Марина Туровская - Серый ангел
Аня, сидя в постели, накладывала крем на лицо, Ольга просматривала распечатки данных из своего отдела.
— Я, Анечка милая, была патологически ревнивой. На меня иногда страшный псих находит. Муж говорил, что мне лечиться надо, а я стеснялась… Короче, прирезала я его, кобеля со стажем.
Из рук Анны на одеяло выпала баночка с кремом.
— И тебе за это пожизненное дали?
— Нет, не за это. Сидя под следствием, я постоянно попадала в тюремный изолятор, за плохое поведение… И меня изнасиловал охранник. Он постоянно приставал… Понимаешь, если б я выждала и сделала заявление… но опять псих нашел, и я убила его. Заранее скрутила из рубашки жгут, припрятала под шконку, дождалась его прихода, и после того как он в очередной раз меня изнасиловал и расслабился, я его придушила. — Заметив, как Аню передернуло от отвращения, Оля усмехнулась. — Не переживай, Аня, он был толстый, потный, так противно вонял!
— Перестань! — Аня впервые заметила в красивом лице Ольги что-то неприятное, жестокое. Но настроение Ольги переменилось, и жестокость исчезла.
— Не бери в голову, Аня. Короче, меня отправили в психушку и поставили диагноз, при котором меня никогда бы не выпустили. Короче, пожизненное.
Аня переставила на тумбочку баночку с кремом и зеркало, села удобнее.
— Оля, а как сюда попадают?
— По-разному. После объявления пожизненного ты для общества исчезаешь. Больше ни писем, ни свиданий… Очень тоскливо. И тут, как рояль из кустов, появился Аристарх, заявил, что берет меня на работу. Три года назад это было, в мае.
— Мне Гриша говорил об Аристархе, он ученый…
— Аристарх, Анечка, это Хозяин Зоны. Он научный руководитель разработки месторождения и медицинских исследований радиоактивного облучения организмов.
Вглядевшись в перспективу прозрачных перегородок с отсеками пока пустых кроватей, Аня понимающе кивнула.
— Да, организмов здесь много.
— Вот именно. Рабочих лечат редко, самое популярное средство — крематорий. А радиоактивный пепел продают в совхозы, на удобрение. — Ольга посерьезнела. — Мне терять нечего, мозги окончательно отъезжают. А ты уходи отсюда прямо сейчас. Самое страшное здесь — внимание Аристарха. Ты мне веришь?
— Конечно, верю. — Аня протяжно зевнула. — Только я сейчас уехать не смогу. Я опять засыпаю.
Она устроила голову на подушке, закрыла глаза и моментально заснула.
Ольга посмотрела на нее с тихой завистью и взяла в руки журнал. Над ее кроватью наклонился Лёнчик.
— Знаю классное средство для поднятия настроения.
Ольга оглядела Лёнчика. Дурак, конечно, но уж очень хорош.
— Пойдем на твою кровать.
Утром Аня проснулась с ощущением надвигающейся опасности. С самого утра она ходила за Геннадием по коридорам лаборатории и нудела: «Отпусти меня домой, мне там спать удобнее. Ну, отпусти меня, Гена, я ж стала просыпаться и теперь тебе покоя не дам». Геннадий сломался к двум часам дня.
— Достала. — Он притянул Анну к себе и поцеловал в макушку. — Езжай домой, но я к тебе ежедневно буду наведываться.
Анна запрыгала от радости, выхватила из кармана Гены телефон и позвонила Григорию. Вернувшись в медблок, она обцеловала Ольгу и, в медицинском халате и казенных тапочках, побежала к проходной.
Из административного здания из окна своего кабинета за ее пробегом следил Аристарх.
К Анне, подпрыгивающей от холода первых морозцев, подъехал сверкающий чистотой вездеход. Из салона выскочил радостный Григорий, обнял жену, не стесняясь, поцеловал у всех на глазах и помог забраться в машину.
Аристарх взял телефонную трубку.
— Гена, ты обработал Ольгино сканирование? — Слушая ответ, он выпил полную стопку коньяка. — Ага, отлично. Вижу, из медблока Гришина жена выписалась, а я и не знал, что она у тебя наблюдалась. Помню ее. Весной приехала заморыш заморышем, а теперь просто Клаудиа Шиффер. Подготовь-ка мне ее анализы.
Положив трубку, Аристарх взял хрустальную бутылку и, как всегда, наполнил три серебряные стопки. Он знал реакцию Геннадия на свое приказание. Но разительные перемены во внешности Анны, в параметрах тела, не могли произойти «просто так». И феномен «бабочки» подлежит исследованию.
Григорий довез Анну до поселка и сразу уехал обратно в Зону.
Анна новым взглядом оглядела свой дом. Просторно, чисто и неуютно. В кладовой стояли нераспечатанными три ящика, которые мама недавно переслала из Москвы.
Анна задействовала все — расшитые, плетеные и вязаные салфетки; три картины с итальянскими пейзажами «под Брюллова»; подсвечники, каминные часы, высокие вазы.
Захотелось праздника. Анна сбегала в армейский магазин, купила вино.
В гостиной на стол была выставлена парадная посуда, в вазы поставлены ветки кустарников с желтыми и красными листьями, в подсвечники — витые свечи.
Зазвонил телефон, и Анна радостно сообщила маме, что у нее все хорошо. Отец забрал у Валерии Николаевны трубку и долго выспрашивал о здоровье, об отношениях с Григорием, об обстановке в поселке. Он, конечно же, больше слушал голос дочери, чем ее слова «отлично, замечательно, прекрасно». Анна в момент разговора была блаженно радостной, и даже через три тысячи километров ее настроение передалось отцу.
Анна не стала рассказывать родителям о том, что почти месяц спала и теперь меняется на глазах — ввысь и вширь. Нужно сфотографироваться, и только потом радовать.
Самую большую картину Анна повесила над столом, вторую — над диваном, а когда вешала третью, между шкафами, — приехал Григорий.
Он вошел в комнату и остолбенел. Сервированный для ужина стол, бутылка дорогого вина, зажженные среди ясного дня свечи… А в углу, между шкафами, незнакомая стройная девушка в шелковой ночной рубашке стояла на цыпочках на стуле и вешала картину. Ночнушка задралась «по самое не могу», из декольте рвалась на свободу высокая грудь.
Девушка повесила картину, поправила густые волосы и улыбнулась Григорию.
— Гриша, давай сегодня в гости не пойдем, давай кого-нибудь к себе пригласим.
Расстегнув пуговицы форменной куртки, Григорий вытер пот со лба.