Алла Полянская - Женщина с глазами кошки
7
Когда-то давно меня вытряхнули из моей жизни — словно кожу содрали. Мы с тетей Розой сошли по трапу самолета в Международном аэропорту Кеннеди, и, боже милостивый, у меня глаза разбежались на тамошние магазинчики. Пока тетя Роза ждала багаж, возилась с документами, я пялилась на витрины. Особенно меня восхитила одна, где продавалась разная бижутерия. Но у меня не было денег, и у тети Розы тоже, я знала. Поэтому понимала: нужно, чтобы тетя не заметила, как в мою душу заблестели все эти цацки. Но ноги мои приросли к полу — перед глазами такая красота!
Молодой темнокожий продавец повидал здесь всякое и быстро сообразил, что я за птица, но улыбнулся мне. Потом я узнала цену их американским улыбкам, а тогда улыбнулась в ответ. Могу себе представить, как я смотрелась со стороны. Платье из искусственного шелка от фабрики «Большевичка», цебовские лакированные туфельки, которые тетя Роза достала на какой-то базе, золотые янтарные серьги в ушах, подаренные тетей на выпускной, и — куча блестящих цацек за витриной. Но что-то, видимо, во мне было, потому что парень спросил:
— Как тебя зовут?
Я уже тогда неплохо говорила по-английски. Последний год перед выездом тетя Роза, не надеясь на школьную программу, наняла для меня репетитора, и кое-чему он меня смог научить. Достаточно, чтобы я поняла, о чем меня спрашивают, и смогла ответить:
— Меня зовут Виктория.
Вот вам, капиталисты! Виктория — не иначе!
— Я могу тебе помочь?
Можешь, подумала я тогда. Подари мне этот магазин.
Позже я узнала цену и этой их американской манере — спросить, но не ждать утвердительного ответа. Каждый сам за себя, таков закон джунглей.
— Спасибо, все ок, — ответила я, как учили.
И тогда парень сделал то, чего никто потом не делал никогда. Он снял с витрины тоненький браслетик, набранный из стеклянных камешков «под бриллиант», и протянул его мне. На его ладони он заблестел, как моя радость.
— Добро пожаловать в Америку.
Я взяла украшение. После, конечно, узнала, что браслету цена три доллара, но какая разница, сколько он стоил. Ведь в тот момент это была осуществленная мечта. Не в деньгах дело. Браслетик, кстати, до сих пор у меня, я берегу его как память о том дне и о парне, который подарил мне радость.
Нас встречала в аэропорту целая толпа родственников — какие-то странные дядьки и тетки, толстые и шумные, и такие же их дети. Зачем они приперлись такой кучей? Я чувствую себя лишней, и тетя Роза не может этого допустить:
— Познакомьтесь, моя Вика, дочь несчастного Давида.
Дядя Давид давно умер, я его плохо помню, но по документам он значится как мой отец. Через какое-то время родня, конечно, просекла, что никакая я не Давидовна, а совершенно чужая в добропорядочном еврейском семействе, но было поздно.
— О! — их многоголосое «о!» на восходящей ноте непривычно для моего слуха. — Дочь Давида! Какая красивая!
— Вот только не пойму, на кого она похожа… — говорит старуха, стоящая в стороне от толпы.
Я встречаюсь с ней взглядом и понимаю, что наделаю ей столько пакостей, сколько смогу, — как только выберу подходящее время. Небольшие темные глаза бабки, умные и цепкие, наблюдают за мной очень внимательно, а лицо, иссеченное морщинами, недоброе, отстраненное.
— Это Софья Михайловна, сестра моей матери, — поворачивается ко мне тетя Роза, хорошо меня знающая и заметившая недобрый блеск в моих глазах. — Мы поживем у нее, пока не устроимся, она пригласила нас к себе.
— Должен же кто-то о вас позаботиться, — ворчит Софья Михайловна. Хватит болтовни, вновь прибывшие устали и проголодались. И уже никуда не денутся — семья воссоединилась наконец. Успеете познакомиться.
Мы грузимся в машины. Их тоже много, и я не могу поверить, что все принадлежат одной семье. Где можно взять такую кучу денег, чтобы купить столько автомобилей? Тетя Роза заведовала магазином — неинтересным, с веревками и ведрами, денег нам хватало лишь на жизнь, а тут машины…
Я прижимаюсь к тете Розе. Только она кажется мне надежной и привычной, все остальное встало с ног на голову. За окном — чужой и странный город, словно я попала на другую планету. Собственно, я нигде не была, кроме нашего городка и села, где у нас был домик. Ну, и в Москве, откуда мы вылетели, но она не показалась мне такой чужой. А здесь…
Подъезжаем к огромному белому дому, похожему на наш Дом культуры — с такими же колоннами. Здесь и живет семья? А не жирно?
Но перед ним оказались только та машина, в которой сидели мы, и старухина.
— Идем, — берет меня за руку тетя Роза. — Ничего, Вика, постепенно все утрясется. Видишь, какой у Софьи Михайловны дом? Но прошу тебя, веди себя хорошо. Ладно?
— Ты же меня знаешь.
— Именно потому и прошу.
Наши вещи уже стоят в холле. Я оглядываюсь — пожалуй, нашему Дому культуры далеко до этого дворца. Неужели старуха живет здесь одна? Умереть и не встать! Да тут одной уборки до конца жизни хватит, а ведь еще есть парк.
— Сара, покажи гостям их комнаты, — командует старуха какой-то темнокожей женщине. — И пусть Питер поможет перенести вещи. Что ты делаешь, девочка?
— Разуваюсь. Где можно поставить обувь?
— Нигде. У нас это не принято, запомни. Так же, как надевать лакированные туфли днем. Разуешься наверху, в своей комнате. Через час подадут обед, не опаздывайте. Все соберутся поздравить вас с прибытием.
Виданное ли дело — таскаться в обуви по коврам? А убирать тут кому? Хорошая хозяйка, ничего не скажешь… И чем ей мои туфли не понравились, что их нельзя надевать днем? Чтоб никто не видел, что ли? Они же импортные, чешские, с бантиком, тетя Роза достала их через знакомую в райпотребсоюзе, где-то на базе!
— Ваши комнаты в этом крыле. Питер, поторопись с чемоданами. Сара поможет вам разобрать вещи.
— Нет, спасибо, мы сами, — остановила ее тетя Роза.
Старуха удаляется. За ней, вздернув нос, уходит и горничная. На ее коричневом лицо прямо написано: дикари и бродяги. Я не понимаю, происходит что-то странное.
— Вика, я прошу тебя… Придется немного потерпеть, пока привыкнем…
— Я же ничего не говорю.
— Знаю, милая. Это я так, на будущее. Помочь тебе с вещами?
— Нет, я сама.
Тетя Роза идет в свою комнату, а я осматриваюсь. Комната огромная — наверное, как вся наша прежняя квартира. Большая кровать, стол, шкаф, туалетный столик, кресла, какие-то пуфики, розовые обои, полки для книг, телевизор. Открываю дверь в ванную и замираю. Такого я и представить себе не могла — настоящая комната в розовом кафеле, с мраморным полом и цветами в горшках, зеркальные шкафы и белоснежная сантехника, огромная ванна на витых золотистых ножках… Интересно, а что у тети Розы?