Барбара Вуд - Мираж черной пустыни
В Кении эта фамилия была больше, чем просто фамилия. Дебора видела выражения на лицах молодых африканцев — служащих отеля, когда она назвала им свое имя. Все было как всегда: сначала быстрый испуганный взгляд, затем секундное немигающее воззрение, а следом неизбежная отчужденность и натянутая улыбка, за которой прятались ненависть и презрение за совершенные семьей Тривертонов иные деяния. Дебора с детства привыкла к подобным взглядам, поэтому не очень-то удивилась, поймав их на себе сейчас.
Было время, когда фамилия Тривертон боготворилась в Кении. Отель Деборы стоял недалеко от широкой улицы, некогда носившей имя лорда Тривертона. Сегодня эта улица называлась улицей Джозефа Гичеру, в честь кикую, мученически погибшего за независимость Кении. По дороге в отель Дебора проехала мимо школы, которая когда-то тоже носила имя Тривертонов. Сейчас же она увидела новый указатель: «Школа имени Мамы Вонджиру».
«Они словно пытаются стереть с лица земли память о нашей семье», — подумала Дебора.
Но как бы они ни старались «кенианизировать» эту страну — Дебора была уверена в этом на сто процентов, — им не удастся вычеркнуть Тривертонов из ее истории и памяти. Они были частью ее души, частью ее судьбы. Миссия, где лежала сейчас умирающая Мама Вачера, называлась миссией Нашей леди Грейс.
Католические сестры дали миссии это имя много лет назад, когда получили ее от тети Деборы. До этого она называлась просто миссией Грейс в честь Грейс Тривертон, которая была одной из первых, кто основал в Кении институт общедоступной медицины.
Доктор Грейс Тривертон, человек-легенда не меньшего масштаба, чем ее великолепный брат-граф, создала эту миссию шестьдесят восемь лет назад на пустырях Центральной провинции. Эта женщина заменила Деборе ее настоящую мать; поэтому она часто приходила к ней на могилу и делилась с ней секретами, поселившимися в ее сердце. Тетя Грейс прошла через все это. Дебора знала: тетя была участницей и свидетельницей каждого триумфа и каждого позора семьи Тривертонов, видела взлеты и падения Кении.
Девушка касалась разложенных на кровати вещей, испытывая почти благоговейный страх. Фотографии… Она едва помнила, кто были люди, запечатленные на них. Вот Кристофер, совсем юный. Жаль, нет снимка, где он повзрослее. Письма… Дебора помнила из них только несколько ужасающих строк. И наконец, дневник… Это было все, что осталось ей от тети Грейс.
Дебора ни разу не читала этот дневник. Когда Грейс умерла, девушка была настолько подавлена случившимся, что не нашла в себе сил открыть его; потом, желая забыть о своей семье и своем прошлом, убрала его подальше.
Она взяла дневник в руки.
Ей показалось, что от дневника исходит энергия. Тривертоны! Окружающие видели в них красивых, невероятно богатых людей, членов высшего общества, лучших игроков в поло, первых поселенцев в Восточной Африке. И мало кто знал, что внутри своего клана они были истерзаны многочисленными секретами, болезнью несчастного мальчика, навлекшей на семью позор, сенсационным судебным разбирательством, о котором написали все газеты мира, запрещенными Любовями и страстями и ужасными тайнами, — ходили слухи даже о жертвоприношении и убийстве.
И суевериями — Мамой Вачерой и ее проклятием.
«Кристофер, — подумала Дебора. — Мой милый добрый Кристофер. Стали ли и мы с тобой жертвами рока семьи Тривертонов?»
Дебора распечатала конверт и вынула из него семь фотографий. Верхняя была сделана в 1963 году, прямо перед объявлением независимости Кении и концом света, как называла это время Дебора. Это был групповой снимок, снятый стареньким фотоаппаратом, на котором четверка детей выстроилась в шеренгу по росту: самый высокий и старший из детей — Кристофер, ему одиннадцать. Рядом с ним его младшая сестра, восьмилетняя Сара, одногодка Деборы, затем посередине сама Дебора. Последним стоял десятилетний Терри Дональд, крепкий мальчуган в брюках и рубашке цвета хаки.
Дебора затуманенным от слез взглядом всматривалась в улыбающиеся лица. Четверка стоявших посреди коз и цыплят босоногих ребят, грязных и счастливых, внешне абсолютно беззаботных, ничего не подозревающих о тех переменах, которые вот-вот обрушатся на них и уничтожат их мир. Двое африканцев, двое белых, а вместе — четверка неразлучных друзей.
«Сара, моя лучшая подружка, — с грустью подумала Дебора. — Мы вместе росли, вместе играли в куклы, вместе открывали для себя мальчишек». Сара, чернокожая красавица, всегда делилась с Деборой своими мечтами. Они были близки словно сестры, вместе строили планы на будущее, и все для того, чтобы быть разлученными какой-то старухой-знахаркой. Что стало с Сарой? В Кении ли она еще?
Дебора взяла другую фотографию. На ней была изображена тетя Грейс, заснятая в 1930-е годы. Глядя на миловидное овальное лицо, улыбку, слегка завитые волосы, светящиеся вокруг головы, словно нимб, Дебора не могла поверить в то, что Грейс Тривертон нередко обвиняли в мужеподобии. Эта удивительная женщина стала известной благодаря не только открытию миссии, но и другому достижению: она написала книгу под названием «Когда ты обязан быть врачом». Изданная впервые пятьдесят восемь лет назад и периодически дополняемая и перерабатываемая, эта книга стала одной из самых востребованных и широко используемых руководств по медицине в странах третьего мира.
На следующем снимке красивый темноволосый мужчина сидел на пони для игры в поло. Валентин, граф Тривертон, дедушка Деборы, — человек, которого она никогда не знала. Даже на этой маленькой фотографии со слегка смещенным в сторону фокусом Дебора видела то, что видели другие люди: невероятно привлекательного мужчину, похожего на актера Лоуренса Оливье. На обратной стороне было написано: «Июль 1928, день, когда мы обедали с Его Королевским Высочеством, принцем Эдуардом, принцем Уэльским».
На четвертой фотографии не было ни даты, ни поясняющей надписи, но Дебора знала, что на ней запечатлена леди Роуз, графиня Тривертон. Снимок как будто был сделан скрытой камерой: Роуз смотрела через плечо удивленно и растерянно. По фотографии сложно было определить возраст женщины: белое кисейное платье простенького покроя, беззаботно лежащий на плече белый зонтик от солнца, по-девичьи распущенные по плечам волосы. Несмотря на все это, на момент снимка ей, очевидно, было около тридцати. Внимание Деборы привлекли глаза женщины: в них застыло какое-то страдание, странная меланхолия, заставляющая людей гадать о том, какое горе постигло эту женщину.
Дебора не могла заставить себя взглянуть на три последние фотографии. Комната стала заполняться призраками, хотя некоторые из них были призраками живых людей.
