Анастасия Машкова - Поющая в репейнике
«Как же я тебя ненавижу, бандюга. Так бы и перегрызла зубами жирную шею», – думает Рита, сцепив под столом до боли руки.
Наконец нестерпимое молчание нарушает рык Михаила Николаевича:
– Ну хорошо. Все нормально. Завтра подпишем и тогда…
– Как завтра?! – вздрагивает Рита.
– Завтра, когда будет решен вопрос с бизнесом, – непререкаемо гаркает Кашин.
– Но, позвольте, мой сегодняшний приезд – это ведь… черт знает что! – возмущается человечек, стукнув ногой по портфелю, притулившемуся у ножки стола.
– Двойной гонорар за беспокойство, миляга. Что там, ёлы, мелочиться не буду. Но и тупо рисковать не привык.
Нотариус вскакивает, сверкая гневными очами.
– Хорошо, о времени сообщите моему помощнику.
– Завтра в четырнадцать ноль-ноль по Москве, японский городовой. Че помощника приплетать?
Коротышка семенит к выходу, ссутулившись под грузом устрашающего портфеля.
– Я могу прочесть документ? – Рита протягивает руку.
– Сколько угодно, родная, – ощеривается бывший супруг. – Читай при мне и положим его в сейф. Чтоб не помялся, ёлы.
Он громоподобно хохочет и орет в селектор:
– Капучино Маргарите Иннокентьевне! И чтоб огненный и с коричкой. Видишь, я все помню, певунья.
– Не смей называть меня так! Я это ненавижу, – шипит Маргарита, пытаясь вчитаться в текст самого главного в ее жизни документа.
– Этого хоббита я пригласил, чтобы показать тебе, что мои намерения серьезны. По договору будешь получать хорошее бабло, ёлы. Ника не привыкла ни в чем знать отказа. Так что и тебе на шпильки перепадет.
– Помолчи. Не отвлекай, – огрызается Рита.
– Молчу-молчу, певунь… Ну ладно, не певунья, японский бог! Только скажи мне, зачем ты любовнице Супина кукарекнула про слив инфы из компьютера? Совсем мозг от нищеты растеряла? Она тут же главбуху трепанула, и он чуть все дело не испортил – все файлики, сука, подтер.
Маргарита изумленно смотрит на Кашина. Она так поражена, что даже ее совершенное лицо выглядит комично и глупо от такой неожиданной новости.
– Что значит, подтер? И какой еще, к черту, любовнице?
Михаил Николаевич прищуривается.
– Во, актрису ломать будет! Классно получается. Зря я тебе на сцену дорожку перекрыл. Ну ладно, хорошо то, что хорошо кончается, ёлы. Я своего добился, хоть ты мне подгадила малек.
Рита отводит глаза, судорожно соображая, что делать и говорить.
«Молчать, только молчать. Супин ведет какую-то свою мерзкую игру с этим упырем. И Маньку, судя по всему, в нее втянул. Ну ладно… Это потом. Это сейчас неважно. Важно, что все получается и завтра моя Ника, девочка моя ненаглядная…»
– Ну, ты че, читать устала? У меня каждый час – на десять тысяч баксов, – трясет перед ней ручищей Кашин.
– Да я сейчас. Я в порядке. Все нормально.
Секретарша вносит чашку кофе.
Когда Рита дочитывает договор и принимается за кофе, сосредоточенно глядя перед собой, Кашин вкрадчиво интересуется:
– А когда это ты успела с дальнобойщиком сойтись? На безрыбье – и жопа соловей, ёлы, да?
Маргарита вздрагивает и бледнеет.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Смотри, певчая птаха, если бы ты наломала дров с Никой, я бы тебя вместе с тем водилой на «вольве» в сугробе оставил на сохранение. До весны.
– У тебя горячка, что ли, Миша?
От смертельного ужаса в Маргарите просыпаются неведомые силы. Она полностью овладевает собой и смотрит серьезно и непонимающе на этого бритоголового монстра.
«На понт берет, проверяет или… или и тут Супин предал?»
Кашин не отводит от ее лица хищного взгляда.
И, слава Богу, кажется, верит ей. Цыкает зубом, смотрит на часы и вскакивает, хватая договор. Заперев его в сейфе, говорит деловито:
– Все, Ритуся, я погнал! Не засиживайся в моем кабинете. Не терплю чужих в своем личном пространстве, ёлы… Завтра в два еще кофе попьешь. Напоследок.
Он рывком срывает пиджак со спинки кресла и вылетает из кабинета.
Рита закрывает лицо руками и валится на стол. Она чувствует себя канатоходцем, движущемся без страховки над огненной пропастью.
* * *Кажется, бабульки объявляют Мане бойкот. Во всяком случае, на ее радостное приветствие они лишь сухо кивают.
– Ну, какие новости от Люсечки? – как ни в чем не бывало спрашивает Маня, включая компьютер.
– Да какие уж у Люсечки новости? Это у вас с Павлом Ивановичем новости. Может, поделишься с нами? – ехидно спрашивает Блинова.
– О работе мы не разговариваем, – насупливается Маня.
– Ну конечно, когда вам о работе говорить? – хмыкает Наталья Петровна. – Так романтично и благородно связать свою судьбу с будущим зэком. На прописку с жилплощадью рассчитываешь?
– По себе, видимо, судите? – Маня краснеет и смотрит на противную тетку с презрением.
– Ну вот вы опять, девочки. Как так можно? – начинает квохтать Утка. – Манечка, ты в самом деле расскажи нам, что там с нашей фирмой. Люсечка под большим секретом сообщила, что грядут серьезные перемены. Начальство сменится не сегодня-завтра. Продает нас Бойченко на корню.
– Ага, вот выдала секрет Полишинеля, Ленушка! Это и так понятно.
– Ну, раз вы все знаете, то о чем разговор? – пожимает плечами Маня и с участием спрашивает Утинскую:
– Как ваш Бобочка, помирились?
– Не рассказывай ей ничего, Стефанна! Она с Полканом только посмеется над тобой вечером, в душевной обстановке.
– Да над чем там смеяться? – сникает Утка. – Борис дома не ночевал. Говорит, будет переосмысливать жизнь на даче в покое.
Елена Стефановна начинает всхлипывать.
– И химозу туда возить. Вот дурочка ты, Стефанна! Поезжай за ним немедленно и скажи, что прощаешь, – горячится Блинова.
– Я не знаю… не знаю, что и делать! И маляры эти денег требуют. Какую-то сумасшедшую сумму. А пол?! Всю комнату уже ободрали. Я не справляюсь с ситуацией, я просто в совершенном отчаянии!
– Елена Стефановна, милая, вы, правда, поезжайте к мужу. Ну, всякое бывает. Простите и забудьте. Это все того не стоит.
– А ты, Манечка, вот ты смогла бы простить? Предательство, подлость, слабость?
– Конечно! – Маня с готовностью кивает. – Нет такой вещи, которую бы я не смогла простить человеку, которого люблю. И который любит меня.
– Гордости у тебя нет! – заявляет Наталья Петровна.
– Нет, Ната. Не говори так. Сильный человек всегда милосерден и снисходителен. Я в этом не сомневаюсь. И вселенная таким благоволит. Это непререкаемый закон.
