Светлана Демидова - Мужчина-подарок
Мы выпили за помин дедовой Гали, потом за ныне здравствующих родных Егора и Ивана Игнатьевича, а затем дед предложил тост за меня.
– За меня-то зачем? – улыбнулась я.
– Раз Егор привез тебя ко мне, значит, и за тебя надо выпить, – очень серьезно ответил старик.
Мне очень хотелось спросить, за скольких воронцовских баб дед уже пил, но решила не нарушать этим вопросом благодать нынешнего вечера.
После ужина мы с Егором пошли на Мсту. Оказалось, что недалеко от дедова дома находилась деревянная лесенка-спуск к самой воде, а на берегу – мостки. Если было бы лето, то здесь здорово было бы купаться. Сейчас, в конце октября, купаться мог отважиться разве что бывалый «морж». Зато на реку можно было смотреть. Она медленно несла мимо нас свои воды, потемневшие к вечеру, но такие же прозрачные и тугие.
Мы с Горынычем сели бок о бок на последнюю ступеньку лестницы и замерли. Говорить не хотелось. Мы ощущали себя частью этого вечера, тихого и прозрачного, как вода во Мсте. Садящееся солнце ярким пламенем зажгло деревья на самом верху противоположного берега. Они занялись красно-оранжевым костром и постепенно выцветали и тускнели с течением времени.
Когда солнце село, сразу резко похолодало. Егор набросил мне на плечи свою куртку и крепко обнял. Я хотела было вырваться, но потом подумала, что сидение на лестнице – это не сексуальные упражнения в постели, на которые я наложила запрет. И потом… он ведь молчит, а не мурлычет «На-а-аденька…».
– Экая благодать, – не выдержав, первой нарушила тишину я. – Вот она где – настоящая жизнь. Мы в городе суетимся, интригуем, зарабатываем деньги, чтобы тратить их на всякую ерунду, вроде мобильных телефонов, а кому они нужны здесь, эти глупые трубки!
Не успела я закончить предложение, как в кармане Воронцова запиликал телефон, пытаясь изобразить «Танец с саблями».
– Отключи ты его, – попросила я, но было уже поздно: Егор приложил аппарат к уху.
– А-а-а… Ленусь… Нет, сегодня не могу… И завтра тоже. Разве что в понедельник после работы… Я перезвоню тебе. Ну, бывай!
Мне очень хотелось дать Горынычу хорошую оплеуху, но я сдержалась. Во-первых, сама призывала отдохнуть от городской суеты и не говорить ни о чем таком, а во-вторых, вспомнила, как сама, практически из объятий Егора, вела двусмысленные переговоры с приятельницей Сашкой. Я хотела в знак протеста скинуть с плеч его куртку, а потом подумала, что Горыныч не стоит того, чтобы я из-за него мерзла.
– Ты, конечно, опять черт знает что подумала… – виновато начал Егор.
– Воронцов, мне нет дела до твоих баб, ты же знаешь! Я приехала просто… от-ды-хать!
– Ну-ну, – глухо отозвался он и начал подниматься по ступенькам вверх, напоследок крикнув: – Не сиди долго. Сейчас не лето, от воды идет холод. Даже в двух куртках запросто можно замерзнуть.
Я кивнула, но не была уверена, что он это заметил, потому что уже стемнело, как-то очень быстро и незаметно. Я действительно просидела на ступеньке недолго. В холодной темноте противоположный берег надвинулся на меня своей лесистой громадой и, казалось, на этом останавливаться не собирался. Ели на его вершине воинственно топорщили свои лапы, а над водой летел ко мне сухой недобрый шелест почерневших вечерних листьев. Почему-то сделалось жутко. Резко вскричала какая-то птица, я вздрогнула и решила вернуться в дом к Ивану Игнатьевичу.
Туман бросился ко мне с радостным визгом. Он явно снова намеревался облизать мне лицо и, если повезет, еще и повалить на землю, но дед, сидящий на крылечке, со смехом цыкнул на собаку. Туман не обиделся, а что-то весело пролаял и улегся у хозяйских ног.
– А где Егор? – спросила я.
– Он сказал, что дюже устал сегодня, и полез спать туда, – дед показал рукой куда-то под крышу. – Там сено у меня душистое навалено. Он любит там спать. Хочешь, к нему полезай или хочешь в горнице – за занавеской, я постелил. Наволочки и накидушки всякие еще Галя вышивала… Рукодельница она у меня была.
– Я… я, пожалуй, в горнице, – ответила я.
– Поссорились, что ль? – спросил Иван Игнатьич.
– Нет… так…
Мне вдруг захотелось присесть рядом с ним, и дед, будто почувствовав это, слегка подвинулся, освобождая мне место рядом с собой.
– Ты на него не сердись, Надя, – сказал он. – Егорка шебутной, но добрый и тебя любит.
– С чего вы взяли? – усмехнулась я.
– Вижу. Но тут вот еще какое дело… Мы с ним уговорились, что он привезет ко мне знакомиться только самую главную женщину своей жизни. Тебя вот и привез.
– Скажете, что до меня никого не привозил? – усмехнулась я.
– Привозил, конечно. Наталью, свою первую жену.
– А он разве был женат? – Я даже слегка вздрогнула от удивления.
– Эх, девка, ничего ты, гляжу, про него не знаешь. Он же не мальчик. Сороковник скоро стукнет.
– Они развелись?
– Не знаю… не спрашивал. Развелись, должно…
– То есть как это не знаете?
– Да вот так… Сбежала она от него аккурат на третий год супружеской жизни. Скрылась, как говорится, почти в неизвестном направлении.
– А дети? Ребенок успел родиться?
– Успел. Девочка. Только, как оказалось, не от Егора. К ее папаше Наталья и сбежала. Люди так сказали.
– А Егор?
– Чуть с ума не сошел. Любил ее очень. А с тех пор словно бес в него вселился! Я рад, что он тебя привез. Может, отогреешь мне внука? – Дед посмотрел на меня пристально и оценивающе.
– Не знаю… Ничего не знаю… – ответила я и, не прощаясь, пошла в горницу к постели, застеленной вышитым Галиной рукой бельем.
В комнатке, которую дед называл горницей, за занавеской действительно стояла широкая двуспальная кровать. На наволочках в углах подушек были вышиты васильки, а по краю пододеяльника шел удивительный узор из переплетенных между собой трав и цветов. Большой искусницей была дедова жена. Я упала в мягкую постель и задумалась над словами Ивана Игнатьича. Конечно, глупо было считать, что Егор никогда не был женат. Интересно, какой она была, эта сбежавшая Наталья? Похожи мы с ней или нет? Впрочем, какая разница! Я же не собираюсь за Воронцова замуж!
И зачем только он привез меня к своему деду? Старик вроде уже начал строить какие-то планы относительно меня. К чему? Живет тут в глуши и не знает, что на самом деле у внука все в порядке с половым вопросом. Ему стоит только пошире раскрыть свои объятия, как женщины сами падают в них оптом и в розницу. Зачем такому человеку жениться? Ему и так живется лучше всех. Я похвалила себя за то, что вовремя запретила Горынычу ко мне приставать, сбросила наконец свитер с джинсами и тут же заснула среди Галиных вышивок.
Утром я проснулась, как мне показалось, от свежего запаха зеленых яблок. Раскрыв глаза, я первым делом увидела стоящую перед кроватью на табуретке глубокую миску, полную некрупного белого налива. Я тут же схватила одно яблоко и с хрустом откусила чуть ли не половину. На белый пододеяльник посыпались маленькие черные семечки.
