Алина Политова - Снег
Зима не собиралась превращаться в весну. Машины, как назло не останавливались. Минут двадцать у меня ушло на то, чтобы поймать такси. Когда все-таки я впихнулась в салон остановившегося москвича, я готова была бежать быстрей машины. Ехали мы чудовищно медленно. Больше всего я боялась, что не обнаружу бара. Последней точки, что связывала меня с Максимом. И, возможно, связывала меня с моим миром. Чутье подсказывало мне, что если согласиться, что все окружающее меня — это части моего кошмарного сна, то бар — это единственное место, где я могу проснуться. Все нити сходились там…
Когда мы въезжали на Семеновскую, мои зубы от волнения отбивали дробь. Все пропало, если бара нет. Я останусь здесь навсегда. Одна. ОДНА!
ЕГО НЕ БЫЛО!!!!!!!!!!
Вот это была настоящая агония… Страшнее чем целая пачка тех дрянных таблеток!
Да нет же… я посмотрела не на тот дом. Не на ту стену! Он был… Ждал меня, надменно светя своими стеклянными стенами. Ворота в ад. Или просто ворота. Куда-нибудь. Как же я счастлива была видеть его!!!
Я расплатилась и выскочила из машины. Стеклянные стены звали, манили меня! И больше я не боялась их. Там, внутри, в самом чреве — Максим. Максим — сердце стеклянного чудовища.
Лишь на секунду я задержалась у дверей, чтобы унять возбуждение. Эти ворота были храмом. Чем-то священным лично для меня. А храм требовал уважительного к себе отношения. Я толкнула дверь и шагнула через порог. Запах затхлости показался мне запахом церковного ладана. Грязные стеклянные стены напоминали витражи.
Не задерживаясь, я вошла во второе помещение. В сердце храма.
— Максим, — тихо позвала я. Но я уже увидела его. Сжавшись в комок, он сидел в дальнем углу шахматного зала. Он не поднял головы, когда услышал меня. Или не услышал? Я подбежала и обняла его.
— Я боялась, что потеряла тебя.
Его знакомое тепло, знакомый запах… я успокоилась. Я была в той точке мироздания, где должна была быть. Больше от меня ничего не зависело. Кажется.
Максим не пошевелился. Он только дрожал, как от озноба. Я подняла его голову. Глаза его были безжизненны и пусты. Он смотрел куда-то сквозь меня. В вечность…
— Ты не хочешь бороться, — мягко сказала я. — Поэтому с нами все это происходит. Мне трудно одной, Максим, помоги мне.
— Прости меня, — прошептал он. — Я правда любил тебя. Больше жизни. Прости…
— Я прощаю. Не знаю за что, но прощаю. Этого достаточно? Я тоже люблю тебя. Нет ничего на свете, за что я не могла бы тебя простить. — Мне хотелось поцеловать его, прижаться и заснуть вот так, в его объятиях. Даже если мы умрем. Просто быть рядом с ним.
— От тебя пахнет кровью, — пробормотал он. Потом высвободился из моих рук и поднялся.
— Господи, ну что мне сделать… — в отчаянии прошептала я. — Ты будто не со мной!
Максим подошел к окну и остановился, глядя на снег.
— Ты тоже видишь его? — Спросила я, становясь у него за спиной. Уже не решаясь коснуться. — Ты видишь снег?
— Пойми одно — тебе не за что любить меня. — Чужим голосом произнес он.
— Любят не за что-то, а вопреки. — Отозвалась я. — Только это и есть — по-настоящему.
Он молчал. Меня начало охватывать какое-то безнадежное чувство. Будто я потеряла его. Будто путь к его сердцу закрыт для меня навсегда. Но что я сделала?! В чем провинилась?! Ведь я так старалась!..
— Что так давит на тебя, объясни мне, наконец! — Не выдержала я. Я снова плакала, но как-то по-особенному. С сухими глазами. Мое сердце плакало… — Что ты сделал мне такого, что отталкиваешь меня теперь?! Если я ни в чем не виновата, зачем мучаешь меня?! Мне плевать… мне плевать что было раньше. Ты привез меня этим садистам, чтобы они убили меня?! Мне плевать. Я прощаю тебя, прощаю ВСЕ ЧТО УГОДНО, не спрашивая даже почему ты так сделал. Просто будь со мной, не оставляй меня!! Не оставляй… Без тебя мне не хочется жить.
— Я не привозил тебя им, — тихо сказал он.
— Тогда что? Господи, ЧТО?!!
Он медленно повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы.
— Я убил тебя.
Его слова были как мощный удар в грудь, я отшатнулась. Заморгала быстро-быстро, и по щекам потекло…
— Убил?..
— Мы оба мертвы. И мы умерли здесь, на этом самом месте. Задолго до того, как пришли те ублюдки и убили женщин. Они даже не видели нас. Они не знали о нас. Потому что нас там не было на самом деле. Я не знаю, почему мы видели их и были там. Наверное, потому что они осквернили место нашей смерти, потревожили наши души. Не знаю как это называется! Или, может, мы должны были что-то изменить. Но как?! Нас видела почему-то только та тетка, которая с тобой разговаривала. А они — нет.
— Милый, что ты говоришь.
— Это правда. Это та правда, которую я не хотел, чтобы ты знала. Теперь знаешь…
На негнущихся ногах я прошла на середину зала и оперлась руками о бильярдный стол. Слезы капали на зеленое сукно и замирали там хрустальными камушками. Я не видела этого, но знала, что это так. На самом деле, сквозь пелену слез я видела "Променад". И видела расширенные от ужаса глаза сестры Макса. И слышала те слова, которые сорвались с ее губ — "ЛЕКСИ, ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ, ВЕДЬ ТЫ ЖЕ УМЕРЛА!!!"
Я собака, я не думаю. Я не умею анализировать. Я могу только помнить. Видеть картинки из прошлого, спрятавшиеся до поры до времени, а теперь проявляющиеся, как изображение на фотографиях. Моя память стала кристально ясной. Все встало на свои места. Мой последний день жизни вернулся ко мне. Последний день жизни… разве можно его забыть?! Это же кощунство — забыть последний день жизни.
Я скучала. "Променад" оставался "Променадом", все то же самое, но теперь без Максима меня ничто там не радовало. Иногда мне казалось, что Макс приходит сюда из-за меня, а я из-за него. И мы оба почему-то не признаемся, что давно переросли это место. Мы бы с куда большей радостью проводили время в квартире у Макса, но туда постоянно таскались его приятели, по старой привычке желая использовать Максимов дом как притон, где можно покувыркаться с девочками, попить пивка и попудрить носы кокаином. Макс как-то признался, что все эти гламурные наркоманы крутятся вокруг него из-за сестры. Ленка была старше, и раньше Максим вроде как был в ее компании. Там и перезнакомился со всеми, кто называл себя его друзьями. Переоценка ценностей у Макса давно произошла, но вся эта кодла богатых бездельников, все еще считала его своим приятелем и постоянно крутилась поблизости. Впрочем, как признался Макс, других друзей у него просто не было. Он привык к такой жизни и сам давно стал частью этой безумной тусовки. В этом мы были с ним похожи. Порой я тоже ощущала, что совершенно чужая на этом празднике жизни, под названием "клуб", "тусовка", "пати"… Но, сколько я себя помню большой, я общалась с этими манерными девочками из клуба, и сама старалась вести себя как они. Я привыкла к тому, что у моих мальчиков были красивые машины, привыкла притворяться куклой. А как иначе? Компания нищей молодежи у меня во дворе вряд ли была морально чище и лучше. Я жила между этими двумя крайностями и, конечно же, выбирала ту крайность, которая была ярче и интересней. Потому что могла себе это позволить. Когда-то давно я прочитала "Заводной апельсин" и знала, что вскоре мой критический возраст закончится и я, скорее всего, стану вполне счастливой женой и матерью. Экстази, дикие танцы и ночные загулы останутся в прошлом. Так почему бы ни насладиться немного безумием молодости… Макс рассуждал примерно так же. Станет банкиром, как папочка, отрастит живот, и заведет жену и парочку детишек. Потом. Было ли это то будущее, о котором мы мечтали? Я не знаю. Мы просто жили. Ели то, что наливала в нашу кормушку судьба. У нас в жизни с самого начала все было слишком безмятежно и хорошо, мы не научились чего-то желать и за что-то бороться. Но когда мы встретились, что-то в нас надломилось. Да, это была банальная любовь. Выросли крылья и все такое. Но было что-то еще. Говорят, притягиваются противоположности, но с нами было иначе. Мы были похожи. Когда мы смотрели на закат, то оба чувствовали странное томление. Неясное понимание того, мы существуем не в настоящем мире. Когда мы смотрели на закат, мы понимали, что живем в теплице. Что и не живем вовсе… Но были моменты, когда нам удавалось ощутить биение НАСТОЯЩЕЙ жизни. Однажды мы ночевали в деревне, у бабушки нашего знакомого. Еще куча девчонок и парней была. Всю ночь сходили с ума как могли, уничтожили целый склад виски и пива, накурились травки. Весело было. Под утро все свалились кто где. Мы с Максом оказались самыми трезвыми, потому что надолго уединялись несколько раз в просторную деревенскую спальню, на кровать под балдахином. Перед рассветом зал, где веселилась публика, стал похож на поле битвы. При чем "наши" явно проиграли в сражении с бутылками, и лежали поверженные там, где настигло их жестокое утро. Осторожно обойдя "хладные трупы", мы с Максимом, вышли на веранду и уселись на ступеньках, укрывшись овечьим тулупом. Перед нами расстилалось поле. Наверное, это был просто бабкин огород, но нам хотелось называть его "полем". А за полем были еще поля… а дальше — горизонт. Впервые в жизни видели мы, как рождается новый день. Пылающий шар, священный Атон появлялся на свет. В эти секунды я поняла, кто придумал религию. Тот первый человек, который не спал, когда все спали. Который увидел рождение Солнца. И еще я, кажется, начала понимать тайную суть этого громадного слова — Бог…
