Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет
Никто не стал выяснять обстоятельств вчерашнего происшествия, так что было очень мало надежды выследить злоумышленника. Казалось, Филипп забыл о своем испуге; можно выбросить из головы инцидент. Жизнь вошла в свою обычную колею, если не считать нетерпеливого ожидания пасхального бала, который стал постоянной темой возбужденных разговоров прислуги. Это празднество много лет устраивалось в Вальми на первый день Пасхи. Миссис Седдон и Берта, часто посещавшие мои владения, простирающиеся до детской, захлебываясь от удовольствия рассказывали о прошлых днях, когда весь замок Вальми сиял праздничным убранством.
— Цветы, — восклицала Берта, принявшая как нечто естественное мой беглый французский язык, — и кругом лампы. Целые гирлянды ламп, даже по обе стороны дороги и до самого моста. И еще — подсветка в бассейне, пускают большой фонтан, а на реке плавучие огоньки, прямо как водяные лилии. — Она оставляла на минуту пылесос, с легкой грустью глядя на меня. — Ну конечно, сейчас все не так грандиозно, как было когда-то. Моя мама рассказывала о том времени, когда старый граф был еще жив; говорили, он просто катался в деньгах, как сыр в масле, но, разумеется, сейчас все по-другому, верно? Но все равно это будет замечательно. Некоторые говорят, что не стоило бы так уж веселиться и плясать на эту Пасху, раз господин граф и госпожа графиня погибли в прошлом году, но я всегда говорю: кто умер, тот умер, упокой Господи их души, — тут она быстро перекрестилась, — а кто жив, должен жить дальше. Мне не хотелось бы показаться бессердечной, мисс, но вы понимаете, что я имею в виду.
— Конечно.
— Во всяком случае, мадам говорит, что это будет небольшой семейный вечер, — от таких слов глаза могут вылезти на лоб, как говорится... извините за выражение, мисс. Но... — Лицо Берты просветлело и, взяв медный поднос, который она начала с силой тереть, она добавила: — Но мы-то потанцуем всласть, как всегда.
— У вас тоже будет праздник?
— О, конечно! Вся прислуга и арендаторы. На следующий день после бала в замке, во вторник, там внизу, в Субиру. Все пойдут.
Естественно, слова Берты заставили меня гадать, куда меня пригласят, но мадам де Вальми скоро дала понять, что на этот раз я буду находиться среди сливок общества... и я разделила со всеми чувство радостного ожидания, несколько омрачавшееся тем, что у меня не было вечернего платья.
Однако мне не пришлось долго беспокоиться по этому поводу. В том, что касается туалетов, я настоящая француженка и сэкономила большую часть жалованья за последние недели — мне попросту нечего было с ним делать. Я нисколько не сомневалась, что смогу сама соорудить себе что-нибудь симпатичное, хотя мое платье могло и не выдержать сравнения с изделиями Бальмена и Флоримона, которые, по всей вероятности, будут в изобилии представлены на балу. Очень приятно будет даже просто посидеть и посмотреть на танцующих, успокаивала я себя, отгоняя несбыточное видение — себя в пышном бальном туалете, танцующую с Раулем де Вальми в пустом зале размером с Букингемский дворец. Во всяком случае, это не будет «скромненько, но со вкусом» (мне на ум постоянно приходила мысль о жалком гардеробе Джен Эйр и вспоминался насмешливый взгляд Леона де Вальми). Я пока что не дошла до того, чтобы носить бомбазиновые платья (интересно все-таки, что такое бомбазин).
Через три дня после того, как неизвестный злоумышленник стрелял в Филиппа, у меня были свободные полдня, и я поехала в Тонон с дневным автобусом, чтобы подобрать материал и фасон для вечернего платья. Я сомневалась, что найду что-нибудь подходящее в таком маленьком городке, как Тонон, а покупать платья в Женеве и Эвиане было мне не по карману. Я ходила по магазинам, искала что-нибудь красивое и не очень дорогое, и наконец мои старания были вознаграждены: нашелся отрез красивого белого итальянского материала, затканного тонкими серебристыми нитями. Цену его продавщица назвала «бросовой», хотя она представляла значительную часть моих сбережений. Поборов свою французскую бережливость, я решительно выложила на прилавок деньги, потом, прижимая к себе пакет, вышла из дверей магазинчика на улицу, овеваемую влажным весенним ветром.
Было уже почти пять часов; стояла хмурая погода, как часто бывает в апреле, вот-вот мог начаться дождь, дул порывистый теплый ветер. Утром лило как из ведpa, а сейчас запоздавшие косые лучи заходящего солнца скользили по блестящим мокрым крышам домов и бледным золотом чертили силуэты распустившихся каштанов на фоне жемчужно-серого неба. Окна многих магазинов были уже освещены, сверкающие витрины бакалейных и мясных лавок бросали багровые и оранжевые отсветы на влажные тротуары. Над цветочным киоском, где Рауль купил мне фрезии, горел неровным пламенем свистящий, раздуваемый ветром газовый рожок. Он казался то длинной змеей сверкающего голубого огня, то свернутым крылом темно-синего и сернисто-желтого цвета. Шины проезжающих машин мягко шуршали по непросохшему асфальту. Кое-где среди веток каштанов уже горели ранние уличные фонари.
Я умирала от желания выпить чашку чаю. Но тут моя проклятая бережливость, без сомнения уязвленная недавней покупкой, взбунтовалась, напомнив мне о нескольких франках разницы в цене чая и кофе. В «Чайном салоне», наверное, все очень дорого, а кофе или аперитив будут здесь гораздо лучшего качества и вдвое дешевле.
Оставив мечту о чае, я перешла через площадь и направилась к ресторану, где стеклянная перегородка предохраняла стоящие на тротуаре столики от порывов ветра.
Когда я ступила на тротуар и выбирала столик, кто-то сказал неуверенно у меня за спиной: — Мисс Мартин?
Я удивленно обернулась, так как голос определенно принадлежал англичанину. Это был светловолосый молодой человек, которого я встретила в Субиру. На нем было шерстяное пальто и толстый шарф. Густые волосы растрепались от ветра. Я забыла, что он такой крупный. Он производил впечатление застенчивого медведя «вот такой вышины», как сказал бы Филипп.
— Вы меня помните? Мы встречались в Субиру, — спросил молодой человек в пальто.
— Конечно, я вас помню, мистер Блейк. — Я хотела добавить, что вряд ли могла бы забыть его — единственного английского ягненка среди французских тигров. Но это, наверное, было бы нетактично. — Надеюсь, вам не пришлось пользоваться бинтами и прочими вещами, которые вы тогда купили?
Он улыбнулся:
— Пока нет. Но возможно, придется на днях. Вы... вы хотели зайти сюда, чтобы выпить что-нибудь? Я подумал... можно мне... я был бы страшно рад, если бы вы...
Я пришла ему на помощь:
— Большое спасибо. Мне очень приятно. Может, сядем здесь: отсюда все хорошо видно.
Мы уселись за столик у самой перегородки, и он на ужасном французском языке заказал кофе. Когда нам его принесли, он посмотрел на меня с видом победителя. Я засмеялась:
— Вы делаете успехи, мистер Блейк.
— Правда? Но, откровенно говоря, когда заказываешь только кофе, трудно ошибиться.
— А как сегодня ваши покупки?
— Все в порядке. В Тононе всегда можно найти человека, который говорит по-английски. И кроме того, — бесхитростно сказал он, — здесь дешевле. Я обычно покупаю все на рынке. Мне немного нужно.
— Вы живете сейчас наверху, в вашей хижине?
— Пока да. Иногда я ночую в Субиру, там и обедаю, но мне нравится в горах. Удобно работать, и могу приходить, уходить и есть в любое время, когда захочу.
Я не смогла противиться искушению и представила себе его свернувшимся на соломенной подстилке с орехами в кармане, похожего на медведя, залегшего зимой в спячку. Медведь... Я вдруг вспомнила о Филиппе и спросила:
— Кто-нибудь может спуститься с вашей стороны в Вальми с ружьем?
— Только по приглашению. Кажется, осенью здесь устраивают охоту.
— Нет, я говорю не об этом. Может лесник или кто-нибудь другой пойти в лес с ружьем, охотиться на лисиц или оленей?
— Господи, конечно нет. А в чем дело?
Я довольно подробно рассказала ему, что случилось во вторник. Он очень внимательно слушал и в конце моего рассказа, утратив застенчивость, стал похож на рассвирепевшего медведя.
— Ужасно! Бедный ребенок. Это было для него страшным шоком, да и для вас тоже. В лучшем случае это преступная неосторожность! И вы говорите, они не нашли мерзавца?
— Пока что никто не признался, хотя известно, что Филипп даже не ранен. Но это легко понять: можно потерять работу, а в здешних местах найти ее не так-то легко.
— Верно.
— Более того, — добавила я, — когда мсье де Вальми отправил нескольких человек на место происшествия, оказалось, что пулю уже извлекли из дерева.
Он свистнул.
— Очень предусмотрительно, а?
— Очень. Понимаете, что это означает? Людей послали на поиски сразу же после того, как мы с Филиппом вернулись домой. Значит, во-первых, тот человек знал, что случилось, а во-вторых, он вовсе не сбежал. Должно быть, притаился где-нибудь поблизости и дожидался, пока мы с Филиппом уйдем, а потом быстро спустился, чтобы убрать улику. — Я посмотрела на Блейка. — Страшно подумать, что он сидел за деревом и наблюдал за нами.
