, как у животного, страх и отчаяние гнали меня вперед, тревога переполняла меня, и я старалась не думать, что предпримет Джулиан, когда обнаружит, что я исчезла. Наверняка он попытается разгадать мой план.
Я знала, что, даже если прекратить поиски Ады, которые, скорее всего, окажутся безрезультатными, я не добегу до Миддлхема засветло. Мне придется идти всю ночь, но это невозможно из-за мороза. Мой желудок был пуст, я забыла сегодня про обед, и с собой не было возможности ничего взять, даже если бы я подумала об этом заранее. И все же я решительно отмела прочь предательскую слабость. Я пойду так далеко, как смогу, может быть, наткнусь на чей-то коттедж, где найду укрытие и лошадей. Если нет, буду идти, пока не упаду. Гибель была предпочтительнее того, что ждало меня в поместье.
И поскольку время теперь не имело значения, я решила поискать сначала в руинах. Ведь они – как это раньше не пришло мне в голову! – идеальное укрытие. И уж, конечно, самым подходящим местом были бывшие кельи монахов.
Я притаилась за толстым стволом дерева, осторожно поглядывая оттуда на зловещие груды серых камней. Стояла такая тишина, что я слышала стук собственного сердца. Ни ветерка в морозном воздухе, птицы давно улетели на юг, насекомые, сверчки и маленькие зверьки спят в своих норках. Я говорила себе, что тишина мне на руку, я смогу услышать приближение врага. Но тишина пугала, из-за нее окружающий мир казался заколдованным силами зла, как будто опутавшими саму природу.
Я колебалась, боясь выступить из-за дерева на открытое место, отделявшее меня от... Чего? Я думала об Аде, видела, как она бьется в руках Фрэнсиса. Вольфсон всегда недооценивал ее, она никогда не была напуганным кроликом, она будет сражаться со своим врагом не на жизнь, а на смерть. Но ее девичья сила ничто по сравнению с мощью Фрэнсиса. Он человек взрывного темперамента, ее сопротивление приведет его в ярость, он может ее ударить или даже...
– Нет! – произнесла я громко, хотя вокруг не было ни души. Он этого не сделает. Он ее не тронет. Я обхватила руками голову, как будто пытаясь прогнать страшные видения.
Я уже хотела двинуться дальше, как вдруг услышала какой-то Громкий звук. Он заставил меня рухнуть на землю, припасть к ней и лежать без движения. Наконец я поняла, что это было, – всего лишь отдаленное ржание лошади. Сначала я подумала о Джулиане, потом о Вольфсоне, который мчится за мной в своем экипаже... Звук повторился... Кажется, мне знакомо это ржание. За руинами, за рядами деревьев, я увидела черное пятно, настолько черное, что оно блестело, как крыло ворона, в краснеющем отблеске заката. Я уронила голову на сжатые руки и вздохнула свободнее. Это не была лошадь Джулиана или гнедые Вольфсона – это был Адин любимый, с дурным нравом. Сатана, отправленный с отъездом Дэвида на дальние пастбища.
Потом я увидела дымок. Не удивительно, что я не заметила его раньше. Он был почти незаметен – светло-серый на бледном сереющем небе, больше движение воздуха, нежели очертания. На вид дымка пробудил меня к жизни. Здесь кто-то был. Огонь не разжигают, чтобы отогреть норы кроликов или согреть ледяные камни.
Пустой проем, ведущий к подвалам, был пугающе темен. Я увидела, что паутина, обычно закрывающая вход, исчезла. Это означало, что кто-то входил сюда. Кто? Интересно, пауки умирают зимой? Нелепая мысль, но она меня немного подбодрила, и я вступила в темноту без колебаний. Внутри все же проникал слабый свет, он проходил долгий путь, слабея постепенно – через толстые решетки на окнах, через пустые помещения, через полу открытые двери. Я постояла, пока глаза не привыкли к полумраку. Никого не было в коридоре справа от меня. Двери подвальных комнат выглядели точно такими же, как в последний раз. Теперь надо было просмотреть каждую келью, все до одной.
