Галина Романова - Преступно счастливая
— Машка Стрельцова. У нас в отделе работала.
И Малышко громко чего-то хлебнул. Кофе, видимо, пьет, зараза!
— А что с ней? По какому поводу вас допрашивают? Она что, шпионила на кого-нибудь?
— А? Да нет, что ты! Ничего серьезного, какой шпионаж!
— Тогда что?!
Она попятилась, нашарила пятками диванную ножку и сползла по подлокотнику в мягкие подушки.
— Ой, да ничего такого для нас серьезного! — Малышко снова звучно хлебнул. — Ее просто убили…
Глава 15
Волкову неуютно было сидеть в директорском кресле. И подлокотники, казалось, зафиксированы высоковато. И спинка чрезвычайно мягкая и высокая. Голове так удобно! Того и гляди задремлешь. Да и еще можно было покачиваться туда-сюда. Точно задремлешь. Разве это рабочее место?! Рабочее место должно быть жестким, неудобным, спартанским. Здесь — в этом кабинете — принимались самые важные решения. Здесь подводились итоги, выносились вердикты. И здесь подписывался приказ об увольнении Марии Стрельцовой.
— У вас так много сотрудников, что вы не помните, как подписывали приказ о ее увольнении? — спросил он у директора, качнувшись в его кресле туда-сюда.
— Сотрудников хватает.
Директор недовольно поморщился. И нервно сцепил пальцы в замок, положив их на стол для переговоров.
Он был не старым еще — пятьдесят пять лет, что за возраст для мужчины! Крепким и красивым мужиком. Женщины, наверное, осаждают его толпами, машинально подметил Волков, в упор рассматривая холеного чернявого директора. Одет с иголочки, ни одной лишней складки на брюках и пиджаке, ни одной болтающейся на нитке пуговицы на сорочке. Выбрит тщательно, пахнет дорого и приятно, ногти ухожены, часы дорогие.
Преуспевающий, сделал еще одну заметку для себя Волков. И ухоженный. Либо хорошая жена, либо замечательная прислуга.
Пронзительный взгляд черных, как ночь, глаз. Такой взгляд не оставляет никаких шансов лодырям, ворам и… женщинам.
Они его должны боготворить, снова подумал Волков о последних. Боготворить, мечтать о нем, пытаться привлечь его внимание. Была ли Маша Стрельцова исключением? Вопрос…
— Но у вас же их чуть больше ста человек, не так ли?
— Да, так.
— И что, каждый день увольняются?
— Нет, не каждый.
— Тогда почему вы не задержали внимания на приказе об увольнении Стрельцовой?
— Почему я не задержал-то?! — взвился сразу Иван Николаевич Сячин. — Я просто не помню, в какой именно из дней она уволилась! Она, в конце концов, не была ценным сотрудником. Она была простым клерком. Кажется, в юридическом отделе. Уволилась и уволилась, возьмем другого человека.
— Взяли?
Волков чуть прикрыл веками глаза. Дремать в директорском кресле тянуло нещадно. Может, Сячин нарочно его сюда усадил, чтобы усыпить Волкова вместе с его бдительностью?
— Что?
— Взяли, говорю, другого сотрудника на ее место?
— Не знаю. — Иван Николаевич небрежно шевельнул широкими плечами, затянутыми дорогой тканью безупречно сидевшего на нем пиджака. — Подбором персонала у нас ведает отдел трудовых ресурсов. Возможно, подобрали кандидатуру. Возможно, нет. Я, честно, не в курсе.
— Но когда они подберут кандидатуру, то вам доложат? — изобразил волнение Волков.
— Непременно, — сладко улыбнулся Сячин.
И посмотрел на свои дорогие часы, и пропыхтел озадаченно: «Пуф-пуф-пуф». Что должно было означать только одно: выметайся-ка ты, дядя, людям работать надо. Только Волков сильно сомневался, что в таком удобном для дремоты кресле можно плодотворно работать.
Может, он ни черта не понимал в бизнесе? Может, состояния именно в таких креслах и делаются?
— Почему она уволилась? — задал он уже в тридцатый раз за сегодняшний день вопрос. Сначала персоналу задавал, теперь директору.
— Я не знаю.
Иван Николаевич нервно дернул крепкой шеей.
Надо же, с легкой завистью подумал Волков, у него даже кадык выглядит аристократично и сексуально. И ни одной лишней складки кожи не вылезает на тугой воротничок сорочки. Ухожен, зараза…
— Я слышал, она была беременна? — спросил Волков, внимательно отслеживая реакцию директора.
Мгновение тот молчал, потом весело фыркнул. Кстати, это фырканье показалось Волкову каким-то подготовленным, отрепетированным.
— Вот откуда же мне было знать, Александр Иванович! — выпалил Сячин после фырканья и доверительно склонился в его сторону. — Я ничего не перепутал? Правильно вас назвал — Александр Иванович?
— Совершенно верно, — кивнул Волков расслабленно. — Спасибо, что не забыли. Кстати, а чего это вы мне кофе не предлагаете?
— А станете пить? — Тот натянуто улыбнулся.
Почему так напрягся, интересно? Кофе жалко? Или не хотел представлять ему свою секретаршу? К слову, Волков ее пока не видел. Место ее пустовало, когда он шел в кабинет директора. Может, заболела? Или тоже уволилась?
— Стану, и еще как. — Волков хлопнул ладонью о ладонь, интенсивно потер, будто предвкушал шикарное угощение, а не скромную чашечку эспрессо. — С сахаром, если можно.
— И со сливками? — Сячин неожиданно ему заговорщически подмигнул.
— И со сливками.
Волков подмигивать в ответ не стал. Стал ждать визита секретарши, которой Сячин отдал распоряжение громким окриком, не вставая с места.
Кстати, секретаршу тоже звали Машей. И по громкому звяканью посуды, которое было прекрасно слышно через приоткрытую дверь, он почему-то решил, что она сильно нервничает.
Маша вошла в кабинет босса со сверкающим подносом в руках осторожной, крадущейся какой-то походкой. Будто все время ждала подвоха или подножки. Будто боялась выронить поднос с дорогой посудой. Будто боялась конфуза.
Высокая, тоненькая, серое в лимонную клеточку платьице. Ножки стройные в прозрачных чулочках, волосы русые, длинные. Испуганный, даже, он бы сказал, затравленный взгляд. Она, конечно же, не была точной копией убитой Марии Стрельцовой, но отдаленное сходство Волков в них обнаружил.
— Пожалуйста… Ваш кофе…
Девушка сначала подала чашку гостю, потом директору. Поставила большой кофейник на стол, после того как наполнила им чашки, сахарницу, молочник, вазочку с мармеладом и еще одну с тонким шоколадным печеньем, которое Волкову захотелось тут же попробовать.
— Спасибо, Мария, свободна, — с начальствующим рокотом в голосе отправил ее обратно в приемную Сячин. Вежливо улыбнулся Волкову: — Прошу вас, угощайтесь.
— Спасибо.
Он тут же насыпал себе в чашку сахара, влил сливок, потянулся за печеньем, которое растаяло во рту, едва языка коснувшись. Выпил чашку, пододвинул себе кофейник, налил без разрешения еще кофе. Доел печенье и потянулся к мармеладу. Сячин не притронулся даже к кофе. Посматривал на него со странной смесью жалости и пренебрежения.
