Алена Винтер - Женщина с прошлым, или В кольце ночных желаний
Зазвонил телефон.
– Началось, – пробурчал Степанов и потянулся за трубкой.
Выслушав приказ вышестоящего начальства, он собрал разбросанные по столу бумаги, относившиеся к делу Стаса Никлогорского, попутно обдумывая свой доклад. Сказать ему начальству пока что нечего, разве только одно – что теперь всем придется восседать на пороховой бочке, ожидая неизбежной волны расправ, которая незамедлительно захлестнет весь город. Никлогорский не остановится, пока не найдет убийц своего сына. А милиции остается просто ждать, как именно закончится эта «охота на ведьм».
* * *– Боря, остановись, – сказал Михаил Андреевич, едва только машина проехала за ворота. – Пройдусь.
Не дожидаясь, когда перед ним откроют дверцу, Никлогорский сам распахнул ее, вышел и быстрым шагом направился к дубовой роще, находившейся на территории поместья. Борис бросил ключи охраннику, сказав, чтобы машину отогнали в гараж, а сам пошел следом за хозяином, держась на почтительном расстоянии от него. Вскоре к нему присоединился Гаврила.
Мужчины тихо переговаривались, не упуская Михаила Андреевича из виду. Тот вышел на солнечную поляну и остановился у молодого дуба. Холодные лучи осеннего солнца прикасались к его лицу. Он провел ладонью по щекам, покрытым серебристой щетиной, и устремил ничего не выражающий взгляд на верхушки деревьев.
– Все-таки зря батя ездил к ментам, – обронил Гаврила. – Неправильно это!
– Не тебе решать, что правильно, а что – нет, – оборвал его Борис, для которого все, что делал Никлогорский, было единственным, истинно верным поведением.
Он никогда не сомневался в обоснованности его действий и не допускал никаких разговоров об ошибках хозяина в своем присутствии. Сейчас ему вообще было безразлично, что подумают другие. Мысли его занимало другое. Борис искренне горевал о смерти мальчишки, которого он знал с тех пор, когда тот только-только начал бриться. Груда Интеллекта отнюдь не отличался красноречием и тонкостью своих душевных переживаний, но он прекрасно понимал, что испытывает человек, когда сердце его стонет от горя, хотя и не мог бы выразить это словами. Борис с беспокойством поглядывал на старика, который еще несколько часов тому назад выглядел бодрым и веселым, занимаясь своими любимыми цветами. Сейчас он производил впечатление сломленного жизнью человека, испытавшего множество утрат, причем последняя оказалась самой мучительной.
Михаил Андреевич поднял с земли дубовый лист. Твердый, здоровый на вид, но по каким-то неизвестным причинам слетевший с дерева. Совсем как Стас… Ему захотелось закричать из-за переполнявших его душу эмоций. Он винил себя в том, что сын ушел из жизни в столь молодом возрасте. Через месяц они праздновали бы день рождения Стаса, а сегодня… нужно готовиться к его похоронам! Никлогорский крепко сжал зубы, не позволяя стону вырваться наружу. Сына убили из-за него – почему-то в этом он не сомневался. След этого убийства кроется в его прошлом. И надо найти того, кому он, Червонный, когда-то перешел дорогу, и выяснить, почему его наказали только сейчас, ударив по самому дорогому.
Михаил Андреевич не хотел иметь детей, тем более что «законом» это запрещалось, однако он несказанно обрадовался, когда его юная любовница объявила ему о своей беременности. На тот момент ему было уже сорок лет, и появление ребенка в таком относительно немолодом возрасте внесло коррективы в его жизнь и заставило Мишу задуматься о том, что он оставит после себя: грамотно организованный общак? Или он продолжит свой род, пусть и нарушив традиции? Новорожденного сына Никлогорский, не задумываясь, забрал у матери и передал на воспитание своей младшей сестре, у которой уже рос свой смышленый мальчишка. Сестра была рада, что Стаса поручили именно ей, так как отнюдь не одобряла образа жизни брата, мало того – категорически осуждала его. Она не понимала, как их милые и интеллигентные родители умудрились вырастить такого «отъявленного рецидивиста», как она называла своего брата Мишу. Где они промахнулись – этого не знал и сам Михаил Андреевич, но он всегда был уверен в том, что та честная и скучная жизнь, которую пытался навязать ему отец, не для него. В ней не было ни азарта, ни какого-либо другого сильного интереса, присутствовало лишь вечное, тоскливое однообразие.
Свой долгий путь к вершине преступной иерархии Никлогорский начал, еще учась в школе. Сначала он занимался мелкой фарцовкой, позже, окончив Институт народного хозяйства имени Плеханова, подвизался в валютном бизнесе, за что и получил свой первый срок. Одиннадцать лет присудили ему – после того, как вышел указ об усилении уголовной ответственности за валютные операции. Никита Хрущев требовал от органов вести непримиримую борьбу с черным рынком. Оступившихся карали беспощадно. Именно поэтому одиннадцать лет показались Михаилу не таким уж большим сроком – по сравнению с возможной смертной казнью, которую в те годы присуждали провинившимся за валютные спекуляции.
Отличавшийся жестким и непримиримым характером Никлогорский привлек к себе внимание отбывавшего срок в той же зоне Якова Нестерова, коронованного в том году, когда сел Миша. Яков выбрал Никлогорского в ученики и до самой своей смерти оставался его добрым другом и наставником. Он был авторитетным вором и главным Мишиным поручителем, когда на большой сходке обсуждался вопрос о приеме Никлогорского в кандидаты. Известная советская шутка, гласившая: чтобы стать членом Коммунистической партии, требуются две рекомендации других членов партии, а для того чтобы быть принятым в воры, надо получить три воровские рекомендации, – на деле полностью себя оправдывала. Рекомендации были получены; собрали информацию о нем как о кандидате: по каким статьям он был судим, сколько лет находился в заключении, как себя показал и т. д. Отзывы были благоприятными, и Никлогорского единогласно посвятили в «законники». Это произошло, когда он мотал свой второй срок, полученный за хищение золота в особо крупных размерах. Случилось это сразу же после падения СССР. Срок, заработанный Никлогорским, оказался вновь немаленьким, почти таким же длинным, как и первый. Благо отсидеть ему пришлось лишь восемь месяцев: сказалось несовершенство новых законов Российской Федерации, а еще хорошо постарался один вор в законе, Гия Мгеладзе, всеми силами пытавшийся вытащить друга из тюрьмы.
Тогда, в самом начале девяностых, в один из наиболее трудных для России экономических периодов, полным ходом шла не политическая борьба – в целях становления молодого государства, – а банальные уголовные разборки различных кланов, рассчитанные на скорое обогащение и избавление от конкурентов. Наиболее активные деятели той эпохи, искатели беспрецедентной наживы, и стали хозяевами драгоценных металлов, которые впоследствии и переправляли как контрабанду с аэродромов Сибири и Дальнего Востока. Гия Мгеладзе и Никлогорский взяли в аренду два транспортных «Ила»; они регулярно забирали золото в условленных местах и перебрасывали его в Бельгию. Делились, конечно, при этом с управляющими приисков, поставлявших золото, с прочими участниками этих операций, но основную прибыль – за самую сложную часть работы – оставляли себе. Следователи Генпрокуратуры так и не обнаружили, куда ведет след грандиозной «золотой» аферы. Единственное, чем располагали органы, – это показания пилота одного из экипажей самолетов, вывозивших металл за границу. Вскоре тело этого пилота выловили из Москвы-реки. Дело заглохло. Появился реальный шанс выйти на свободу, чем Никлогорский и воспользовался.
