Сергей Бакшеев - Отравленная страсть
– Женя? Ко мне? Но…
– Я ее сразу узнал.
– Она представилась?
– Нет. Она вас спросила. Я узнал по голосу. Красивая, чертовка! А грация, поворот головы, взгляд… Поверьте мне, это роковая женщина. Такая или осчастливит, как никто на свете, или сломает жизнь. С ней – или вершина, или пропасть. Середины не будет.
– Не хочу я середины! – прервал я вахтера.
– И правильно, – подхватил он. – Середина – это ноль, ничто. А для полноты жизни требуются эмоции. Положительные или отрицательные – не столь важно. Главное, чтобы сильные.
Я представил зигзагообразную функцию с вершинами выше и ниже горизонтальной оси:
– Это называется экстремумом. – Что?
– Пики эмоций – это точки экстремума. Там производная равна нулю. Скорость жизни равна нулю.
– Правильно, – еще раз согласился вахтер. – Потому что это предел, дальше некуда.
– Жизнь достигает максимума или минимума, вершины или пропасти, – задумчиво произнес я. – Но на пути к ним скорость жизни приобретает наибольшее значение.
– Вот это и есть – Жизнь! Жизнь с большой буквы, – подытожил вахтер.
– Что-то мы отвлеклись, – встрепенулся я. – Что сказала Женя?
– Ничего. Спросила, в какой вы комнате, и сразу поднялась. Потом несколько раз спускался Евтушенко, звонил, вас искал.
– А я задержался, и она ушла.
– Нет! Евгения еще здесь.
– Так что же вы сразу не сказали! – крикнул я, взбегая по ступенькам.
– Ну, народ! А я разве говорил, что… – слова наигранного возмущения стихали за моей спиной.
Я ураганом ворвался в свою комнату. Женя! Она здесь! Холодный взгляд девушки изучающе осматривал меня. Потом я заметил Сашку Евтушенко и Ольгу Карпову. Все трое сидели за столом и играли в карты.
– Тебя ждем, – первой подала голос Карпова. Ее глазки ехидно стреляли то в меня, то в Русинову. – Что-то ты долго сегодня у Ирины Глебовой задержался.
– Я учу ее водить машину! – резко ответил я.
– С утра и до вечера. Все учит и учит, учит и учит. Аж устал, бедный! А сейчас вы проходили курс ночного вождения. И телефон у вас прямо в машине установлен?
– Оля, тебя это не касается, – я старался сдержать раздражение.
– Хорошо, я умолкаю. Тебя, вообще-то, вот, – Ольга показала на Женю и замялась, подбирая нужное слово, – дэвушка ждет.
Она сознательно произнесла слово «девушка» с кавказским акцентом. Я тут же вспомнил подозрения Ирины.
– Привет, Женя, – только сейчас я додумался поздороваться.
– Салют, – еле слышно ответила Русинова. Я подошел к столу:
– Так что вы тут делаете?
– В карты играем, – развел руками Сашка.
– Поздно уже…
– Вспомнил! – с сарказмом прервала меня Ольга. – Ему несколько часов назад звонили, но он, видимо, был не в силах оторваться от процесса обучения.
– А некоторым пора домой, – я уперся взглядом в Карпову.
– Ничего себе! – возмутилась она. – После десяти, кстати, присутствие посторонних в общежитии запрещено.
– Оля, иди в свою комнату.
– Интересно! А она? Останется здесь на ночь с мужиками?
Карпова явно нарывалась на скандал или просто не контролировала свои эмоции. Евгения демонстративно встала и шагнула к выходу. Я удержал ее и обратился к Карповой, набычив голову:
– Оля! Ко мне пришел человек. Дай спокойно поговорить.
– А с Глебовой что, не наговорился? Прервал разгорающийся скандал Сашка:
– Оля, давай выйдем. Я тебя провожу.
– Не заблужусь! – огрызнулась Карпова. Рука веером бросила карты, отброшенный стул шлепнулся на пол. Она с вызывающей учтивостью раскланялась: – Спокойненькой ночки.
Хлопнула дверь. Сашка бросился догонять Ольгу. Мы остались наедине с Русиновой.
– Отпусти, – Евгения высвободила руку, которую я продолжал сжимать, потерла запястье: – Ну и пальцы у тебя.
– Извини.
Она порывисто прислонилась ко мне, доверчиво вжалась, кончик носа уткнулся мне в шею. На душе мгновенно потеплело. Я хотел обнять хрупкие плечи, но девичьи ладошки неожиданно твердо уперлись в грудь, и Женя отстранилась.
– От тебя пахнет чужой женщиной, – обиделась она.
– Почему чужой? – вырвалось у меня. Женя отвернулась:
– Хорошо, не чужой. Я ошиблась. Другой женщиной.
Я слышал, как между нами с хрустом выкристаллизовывается ледяная стенка. Женя была совсем близко, но нарастающий холод разделял нас, и я не мог его разрушить. Оправдываться было стыдно, а обманывать самую лучшую в мире девушку я не мог.
Женя села за стол, меланхолично поворошила карты. Я обреченно опустился напротив. Тонкие пальцы девушки извлекли червовую даму.
– А она тебя любит. – Женя положила передо мной карту.
– Кто, Ольга? – Я от второго человека за день выслушал эту новость и уже не знал, как возразить.
– Ты сам назвал ее имя, выходит, знаешь.
– Но она же… Ты сама видела.
– Оттого и не в себе, что любит. Поверь мне. – Она выудила из колоды бубновую даму и положила в стороне от червовой. – А еще у тебя есть Ирина. Тебе с ней хорошо сегодня было?
Я опешил и почувствовал, как заалели щеки:
– Что? Что ты имеешь в виду?
– Наверное, лучше, чем со мной. Ну и славно.
– Нет! Так нельзя сравнивать, – пытался возразить, отводя глаза. Нужных слов не находилось. Откуда она все знает?
– Ты хранишь ее запах. Ты знаешь, что запах передается с потом? Когда жаркие тела плотно касаются друг друга.
Я окаменел. И вспомнил, что Ирина, ко всему прочему, одевала мою футболку. Что это – женский инстинкт? Или сознательная метка своего жизненного пространства? Глаза не поднимались на Женю, я смотрел только на карты в ее руках. На столе между двумя дамами появилась третья – пиковая. Женя сдвинула ее выше и постучала ноготком:
– Пусть это буду я. Ты не возражаешь?
Я подавленно молчал.
– И хорошо. Итак, у нас осталась трефовая дама. У тебя есть кто-нибудь еще из женщин?
– Женя, какие женщины?
– Та, которая нравится тебе, или та, которой нравишься ты. К сожалению, редко бывает, чтобы эти два чувства были взаимными. Есть? – Она пристально взглянула на меня.
А я вдруг вспомнил следователя Воронину. Ее фигуру, когда она в первый раз выходила из этой комнаты. И какой-то туманный ощупывающий взгляд, которым она прошлась сегодня по моему обнаженному телу.
– Вижу, что есть, – холодно произнесла Женя и выложила на стол последнюю даму. Четыре карты образовали своеобразный крест с пустым местом в середине. – А ты у нас будешь валетом. Вот этим. – Червовый валет лег в центр креста между дамами. – Четыре дамы вокруг одного валета. Ты, Тиша, окружен женщинами. В какую сторону ни пойдешь, везде тебя ждет страсть. А где страсть, там всегда боль.
Мы молча смотрели на крест из пяти карт. Что такое боль из-за женщины, я уже хорошо понимал. Потом ее рука смахнула карты в общую колоду:
