Дрянная девчонка - Ивах Светлана
– Максимович, – ответила я.
– У-у-у! – посочувствовал кто-то.
Цепляясь ногтями, морщась и кряхтя, я с грехом пополам расправила матрац и забралась на свое место. Пока все было более-менее сносно. Меня не били, не морили голодом и не обливали водой. Вполне себе нормальное отношение. Только вот даже такого мне не надо. За что я вообще должна дышать этим воздухом, лежать на комковатом матраце и ходить в общий нужник? Я не убивала Наташку и теперь должна требовать, чтобы в моем деле как можно быстрее, да что там, немедленно разобрались!
– Хахаля небось своего приголубила чем, а он спекся? – спросила неожиданно Тишкина.
– Нет, подругу.
– Из-за хахаля, – продолжала она перебирать варианты.
– Нет, не из-за хахаля, а из-за… – Неожиданно я осеклась. А ведь, выходит, права Тишкина. Если бы я убила Наташку, то из-за Антона, а это на тюремном жаргоне и есть «хахаль».
– Я не убивала, просто мы подрались, – сказала я.
– Серьезная девка, – со знанием дела проговорила Тишкина. – Если подралась и есть труп, то это уже точно убийство…
– Нет! Она не умерла, когда я была там…
– Так ведь сразу редко кто умирает, некоторые неделями живут. – Тишкина показала взглядом в дальний угол камеры и стала объяснять: – Вон, Валька, отмудохала своего сожителя и дальше пить стала. А он в реанимации еще две недели валялся. Следак все ждал, что будет. Как помер, ей сразу статью о нанесении тяжких поменяли на убийство…
– Так не только Валька, – с возмущением сказала женщина, которая лежала подо мной на первом ярусе. – У меня та же петрушка.
Я свесила голову вниз. Эта была женщина лет тридцати со смуглым, как у цыганки, лицом.
– Вас как зовут?
– Ира…
– И что тебе светит, Ира? – поинтересовалась я лишь с одной целью: понять, какой срок мне грозит в случае, если не отверчусь.
– Немного, – ответила Ира. – У меня не преднамеренное, а в целях самообороны…
– Хороша самооборона, – хохотнули от стены. – Мужик третий раз за ночь полез, а она решила, что чересчур, и двинула его пепельницей…
– Хороша любовь по принуждению! – возмутилась Ира.
– Тебя что, насиловали? – спросила я.
Она отвернулась. Понятно, не хочет говорить. Плохо дело. Меня волновал мой вопрос, и я не могла держать его внутри – не терпелось выпустить его наружу, чтобы опытные в таких делах бабы дали мудрый совет. Только вот пока никто не дает повода, чтобы с подробностями рассказать о своей проблеме, а сама я не решалась.
– Ты давно ела? – поинтересовалась Тишкина.
Настроенная как минимум на оскорбления, я подумала что ослышалась.
– Ты что, глухая?
– Нет, а чай хочу, – ответила я и спустилась вниз.
– Рассказывай, – потребовала Тишкина, наливая мне кружку кипятка.
Сидевшая напротив женщина протянула мне пакетик чаю.
Мне казалось, что мой рассказ растянется не на один час, а получилось совсем ничего. Я даже удивилась, как события почти трех месяцев уместились в короткое, если выложить на странице, изложение.
– Да, – протянула Тишкина. – Угораздило же тебя!
– А может, что недоговариваешь? – осторожно поинтересовалась ее подруга.
– Не похоже, что врет, – заключила Тишкина. – У нее опыта нет меня обмануть…
– Как думаешь, разбираться долго будут? – спросила я.
– Трудно сказать, – медленно проговорила Тишкина. – Если хочешь знать мое мнение, то сидеть придется.
От этих слов я едва не лишилась рассудка. Еще ни разу в жизни на меня не произвели такого впечатления одной фразой. Ведь это не следователь сказал, не полицейский сержант, у которого больше обязанность пугать, а умудренная опытом сиделица. Сама слышала, как она похвасталась, что третий раз заехала. Причем, судя по всему, тоже по «тяжелой» статье.
– Я не убивала! – словно мантру, повторила я несколько раз.
– Какая разница, убивала или нет? – заговорила толстячка. – Кто-то должен ответить, вот тебя и назначат…
– И сколько дадут? – спросила я отрешенно.
– Лет двенадцать точно получишь, – покачала головой Тишкина.
Путем сложения я получила цифру тридцать, прибавила еще пять, с учетом питания, отсутствия кремов и тяжелого физического труда, и попыталась представить, какой стану.
– Нет! Я убегу или убью себя! – заверила я сама себя и всех, кто был в камере.
– Ты, девка, такими обещаниями здесь не бросайся, – предостерегла Тишкина. – Проблем в моей хате не надо. А то еще твой труп на нас повесят. Здесь в самоубийство верят с неохотой…
– А у тебя адвокат есть? – неожиданно спросила худенькая, словно тень, женщина.
– Я отказалась.
– Чего так? – удивилась Тишкина.
– А зачем он мне нужен, если я не убивала?
– Глупая ты! Исправлять этот пробел срочно надо. Есть на воле кто?
– В смысле?
– Ну, мама, папа, муж…
– Родители далеко, а мужа нет.
– Плохо дело, – заключила Тишкина.
– Почему?
– Бесплатный адвокат тут только для профуры. Никакого с них толку нет.
– У меня есть человек, который может заплатить! – вспомнила я и тут же добавила: – Даже не один.
– Они знают, где ты?
– В том-то и дело, что нет, – расстроилась я.
Тишкина оживилась:
– Так позвони!
– Как? – развела я руками. – У меня ведь телефон забрали.
– Деньги есть?
– Были, тоже забрали…
– Я один звонок тебе помогу сделать, – пообещала Тишкина. – Но ты первым делом, как дозвонишься, скажи насчет денег на тот номер, с которого звонить будешь.
– Хорошо, – согласилась я, размышляя, кому лучше звонить, Вадику или Антону.
Неожиданно меня обдало жаром.
Это не ускользнуло от внимательного глаза Тишкиной, и она сразу поинтересовалась:
– Что с тобой?
– Я по памяти номера не знаю, – призналась я.
– А в твоем телефоне, что сдала ментам, они есть?
– Конечно…
– Не парься, – успокоила Тишкина и пообещала: – Устрою я тебе общение, и «трубу» твою сюда доставят. Просто готовься за все это заплатить.
Глава 29
Озарение
Максимович закончил писать и поднял на меня взгляд:
– Что было дальше?
– Когда дальше? – не поняла я, о чем речь.
– После того, как соседка согласилась покараулить ваши вещи, – объяснил следователь.
– Я поднялась по лестнице, а Наташа поехала на лифте…
– То есть она спасалась от вас бегством? – попытался угадать Максимович.
Я с ходу поняла, что к чему. Мне навязывалась история, в которой я выставлялась в качестве человека с агрессивным поведением.
– Нет, на лифте! – возразила я.
– Я понимаю так, ваша подруга заскочила в лифт и надавила на кнопку, – стал объяснять за меня Максимович выгодную ему ситуацию. – А вы решили опередить ее на этаже с тем, чтобы разделаться…
– Я не собиралась с ней разделываться! – заявила я.
– Тогда зачем догоняли? – не унимался он.
– Хотела разобраться, почему она меня оскорбила и назвала проституткой.
– Разобраться, это значит, наказать? – зашел Максимович с другой стороны.
– Почему вы все время пытаетесь сделать из меня монстра! – возмутилась я.
– Ну, на монстра вы совсем не походите, – успокоил он.
– Это комплимент?
– Не отвлекайтесь! – попросил Максимович.
– Наташка поднялась, когда я была уже наверху, – вспоминала я. И тут меня осенило: – Кстати! Вот вам и доказательство того, что я не собиралась сводить с ней счеты! Она внизу еще лифт ждала, и мне можно было с ней поехать.
– Нет, – протянул следователь. – Это как раз указывает на вашу неприязнь к ней. Вы не захотели войти с ней в одну кабину.
– Хорошо, – сдалась я. – В общем, когда я встретила ее наверху, у нас скандал возник…
– Продолжился, – поправил Максимович.
– Пусть будет по-вашему, – снова согласилась я. – Мы продолжили ругаться. Хотя я совсем не хотела этого.
– А чего вы хотели?
– Я же говорю, хотела попасть домой, чтобы забрать банковскую карту!
– Дальше что?