Бартл Булл - Отель «Белый носорог»
Анна взбежала на бугор над ущельем и, обернувшись, обеими руками помахала Гвенн и матери.
— Я нашла воду!
Скользя и шаркая туфлями по пыльному склону, девочка спустилась к источнику и встала на колени перед кустом, чтобы рассмотреть черепаху. Клетчатая юбка покрылась пылью. Девочка протянула руку и погладила твердый панцирь.
Прямо над черепахой, расправив разноцветные крылья, на ветке отдыхала большая бабочка. Анна залюбовалась толстым брюшком и легкими антеннообразными усиками. И вдруг увидела на той же ветке грациозную серую ящерицу. Над рыльцем торчал маленький рог; еще два росли под глазами. Хамелеон — догадалась Анна. Ящерица обхватила ветку длинными когтистыми лапами; голова и туловище медленно подвигались к бабочке.
Прежде чем Анна успела спугнуть и таким образом спасти несчастное насекомое, ящерица молниеносным движением выбросила вперед длинный язык и схватила бабочку за крылышко. Та неистово хлопала свободным крылышком, а хамелеон тащил ее в рот. Секунда — и хищник заглотил крылышко бабочки и потянулся к грудке. На мгновение обе замерли.
Завороженная Анна наблюдала, как с другой стороны ветки к бабочке подкрадывалась другая, более крупная ящерица. Мгновение — и в ее алчном рту исчезло второе крылышко. Между хищными челюстями хамелеонов осталось лишь тельце бабочки; оно судорожно дергалось все время, пока ящерицы боролись за добычу. Более крупная отдернула голову назад и вырвала бабочку. Первая ящерица моргнула и замерла на ветке с испачканными пыльцой губами. И только теперь Анна почуяла тошнотворный запах. Она подняла голову и всмотрелась в покрытые шипами ветви акации.
Ее взгляд уперся в янтарные глаза льва. Зверь поднялся на длинных лапах. Прямой, как железный прут, хвост задрался кверху. Девочка издала душераздирающий вопль и замахала ручонками.
* * *Еще затемно Энтона разбудил веселый дуэт тропических сов. Ему захотелось взглянуть на них, и он, дрожа от предрассветной прохлады, голым выбрался из койки и распахнул дверь своего маленького флигеля. Небо начало светлеть. Как-то вдруг, в одно мгновение, на западе заискрилась блестящая серебряная полоска. Энтон впервые в жизни увидел заснеженную вершину Килиманджаро. Постепенно рассвет выявил подножие горы на необъятной равнине.
Второпях, не отрывая глаз от проступающих во тьме контуров вулкана, Энтон натянул брюки и ботинки. Он согнул и прижал к туловищу больную руку, но решил обойтись без перевязи. Наконец-то он волен брести куда глаза глядят по дикой местности! Жаль, нет винтовки. Он потрусил рысцой на запад через ухоженный фруктовый сад. Каждая яблоня была окружена низеньким земляным валом.
Много лет назад Гуго фон Деккен возмечтал перевезти с собой в Африку три атрибута родной Германии: сад, который подарит ему тень, фрукты, шнапс и яблочный пирог, дом и жену — молодую блондинку. Он распорядился разобрать свою любимую охотничью сторожку. Каждую доску и каждое бревно пронумеровали и морем отправили в Африку. С ними поплыли ящики новых немецких гвоздей, колышки и болты. Пока Гуго фон Деккен добывал слоновую кость, чтобы оплатить счета, Гретхен руководила реставрационными работами. Когда он вернулся, каждый резной карниз благоухал тюльпанами. На стене столовой звонко отбивали время баварские часы с кукушкой. Спустя год на свет появился Эрнст. А еще через год умерла Гретхен — от малярии. Истаяла, словно свечка, прямо на глазах у мужа.
Энтон задержался в саду. Съел три кислых рейнских яблока. Ладонями снял с травы обильную росу и умыл лицо. И побежал вдоль ровных рядов сизаля — культивированного родича сансевьеры, которую Эрнст называл любимым лакомством слонов. Нежный аромат фруктового сада сменился резким запахом дикорастущих кустов. Потеплело. Со стороны Килиманджаро повеял легкий утренний ветер.
Культурные насаждения сменились девственными зарослями. По обширному невозделанному пространству были разбросаны островки терновника и похожих на зонтики хинных деревьев. Под ногами Энтон ощущал пыльную твердую почву. Кривые шипы цеплялись за плотные шерстяные брюки. Приблизившись к водоему, он вспугнул стадо диких свиней — бородавочников. Крупные серые животные отступили ровным строем, задрав головы и хвосты. Трое детенышей нырнули в земляную нору. За ними последовали родители. Замыкал шествие крупный агрессивный боров. На сморщенной коже росли в беспорядке шесть длинных бородавок. В последний раз сверкнув неровными желтыми клыками, зверь скрылся в своем убежище.
Водоем представлял из себя что-то среднее между маленьким озером и большой лужей. Почва возле него была мягче и светлее.
Энтон присел на корточки. Всюду виднелись следы животных — столько видов вряд ли водилось во всей Европе. Приученный безошибочно определять мельчайшие клочки лисьей шерсти на кустах, бусинки кроличьего помета и отпечатки лап барсуков и оленей, Энтон был потрясен их разнообразием. Он обвел следы пальцем, покатал на ладони шарики помета, определяя по степени сухости возраст каждого зверя и гадая, чем же они питаются. Не зная, чьи какие, восхищался отпечатками лап зебры, носорога, леопарда, жирафа, шакала и трех видов антилопы: гну, топи и импалы. А также многими другими — сухими и влажными, застарелыми и свежими. Одни следы накладывались на другие. Энтон узнал отпечатки раздвоенных копыт бородавочника и следы буйвола — намного крупнее его одомашненных сородичей.
Энтон выпрямился. Пора возвращаться. Он предпочел бы полежать в засаде, посмотреть на всех этих зверей, когда они придут на водопой. Но работа на ферме «Гепард» начиналась рано, а Энтон хотел, чтобы от него была польза.
Голодный, он побежал обратно между аккуратными рядами сизаля. Косцы уже вышли на плантацию. Сверкали длинные лезвия. Рабочие пангами обрубали листья у основания и обрезали колючие верхушки. Следом, подобно стрелкам в цепи, двигались воловьи упряжки. На телеги грузили кипы листьев. Энтон обратил внимание: работа велась куда аккуратнее, чем уборка сена в Англии.
Он услышал, как заводят двигатель от старенького «бенца». Отрывистое покашливание возвестило: Гуго фон Деккен приступил к работе. Один только этот двигатель и связывал старого плантатора с прошлым. Снятый с развалившегося грузовика, он теперь красовался на подставке из красного дерева. Одетый в деревянный каркас, вращался десятифутовый вал. Как на рабочем станке сапожника, он приводил в движение четыре ремня из кожи антилопы канны, а те, в свою очередь, вращали колеса, сдиравшие с твердых листьев сизаля белые перистые волокна.
Неподалеку, в поле зрения фон Деккена, двое мужчин были заняты изготовлением новых ремней из антилопьей кожи. Как с яблока, не отрывая ножа, срезают тончайшую кожуру, так и громадная шкура выходила из станка одной длинной полосой, закручиваясь спиралью. Начав с шеи, мужчины вырезали ремень сужающимися концентрическими кругами, пока не дошли до середины. Потом длинную — порядка шестидесяти футов — ленту туго натягивали на две жерди и зачищали кругляшом из дерева яблони. Через несколько дней кожа станет эластичной и без единой шерстинки.
