Вера Колочкова - Дом с мезонином в наследство
Проблема эта сама собой наплыла на них с Никитой после смерти отца. И называлась эта проблема по общепринятым моральным меркам вовсе нехорошо — даже язык не поворачивался проговаривать вслух это название. «Куда девать маму» — вот как эта проблема нехорошо звучала. Нехорошо потому, что мама их сейчас пребывала в совершенно крайнем беспомощном состоянии и требовала к себе серьезной заботы и внимания. Требовала–то требовала, да где ж их взять прикажете…
Нет, конечно, в прямом смысле слова сама мама ничего такого от них не хотела, каталась себе по огромному дому в инвалидной коляске и просьбами их не беспокоила. Но от этого проблема все равно ничуть не уменьшалась и требовала, конечно же, разумного к себе подхода. Или рационального, как говорил Игорь. Потому что они с Никитой подошли к решению этого вопроса совсем неправильно, он считал. В самом деле, что ж это за решение такое – сдать две комнаты на первом этаже семье русских беженцев из Казахстана? Ну, понятно, они за мамой старательно ухаживают. Понятно, что за домом следят. Понятно, что сиделку нанимать дороже… И все равно – Игорь, как ни крути, прав! Прав в том, что это бульон из–под яиц получается. Они же с Никиткой наследники все–таки, и должны своим наследством разумно распорядиться! А отсюда уже и вытекает этот проклятый вопрос – куда в этом случае маму девать… Сейчас пока ладно, сейчас пока наследство оформляется, то, да сё… А потом, как ни крути, дом продавать все равно придется. Деньги им с Никиткой позарез нужны. Но вот как с мамой быть? Купить ей маленькую квартиру на окраине? А кто там за ней присмотрит? Придется платить приходящей сиделке? Ну нет, это опять тот же самый пресловутый бульон из–под яиц…
Дернув нервно головой, Ольга вздохнула громко и сердито, и даже чуть с рычанием у нее этот вздох получился, отчего свернувшийся неуклюжим калачиком на заднем сиденье Никита проснулся, поднял вверх над передним сиденьем взлохмаченную голову:
— Что, Оль, приехали? – взглянул он в окно, моргая спросонья совсем по–детски. – В пробке стоим, да?
— Да, будь она неладна! - раздраженно проговорила Ольга, ударив ладонями по рулю. – Понаехали тут лохушники всякие! И чего им в своих деревнях не живется? Сидели бы, картошку с молоком трескали… Так и прут сюда целыми стадами! Всем, всем, как на грех, в городе жить охота. Как маслом им тут намазано…
— Ладно, не злись. Цвет лица испортишь. Давай я за руль сяду! Хочешь? – миролюбиво предложил ей Никита, неловко перебираясь на переднее сиденье. – Сейчас, только кофейку глотну…
— А кофе кончился, Никит… — виновато повернула к нему голову Ольга. – Я полчаса назад последнюю чашку выпила… И вообще, тебе выходить скоро…
— Почему выходить? Зачем это?
— К маме поедешь, зачем! Я тебя конечной троллейбусной высажу, сам доберешься!
— Зачем к маме? Я вообще–то не собирался…
— Да мало ли куда ты собирался, слушай! Все равно надо ее навестить! Узнать хоть, как она там… Скучает, наверное…
— Оль, ну почему я? Давай уж тогда вместе поедем!
— Никит, ну не будь свиньей, а? Ты же понимать должен – некогда мне! Итак все дела отложила с этой дурацкой поездкой! Деньги, они ж с неба на голову не сыплются…
— Деньги, деньги… — уныло и тихо произнес Никита, с тоской разглядывая раскинувшийся за окном пригородный производственный пейзаж. – Все вы на деньгах этих помешались…
— Ага. Помешались. Конечно же, помешались, милый братец! Ты же сам через неделю ко мне их выпрашивать придешь, чтоб за съемную свою квартиру заплатить… Разве не так?
— Да так, так…
— Только не вздумай, как в прошлый раз, при Игоре об этом разговор завести! А то мне опять выкручиваться придется!
— Слушай, Оль, ну как ты с ним живешь, с занудой таким? Сам–то он тоже ни хрена не зарабатывает…А отчет за каждую копейку все норовит стребовать!
— А вот это уже не твое дело, братец!
— Почему не мое? Как раз и мое! Он же с ума тебя сведет хамским своим занудством! Уходи ты от него к чертовой матери!
— Ну, если только к чертовой… — грустно усмехнулась Ольга. — Куда мне уходить–то, Никит? Я ж в его квартире живу, своей у меня пока нет…
— Ну нет, так будет! Вот продадим дом, купим себе квартиры…
— Ладно, Никитка, хватит рассуждать! Давай приводи себя в порядок и вытряхивайся из машины! И с мамой там подольше побудь! Не пять минут, как в прошлый раз! Потом перезвонишь мне, расскажешь, как она там… Что у нее за настроение…
— Слушаюсь, товарищ генерал, - пробурчал недовольно Никита и зевнул коротко, с писком, словно котенок. - Давай тогда останавливайся, что ли…
— Никитка, причешись хоть! – виновато повернулась к нему Ольга.
— Да ладно, чего там… — лениво махнул ей рукой Никита. – Красоту, ее никакой расческой не испортишь…
Хлопнув дверью, он вышел из машины, передернул слегка плечами на холодном пока утреннем ветру и пошел понуро по тротуару, влился в толпу спешащих по своим обыденным делам таких же обыденных людей с одинаково озабоченными, одинаково направленными взглядом себе под ноги лицами. «Странно, почему они всегда так внимательно под ноги смотрят?» — с неприязнью вдруг подумалось Ольге, — «Как будто что–то написано там для них важное… И Никитка вон так же идет, так же в землю смотрит, и кулаки в карманах ветровки болезненно скукожил, и локти к бокам прижал… Жалко так…»
Вздохнув, она тут же заставила себя взбодриться. Проехав мимо, весело помахала брату рукой, но он головы навстречу ее жизнерадостному жесту так и не поднял.
« Ничего–ничего! Пусть закаляется, не маленький уже!», — успокоила она себя быстро, — « Пусть съездит, отдаст маме семейный долг. Отец вон пять лет его отдавал, и ничего! Не умер же! Хотя чего это я, прости меня, господи…», — вздрогнула она испуганно, — «Умер, конечно же, умер… Ничего себе, какая мысль–оговорочка неприятная…» И тем не менее – целых пять долгих лет они с Никиткой заботы об этом не знали. Не ценили отцовский подвиг–то. Хотя неужели и в самом деле так много лет прошло после той жуткой аварии? Ужас… А кажется, будто вчера все это случилось…
Тот страшный день Ольга могла воспроизвести в памяти поминутно почти. Мама с утра суетилась по кухне, кормила их всех горячим завтраком – все было как обычно, в общем. Странно, но в этом обязательном утреннем завтраке она усматривала особую свою священную материнскую обязанность – вставала раньше всех, старалась–готовила… Впрочем, обязанность эта так же свято распространялась и на обед, и на ужин. И глаза у нее в то утро были заплаканными - тоже, впрочем, обычно–привычное дело. А чем еще заниматься не обремененной особыми проблемами домохозяйке, скажите? При наличии взрослых уже детей? Только и остается - готовка, уборка, никчемно–пустое кружение по городу на машине да слезно–нервные срывы от вечных ссор с мужем…
